Они ведь едят щенков, правда?

того, что мне станет обрывать телефон какой-то репортер, желающий все знать о нашем сверхсекретном мюонном проекте? Вот спасибо. Ты поместил меня в десятый круг ада!

— Вообще-то их всего девять.

— Ну, и что теперь я должен ему отвечать?

— Что ты не вправе об этом говорить. Это ведь — чистая правда, разве не так? Это строжайшая тайна. Мне что — составить для тебя шпаргалку по пунктам?

— Не надо! У меня даже в груди закололо, Жук.

— Я действительно считаю, что мы можем лишь нажиться на этом мюонном сценарии.

У Жука имелся четкий план: самосохранение — вот самое чистое из всех побуждений. Если Тирни из «Таймс» вычислит, что ему попросту наврали с три короба, то Жук неизбежно станет героем «очередной скользкой истории из жизни вашингтонских лоббистов», и совершенно не важно, на какой странице газеты ее напечатают.

Он сказал Чику:

— Ну, что бы там ни стояло за названием «Телец» — ты все-таки хочешь, чтобы это оставалось тайной, или нет?

— Конечно, хочу, — ответил Чик.

— Ну, тогда и скорми ему эти мюоны в качестве обманки.

Молчание.

— Не знаю, — осторожно сказал Чик. — Такие вещи могут ударить по нам же самим.

— Давай я подскажу тебе заголовок: Гигант аэрокосмической промышленности «Гроуппинг-Спрант», по слухам, разрабатывает сверхсекретную программу… — Тут Жук умолк.

— Я слушаю.

— Сверхсекретную программу…

— Я по-прежнему слушаю.

— Для нейтрализации китайской опорной сети связи. Почему бы нет?

Наступило длительное молчание.

Наконец Чик сказал:

— Боже мой, Жук, это-то как тебе удалось узнать?

Ага, ага.

— Да я ничего и не узнавал, — ответил Жук в кои-то веки правдиво. — Так, значит, это оно самое и есть, да?

Молчание.

— Телец, — продолжал Жук. — Это же такое созвездие. И оно в форме буквы V, да? Ну, и какая-нибудь система спутников, тоже выстроенных наподобие…

— Жук, я не собираюсь об этом говорить. Хватит. Господи!

— Что ж, — сказал Жук, — могу только гордиться моей родной старой командой. А у Пекина еще мурашки по спине побегут! Вот это да!

— Жук! Я не могу допустить, чтобы ты кукарекал об этом на всех углах, будто задиристый петух.

— Да я и не собираюсь никому рассказывать. Но разве мне хоть минутку нельзя погордиться нашей замечательной компанией?

— Ладно, давай подумаем, как быть с этой закавыкой. С этим Тирни. Что нам делать?

— Ты отвечаешь на его телефонный звонок. Можешь поздравить его с последней Пулитцеровской премией. Он получил ее за… — Жук вдруг вспомнил, за что — за разоблачение компании, генеральный директор которой в итоге угодил за решетку. — В общем, поздравишь его, и все. Ты же знаешь этих писак. Они любят, чтобы их гладили по шерстке. Говори немного взволнованно.

— Уж это-то будет нетрудно изобразить.

— Даешь ему понять, что ты вовсе не хотел отвечать на его звонок, но я убедил тебя в том, что выбора нет. Это ключевой момент. Запомнишь?

— Да, да. А дальше что?

— Когда он произнесет слово «Телец», изобрази испуганный шумный выдох, а потом скажи: «Господи, об этом я не могу говорить». А когда он упомянет о мюонах, то ничего не говори в течение десяти секунд. Отсчитай про себя: «Один-один-тысяча, два-один-тысяча…» А потом скажи: «Сэр, я, правда, не могу об этом говорить». И после этого кладешь трубку.

Чик задумчиво проговорил:

— Не знаю, получится ли, Жук. Я ведь инженер.

— Ну-ну, не надо себя недооценивать. Я же не раз видел, как ты отлично врешь. Ты сумеешь это сделать. А через сто лет про тебя будут сочинять баллады. Чик Девлин, отец мюонной бомбы. «Сядьте, дети, все в кружок, и послушайте… про человека по имени Девлин, который…»

— Перестань!

— Ну, не вешай нос! Ты же сам говорил — это поможет получить нужное финансирование. Тебе радоваться нужно! Когда слухи обо всем этом разойдутся, акционеры «Гроуппинга» очень даже обрадуются.

Чик вздохнул.

— Мне придется посвятить в это несколько человек. Но, пожалуй, использовать как обманку для отвода глаз, не так уж и плохо придумано.

— Ну, вот видишь, — сказал Жук.

— А этот твой роман? Я надеюсь, ты его не опубликуешь?

— Ну, Чик, а вот это уже нечестно.

— Жук!

— Я столько труда вложил в эту книгу. Может быть, это мой «Моби-Дик»!

— Жук, ты испытываешь мое терпение. Честное слово.

— Ну, как только эта история окажется на бумаге, то уже не важно, попадет ли она в мой роман. Черт возьми, наверное, критики даже будут пропесочивать меня за отсутствие фантазии! Так что если тут кто-то и проигрывает, так это я сам!

— Да ты самому дьяволу сумеешь зубы заговорить. Ладно, я подумаю.

— Уж подумай.

— Ну, а ты пока спрячь свой роман в несгораемый шкаф и запри на ключ.

— Знаешь, Чик, капелька благодарности с твоей стороны тут совсем не помешала бы.

— Благодарности?

— Я взбиваю для тебя целое море антикитайской ярости и в придачу предлагаю бесплатную рекламу, которая стоит миллиард долларов. А ты в ответ только и делаешь, что скулишь. Ну, прости меня. Прости за то, что сделал победный удар и принес команде очко. Да еще какое!

— Да перестань ты жалеть себя! Я же сказал: ты хорошо поработал. Я ничего плохого тебе не говорил. Но теперь эта штука сделалась сложнее и запутаннее, чем спецификация для нашего фазированного радара R2–20. Я до сих пор не уверен, что все тут понимаю. Этот твой небоскреб измышлений… за ним случайно не стоит твоя белокурая Ангелица Смерти?

— Нет. Она сейчас слишком занята тем, что доводит Пекин до падучей. Я с содроганием думаю о том, что когда-то эта женщина работала в Белом доме и в Пентагоне. Боже упаси, чтобы ее изящные накрашенные пальчики когда-нибудь приблизились к кнопке с надписью «пуск».

— Ладно, держи меня в курсе.

— Вас понял, командир. Макинтайр отключает связь.

Положив трубку, Жук издал долгий вздох облегчения. Он задумался о своей поразительной удаче — он все-таки правильно угадал, что такое этот «Телец»! Грандиозная программа. Старый добрый «Гроуппинг». Неудивительно, что Чик ничего не желал ему об этом говорить. Но самое главное — он умудрился как-то спасти свою шкуру от подступавшего огня.