Истоки тоталитаризма

процессе 1938 г.: The great purge trial. N.Y., 1965). Однако все эти оценки, по-видимому, не дотягивают до действительных цифр. Они не учитывают жертв массовых казней, о которых ничего не было известно до тех пор, пока 'немецкие оккупационные силы не обнаружили массовое захоронение в городе Виннице, содержащее тела тысяч казненных в 1937 и 1938 гг.' (см.: Armstrong J. A. The politics of totalitarianism: The Communist Party of the Soviet Union from 1934 to the present. N.Y., 1961. P. 65 ff.). Нет нужды говорить о том, что это недавнее открытие дает еще больше оснований, чем это было прежде, рассматривать нацистскую и большевистскую системы как варианты одной и той же модели. То, в какой мере массовые убийства сталинской эпохи находятся в центре внимания нынешней оппозиции, наилучшим образом можно увидеть из материалов процесса Синявского и Даниэля. Ключевые материалы этого процесса были опубликованы 'New York Times Magazine' в номере от 17 апреля 1966 г., который я и цитировала.

6

Tucker R. С. Op. cit. P. XVII–XVIII.

7

Сталин И. В. Соч. Т. 13. С. 347. Абдурахман Авторханов (в работе 'Царствование Сталина', опубликованной под псевдонимом Уралов в Лондоне в 1953 г.) говорит о тайном совещании Центрального Комитета партии, состоявшемся в 1936 г. после первых показательных процессов, где Бухарин будто бы обвинил Сталина в превращении партии Ленина в полицейское государство и был поддержан двумя третями членов ЦК. Это сообщение, особенно в том, что касается мощной поддержки Бухарина в Центральном Комитете, не представляется достоверным. Но даже если оно достоверно, тот факт, что это совещание состоялось в разгар Большой Чистки, свидетельствует не о наличии организованной оппозиции, а об обратном. Суть дела, как справедливо отмечает Файнсод, 'заключается в том, что массовое недовольство', особенно среди крестьян, было совершенно обычным явлением и что вплоть до 1928 г., 'до начала первого пятилетнего плана, забастовки… не были необычным явлением', однако подобные 'оппозиционные настроения никогда не фокусировались в какую-либо форму организационного вызова режиму', а к 1929 или 1930 г. 'исчезла всякая организационная альтернатива' (см.: Fainsod М. Ор. cit. Р. 449 ff.).

8

'Самое удивительное, — как замечает Файнсод, — заключается не столько в том, что партия победила, сколько в том, что ей вообще удалось выжить' (Op. cit. Р. 38).

9

Сообщение 1929 г. говорит о сильных антисемитских вспышках во время собрания (Ibid. Р. 49 ff.). Комсомольцы 'в зале молчали… Впечатление было такое, что они все согласны с антиеврейскими заявлениями' (Р. 445).

10

Все сообщения, относящиеся к 1926 г., показывают значительный 'спад числа контрреволюционных выступлений, что является своего рода свидетельством временного перемирия, которое режим заключил с крестьянством'. В сопоставлении с сообщениями 1926 г. сообщения, относящиеся к 1929–1930 гг., 'читаются как сводки с полыхающей передовой' (Р. 177).

11

Ibid. Р. 252 ff.

12

Ibid. Особенно см. Р. 240 ff. и 446 ff.

13

Ibid. Все эти высказывания взяты из сообщений ГПУ. См. особенно Р. 248 ff. Очень характерно, однако, что подобные замечания становятся гораздо более редкими после 1934 г., начала Большой Чистки.

14

Ibid. Р. 310.

15

Эту альтернативу обычно не замечают в литературе вследствие понятного, но исторически неправомерного убеждения в более или менее плавном развитии процесса перехода от Ленина к Сталину. Действительно, Сталин почти всегда говорил, пользуясь ленинской терминологией, так что иногда складывается впечатление, будто единственное различие между двумя этими людьми заключалось в грубости характера или 'паранойе' Сталина. Было ли это сознательной хитростью со стороны Сталина или нет, суть дела заключается, как справедливо отмечает Такер, в том, что 'Сталин наполнял эти старые ленинские понятия новым, отчетливо сталинским содержанием… Главной отличительной чертой было совершенно неленинское выделение заговора в качестве основного признака современной эпохи' (Op. cit. P. XVI).