Вселенной или в какой-то её эмуляции, можно очень простым способом, о котором Типлер не упомянул. Или не знал. Или не придал значения.
— Мы должны быть вместе, — сказала Ира. — Здесь и сейчас. Я не могу жить только памятью. Всё время вспоминать, как мы с тобой прожили полвека. И видеться тайком, будто нам семнадцать, а не тридцать пять.
— Понимаешь, — сказал я. — Если мы живём не в настоящей Вселенной, а в её эмуляции…
— Мне всё равно! — воскликнула она. — Я люблю тебя! Я не хочу всю жизнь вспоминать, как нам было… могло быть хорошо. Я хочу быть с тобой. Как была с тобой всю жизнь.
Целовались мы долго, я не мог прийти в себя, но, в конце концов, всё-таки сказал:
— Давай не будем торопиться с решением, хорошо? Я хочу сначала получить доказательство того, что мы живём в эмуляции. Что Вселенная эволюцию закончила и пришла к конечной остановке в точке Омега.
— Ты всегда был нерешительным тюфяком, — с лёгким презрением в голосе сказала Ира. — Всю жизнь мне приходилось важные для семьи решения принимать самой.
— Я не могу так сразу… — пробормотал я. — Сын…
— У нас будут свои дети, — Ира посмотрела на меня в упор. — Помнишь, как у нас получилась Женечка?
Мы ещё ни разу не были вместе, нам не довелось хотя бы остаться наедине в более или менее замкнутом пространстве. Но нашу первую брачную ночь я помнил тоже, разве такое забывается?
— Я хочу знать, на каком мы свете, — упрямо сказал я. — Если мы живём в эмуляции…
— То что? Мы менее реальны? Ты только что меня целовал. Думаешь, я призрак?
— Конечно, нет! — воскликнул я. — Эмуляция так же реальна, как реальность, которую она воспроизводит. Те же атомы, поля, частицы, те же законы физики, только собран этот мир, как огромная мозаика. Он не развивался миллиарды лет. Он возник, когда мы осознали себя, понимаешь?
— Какая? Мне? Разница? — выделяя каждое слово, произнесла Ира.
— Ну как же! Если мы в эмуляции, то есть способ — физический, простой, он обязан быть простым! — перейти от одной эмуляции к другой. К той, где мы вместе, где всё у нас иначе!
— И там, — Ира посмотрела мне в глаза, — мы будем помнить тот мир, где мы уже умерли, и этот, где ты оставишь ничего не подозревающую Лилю с ребёнком на руках? Просто однажды исчезнешь из её жизни?
— Э… Нет, наверно, — я не подумал об этом. — Если мы с тобой перейдём в другую эмуляцию, то и Лиля окажется в другой, той, где она меня вообще не встретила.
— И с памятью о том, как была с тобой и родила тебе сына?
— Не знаю, — я действительно не знал этого.
— Тебе проще придумать, как сбежать в другую вселенную, чем сложить вещи в чемодан и уйти ко мне?
— Не в другую, — возразил я. — Это та же Вселенная, единственная, только в финальной стадии перед схлопыванием…
— Пойдём. — Ира поднялась со скамейки и поправила причёску. — Я тебя знаю. Ты нерешителен, как кролик, но упрям, как тысяча хаморим.
Почему она сказала «ослы» на иврите, которого здесь знать не могла?
— Сколько времени нужно тебе, чтобы найти доказательства?
Я прикинул. Прочитать подборки Astrophysical Journal за последний год, чтобы найти нужные ссылки. Отыскать первоисточники и разобраться в наблюдательных данных. Выписать и получить из Москвы недостающие журналы. Возможно, придётся съездить в командировку, покопаться в каталогах Ленинки и в шкафах Института научно-технической информации. И ещё я хотел узнать, действительно ли в Нью- Орлеане работает физик по имени Фрэнк Типлер.
— Думаю, — вздохнул я, — месяца хватит.
Скорее всего, я и за два не управлюсь.
— Значит, — отрезала Ира, — до семнадцатого июня ты не будешь мне звонить, не будешь пытаться меня увидеть, а я, если увижу тебя, перейду на другую сторону улицы.
В отличие от меня, она всегда отличалась решительным характером.
— Семнадцатого мы встретимся в холле утром, и ты сообщаешь мне, что собрал чемодан.
Или что нашёл способ оказаться в другой эмуляции, где мне не нужно собирать этот проклятый чемодан.
— Хорошо, — согласился я, поскольку другой ответ был невозможен.
Ира поцеловала меня в щёку и пошла к метро. Я не стал её догонять, помнил, что это бессмысленно: что-то для себя решив, Ира поступала так, как считала правильным, не думая о последствиях.
Из таксофона я позвонил домой и сказал Лиле, что заеду минут через двадцать, и мы втроём (если она не занята по дому) отправимся на бульвар, поскольку я обещал Вовочке…
— У Лёвы потолок ещё не обвалился? — ледяным тоном спросила Лиля, но, смягчившись, сказала: — Молодец, что быстро освободился. Мы будем готовы.
Конечно, я не управился за месяц. Я бы и за всю оставшуюся жизнь не управился, если бы не Ира. Точнее — её отсутствие. Первые несколько дней я выдерживал условия соглашения — не звонил, не поджидал. Но не вспоминать было невозможно. Через неделю я стоял, как уже стало привычкой, в холле Академии, но Иры не было — ни в девять, ни в десять, ни в одиннадцать. И после работы она не выходила. Я позвонил ей домой, трубку поднял отец, я спросил Иру, и он прервал разговор, не сказав ни слова. На работе Ира не появлялась — я узнал это, пристав с вопросом к Наиле, секретарше директора. «Её нет», — конспирологическим тоном сказала Наиля. «А когда…» — «Не знаю, не могу говорить об этом». Отбой. Так не знает или не может говорить?
Я попросил Лёву позвонить и подежурить в холле вместо меня. Лёвин голос домашние Иры не знали, а сама она могла не обратить на Лёву внимания, поскольку от меня, а не от Лёвы, скрывалась.
Результат оказался нулевым. Ира осталась в моей памяти, оттуда ей некуда было деться, и по ночам, лёжа рядом с Лилей, я вспоминал, как мы с Ирой ездили в круиз по Средиземному морю — Кипр, Санторин, Родос. Было это незадолго до того, как закрылся «Хасид»… когда же… да, в две тысячи четвёртом, несчастливый оказался год, лучше не вспоминать.
Что до моих попыток разобраться в устройстве мироздания, то, как я и ожидал, это было легче сказать, чем сделать. Можно убедить себя, что окружающий мир — реальность, специально сложенная из атомов, частиц и полей вселенской счётно-решающей машиной. Если так, то между мириадами эмуляций существует связь, физическая суть которой мне непонятна, Типлер об этом не писал или я не запомнил. Допустим, такая связь существует. И что? Нужно произнести заклинание, чтобы попасть в другую эмуляцию? Совершить некое действие? Поставить эксперимент? Возможно ли в принципе перемещение между эмуляциями? Между одним «я» и другим?
Я был уверен (не знаю почему), что не вдруг, не случайно вспомнил свою жизнь. И Ира не случайно вспомнила свою. Могло это быть ошибкой в программе «вселенского компьютера» Точки Омега? Почему нет? В любой искусственной конструкции, в работе любого конечного автомата, как бы сложен он ни был, может произойти сбой: что-то где-то неправильно переключилось, атомы соединились не в той последовательности… и я вспомнил… а мог прожить эту мою жизнь, не помня ту.
Я знал, что не мог. Это была аксиома. Знание, не требовавшее доказательств. То, что произошло, было спланировано. Судьбой? Я не был фаталистом, не верил в судьбу, карму и предопределение. Выбор есть всегда. Ощутив себя в мире, который то ли был создан Точкой Омега, то ли реально существовал в результате Большого взрыва, я прекрасно понимал, что и память моя, и Ира, и наши отношения, и моё обещание во всём разобраться — элементы предоставленного мне выбора. Предоставленного — кем? Никем — мы сами создаём ситуации выбора. Мы создаём возможность выбора в любой ситуации.
В библиотеке Академии я просмотрел последние номера астрономических журналов за каждый год последнего десятилетия. Обнаружил восемнадцать работ (мало, я ожидал, что будет больше), касавшихся несоответствий в определениях масс скоплений.
Я впустил в своё сознание то, что понял, прочитав первую статью из списка: никто из наблюдателей
