образовавшуюся пустоту, уж очень болело. Потом Артем убрал бутылку в холодильник и, закрывая дверцу, машинально взял с тарелки кусок ветчины. Жуя, направился к двери. «А до горячего так и не дошло…» – мелькнула в голове мысль.
Хотя… Почему не дошло? Куда уж горячее! Поднимаясь по лестнице, Артем услышал мужские голоса. Грушин и Сид разговаривали на крохотном пятачке перед лестницей. На третьем этаже. Разговор шел на повышенных тонах. Артем невольно прислушался.
– А я скажу, кто убил Киру. И почему.
Он вздрогнул. Нет, самое разумное, это сесть сейчас всем за стол переговоров и совместными усилиями выработать версию сегодняшних событий. Договориться. Допустим, против Борисюка. Лучшей кандидатуры не найти. А если кто-то за счет Валентина решит свою проблему, так что ж? Везет сильнейшим. Сегодня кому-то повезло.
И Артем решительно зашагал вверх по лестнице. Кто-то шел ему навстречу. Они столкнулись аккурат на площадке второго этажа. Грушин пристально взглянул на родственника. И почувствовал запах водки. Тут же подумал: Артем выпил еще. Это хорошо! Перебрав, он теряет над собой контроль. А пистолет, скорее всего, на кухне. Потому что водку Артем мог взять только в холодильнике. Ну что ж…
– Грушин, ты готов? – спросил Реутов.
– Готов к чему?
– Раскрыть карты?
– Готов, готов, – ответил Сид, шедший следом за хозяином дома, и легонько подтолкнул того в спину. Потом вполголоса, обращаясь к Артему: – Думаю, надо договориться.
– Договориться, – эхом откликнулся Реутов. Фразу оба произнесли почти одновременно.
– А этот? – Сид кивнул на Грушина.
– Этот сейчас расскажет все.
Артем подошел к двери каминного зала, распахнув ее одним рывком. Нависшая над Ингой Прасковья Федоровна невольно вскрикнула. И распрямилась.
– Что здесь происходит? – удивленно спросил Артем.
– Ничего. Я просто хотела сказать на ушко этой девушке нечто, что мне поведал наш убийца, – весело объяснила Прасковья Федоровна, отходя от Инги.
– Но ведь, кроме вас двоих, здесь никого нет! – воскликнул Артем.
– Это вы так думаете. А привидения?
– Вы ненормальная или прикидываетесь?
– Я просто романтическая особа с богатым воображением!
– Да уж! – покачал головой Грушин. – Да еще с каким богатым!
– Итак, – начал Артем, подходя к столу. – Сейчас мы выслушаем Даниила Эдуардовича и примем совместное решение. О том, что следует говорить и чего не следует. Потом мы вызовем полицию. Грушин, начинай. Я весь – внимание. Остальные тоже.
Сид кивнул и направился к своему месту рядом с женой. Прасковья Федоровна отчего-то разволновалась. И жалобно сказала, обращаясь к хозяину дома:
– Неужели вы откроете
Инга сидела в оцепенении. Скользнув по ней взглядом, Даниил Грушин ответил:
– О нет! Не сразу! Сначала я поведаю вам печальную историю Валентина Борисюка. И шофера Вани Смирнова. Надо завершить это расклад. Итак…Пики: последняя карта
Итак. Валентин Борисюк, которого заперли в ванной комнате, не стал играть в графа Монте-Кристо. То есть не кинулся к бритвенным приборам, чтобы перерезать брючный ремень и освободить руки. Разум подсказывал ему, что это бессмысленно.
Бежать? Куда? От себя не убежишь. До Валентина наконец-то дошел смысл фразы: «за все надо платить». Однажды в разговоре с симпатичной девушкой Валентин, бахвалясь, сказал, что с такими талантами, как у него, с такими знаниями, дипломами и предприимчивостью он застрахован от всех неприятностей в жизни. Мол, всегда заработает на то, чтобы черную работу за него выполняли другие. И не обязательно уметь клеить обои, забивать гвозди и менять свечи в карбюраторе личного автомобиля. Надо только иметь деньги, чтобы за все это платить.
В самом деле Валентин не знал, что такое трудности. Все в его жизни шло гладко. Нет, пришлось, конечно, потрудиться на ниве образования. Но Валентин точно так же, как и его родители, верил, что диплом – панацея от всех бед.
Его мама работала бухгалтером на крупном предприятии. Тихо, скромно. Не высовывалась, о должности главбуха не мечтала, без пяти шесть выбиралась из-за стола, забирала из холодильника сумки с продуктами и шла на проходную.
Отец всю жизнь шоферил. Не в таксопарке, потому что тоже не любил высовываться и не гнался за длинным рублем, а за баранкой рейсового автобуса. Голосующих не подбирал, опасался, вечерами не калымил, в авантюры не пускался. Оба родителя зарабатывали нормально, но тем не менее всю жизнь ругались из-за денег. Зарплата бухгалтера была меньше зарплаты шофера, и отец постоянно упрекал в этом мать. И вел скрупулезный подсчет: сколько жена осталась ему должна за годы совместного ведения хозяйства.
Говорят, что супруги, долгое время прожившие вместе, становятся похожими друг на друга. Глядя на своих родителей, Валентин не уставал удивляться их сходству. Хотя у мамы были темные волосы, а у отца светлые. И глаза разные: у матери карие, у отца голубые, у нее большие, у него, напротив, маленькие. И ростом мама была по плечо отцу. Но они говорили одинаковые фразы, одинаково наклоняли голову к правому плечу, прежде чем сказать что-то значительное, одинаково улыбались, и вообще возникало ощущение, что они брат и сестра, а не муж и жена. Тем более что родители спали на разных кроватях, и Валентин не помнил, чтобы отец обнял мать, поцеловал ее нежно или каким-то образом проявил свои чувства к ней.
Официально они были в разводе. Но жили вместе. При сносе старой пятиэтажки расчетливая мать Валентина предложила мужу развестись, чтобы взамен одной квартиры дали две. Отец с радостью согласился. Выгодная сделка! Так и вышло. Борисюки получили две новые большие квартиры, но в Зеленограде. Времена менялись, и хорошо, что Борисюки успели вскочить на подножку уходящего поезда: провернуть дело с фиктивным разводом. В одну квартиру переехал двадцатилетний сын, в другую бывшие супруги. Расписываться вновь они не стали. Ни к чему. Официально оба были совершенно свободны, но словно невидимые цепи приковывали их друг к другу. Они и ругались как-то скучно, будто по необходимости. И так же, как друг без друга, не могли прожить без этой ругани ни дня.
Сколько Валентин себя помнил, отец рассказывал за столом шоферские байки. И хвастался тем, что ни разу за всю свою водительскую жизнь не попал в серьезную историю. Под словами «серьезная история» подразумевалось непоправимое: наезд. Сбить человека – вот что было для отца самым ужасным.
– Вот, сынок, мой напарник. Вовремя не затормозил – и пять лет! Сначала суд, потом Серега отправился на поселение. Хотя по трезвому делу это случилось, и мужик чуть ли не сам под колеса кинулся. Смягчающие обстоятельства, и только-то. Адвоката наняли хорошего. Красиво говорил! А все одно: пять лет. Я на суде- то был. Хлебнул Серега, что там говорить! Тюрьма, она не сахар. Сидел на скамье подсудимых – краше в гроб кладут! Чего там с ним делали, в камере, кто его знает? Всякое рассказывают. Да-а… Не приведи бог… – Отец тихонько вздыхал и добавлял: – А уж если скрылся с места происшествия – вообще труба! А еще случай был…
И он заводил очередную шоферскую байку. Мать суетилась, меняя тарелки и гремя сковородами, и ожидала момента, чтобы вставить слово.
Так же как отец любил рассказывать шоферские истории, так она приносила домой сплетни о коллегах по работе, их родственниках и знакомых. Преимущественно о бухгалтерах. Мол, тот-то заработал кучу денег на частной фирме. И сел. Та дослужилась до главбуха. И пошла под суд. А ее племянник хотел удрать за границу и с деньгами. Не вышло. Сел аж на десять лет! И так далее. И тому подобное. Всяких там ИП, ООО, ТОО и т. д. мать боялась как огня.
– Нет уж. Я на своем заводе досижу до пенсии, тихо, спокойно. Пенсию мне должны положить хорошую, потому как зарплату нам прибавили. И еще прибавят. И стаж у меня непрерывный. А частники – ну их! Сначала заплатят сверх меры, а потом за них сядешь.
– И правильно, – кивал отец. – Но все ж таки ты скажи: сколько в этом месяце принесешь? И квартплату надо бы поровну. И свет.
– Но ведь ты всю ночь телевизор смотришь! А я сплю!
– А ты готовишь. Электричество жжешь? Жжешь! Больше моего!
– Но я для двоих готовлю!
– А мне какая разница? Ты же у плиты стоишь!
И они начинали вяло переругиваться. Валентин давно к этому привык. И к тому, что родители работают все на том же месте и, несмотря на перемены в стране, жизнь свою менять не собираются. И искать престижную, высокооплачиваемую работу тоже.
Борисюки дали единственному сыну все, что могли. То есть все, что положено. Отдельную комнату, письменный стол, за которым можно делать уроки, качественное питание, а когда Валентину исполнилось восемь лет, купили ему пианино. Положено, чтобы ребенок не болтался после школы по улицам, а шел в какую-нибудь секцию. Или в студию. Или в музыкальную школу. И хотя у Валентина не было способностей к музыке, он честно отучился семь лет, научился разбирать ноты и даже вызубрил наизусть несколько популярных пьесок.
Унаследовав от матери способности к точным наукам, Валентин без труда поступил в технический вуз, где была военная кафедра, окончил его и стал искать работу. Жить он решил своим умом. Валентин собирался сделать карьеру, но не на государственной службе. Сменив несколько фирм, он оказался в итоге у Даниила Эдуардовича Грушина в должности менеджера по продажам. К тому времени Валентин окончил курсы английского языка, хорошо изучил компьютер.
