Они ведь едят щенков, правда?

умеешь!

— Ну, попробуй найти в этом что-нибудь положительное. Например, теперь тебе не придется фотографироваться!

Молчание.

— Ты ведь говорила, что тебе нужно сделать кучу снимков? А ты терпеть не можешь фотографироваться! Мин? Детка? Ты меня слушаешь?

Нет, она его уже не слушала.

Он встал и направился к холодильнику. Воды. Нужно выпить воды. Он поглядел на свое отражение в зеркале. О-о! Небритый, нечесаный, с ввалившимися глазами и мутным взглядом… Это был его неопрятный двойник: мистер Хайд из поколения Х.

Внезапно Жук ощутил страшную усталость. Отдохнуть. Нужно… отдохнуть. Он чуть-чуть вздремнет, потом примет душ, выпьет кофе и допишет роман. Допишет… свою тетралогию «Армагеддон»! Ну, а Турок… пусть, пока автор спит, его бессознательное само решит — оставить Турка в живых или убить. И зашаркал к постели, будто пациент психиатрической клиники.

Он проснулся. Поглядел на цифровые часы. 9:07 — вечера. Он чувствовал себя так, словно, пока он спал, его забальзамировали для похорон. Он едва мог пошевелиться. Некоторое время он просто лежал, думая, что делать дальше, а потом вспомнил про звонок Минди.

Ему удалось выбраться из постели, доплестись до кухни и позвонить ей. По-видимому, его оправдания прозвучали убедительно, потому что она не выразила особого протеста, когда он сообщил, что приедет домой около полуночи.

Из машины он позвонил Энджел.

— Где ты был, черт возьми? Я тебе раз двадцать звонила. Ненавижу, когда ты отключаешь мобильный!

— Потом объясню.

— А ну-ка дуй сюда, голубчик, — да как можно живее. Вот оно — вершится! Китайцы протаранили тайваньское креветочное судно. Визит Фа отменен. Заседает Совет безопасности. Да-а-а-а!

— Ну да, а еще отменен Кубок Тан.

— И что? Кому какое дело?

— Эндж — она плачет.

— Ну, скажи ей, что она уже большая девочка, так что пусть утрется.

— Это некрасиво.

— Дорогой. Мир объят пламенем. И это мы поднесли спичку. Да, ее скачки отменили. Ну, скажи ей, что война — это ад.

— Уже говорил. Ладно, мне пора. Я сейчас в машине. Эти дороги…

— А куда ты едешь?

— Домой. Утешать жену. Как знать — она, чего доброго, может какой-нибудь чистящий раствор выпить.

— А как же я?

— Непохоже, что ты на грани самоубийства. Похоже, у тебя, наоборот, рот до ушей.

— Ну, я просто подумала, что ты мог бы разделить со мной этот потрясающий, поистине исторический миг. Я сейчас в «Военной комнате». В нашей «Военной комнате», дорогой. Тут все так наэлектризовано… Господи, кажется, протяни руку — и дотронешься до самой истории. Ах да, звонили из «Вашингтон пост». Там собираются делать про нас огромную статью.

— Про нас?

— Про Институт. Про меня. А может быть, и про тебя — если только ты перестанешь так по-глупому хорониться в тени. Ради бога, дорогой, выйди на сцену, поклонись зрителям. Ведь лет через сто о нас все будут говорить.

— Через сто лет — не беда. А сейчас — крупная неприятность.

Молчание.

— Ну и прекрасно. Езжай к Маффи. И угости ее кусочком сахара — от меня!

— Ее зовут Минди.

— Ладно, запишу куда-нибудь, — сказала Энджел и отрубила связь.

Жук уже собирался нажать на «отбой», как вдруг…

Глава 34 Пожалуйста, сэр, можно мне еще?

— Уолтер! Уолтер! До-ро-гой! Проснись-пробудись.

— М-м.

Жук раскрыл глаза и очутился непонятно где: там был только яркий свет и странные равномерные звуки. Биип… биип… биип… биип. Такое ощущение, что он находился под водой. И вместе с тем было приятно. Очень даже приятно. Он снова сомкнул веки.

— Уолтер! Ах, Уолтер.

Какой знакомый голос. Откуда он — из телевизора? Очень знакомый. Может, это женщина из утреннего шоу? Нет…

— Уолтер. Проснись.

Он почувствовал, как кто-то поглаживает его по руке. Снова открыл глаза. Всмотрелся. Моргнул. Сфокусировал взгляд.

Минди? Но что она делает в «военно-промышленном дуплексе»? Она же никогда туда не заглядывает. Ага, значит, Энджел. Он оглядел комнату. Нет, это совсем не «военно-промышленный дуплекс». Тогда где же он?

— До-ро-гой?

— Мин?

— Как ты себя чувствуешь?

— Мнгм.

— Ты в больнице.

В больнице? Почему в больнице? Не помню, чтобы я болел.

Да, это явно Мин. Она стоит возле его постели и гладит по руке. У его запястья — капельница. Капельница? Этого еще не хватало.

— Ты попал в аварию, дорогой. Ты сбил оленя. На машине.

Олень. Гм. Да. Говорил по телефону, а потом… громкий стук.

— Ты разговаривал, — сказала Минди. — Разговаривал несколько часов подряд. А кто такой Турок?

Он услышал слабый щелчок, и вдруг его целиком накрыла восхитительная волна тепла и счастья, словно поток чистого солнечного света. Боже, как чудесно. Если бы всегда было так чудесно. Гм. Ну, да — это морфий. Пожалуйста, сэр, можно еще? Да, Оливер Копперфильд[64].

Внезапно Жук открыл глаза. И с тревогой посмотрел на Минди.

— Турок! А что с ним? Он выбрался живым?

— Понятия не имею, — ответила Минди. — Я не знаю никакого Турка. Он что — из Турции? Ты непрерывно говорил о каком-то Турке и еще о какой-то Бетти Попрыгунье. Кто она?

— Бетти, — мечтательно улыбнулся Жук. — Она… у нее потрясающие… стати. Когда она выступает на параде и выпячивает грудь, то у нее едва не лопается форма. Ребятам это нравится. Но только не Турку. Нет-нет. Турок действует строго по инструкциям.

— Уолтер, — сказала Минди, — я не буду сердиться, обещаю. Но скажи — ты что, был в топлес-баре или где-то еще?

— Нет-нет, — рассмеялся Жук. — Нет, Бетти не ходит топлес. Она — не официантка, она —