вику быстро менял позицию.
Из воспоминаний В. Г. Федорова:
Зимой 1916—1917 гг. германские снайперы на левом берегу Серста в Румынии буквально не позволяли поднять полголовы не только из?за бруствера, но даже в отверстие замаскированного подбрустверного пулеметного гнезда.
Записки Сергея Мамонтова, Збручь:
Но и русские старались не оставаться в долгу:
По свидетельству майора Хескет–Притчарда, одного из организаторов снайперского движения, совершенно гладкие и ровные брустверы английских окопов давали возможность немцам замечать малейшее движение. Как отмечал много позже Педди Гриффит, мусор, выбрасываемый перед траншеями, позволял засечь их и мог помешать своим снайперам. Напротив, германские окопы были глубже, на них стояли листы гофрированного железа, стальные ящики, засыпанные землей, и кучи разноцветных мешков, ослеплявшие наблюдателей (но, вероятно, не артиллеристов, судя по замечанию выше). На испытаниях при последовательном выставлении искусственной головы над английским гладким и немецким окопом в течение 2—4 секунд число попаданий в том и другом случае относилось как 3: 1. Позднее немцы маскировали окопы ветошью или сеном. Несмотря на использование британской армией хаки, немцы легче обнаруживали англичан по чрезмерно большому и плоскому верху фуражки и быстро отличали офицеров по их «тонким ногам» — бриджам вместо солдатских шаровар. Только после тяжелых потерь, и то не везде, англичане отказались от старой системы брустверов, а также начали развешивать перед своими позициями как можно больше тряпок, отвлекавших внимание немецких снайперов, офицеры даже начинали носить ружья, чтобы ничем не выделяться внешне.
С началом мировой войны солдатам и полевой фортификации предстояли еще долгие годы войны и совершенствования. А ведь еще в 1908 г. по результатам Русско–японской войны отмечалось:
Оказалось, что колючая проволока могла защитить в тактическом отношении почти любую позицию. Поэтому проволочные заграждения опутали линии фронта, но далеко не сразу, а только к 1915 г. (т. е. в этом аспекте цитируемые выше мемуаристы точны в описаниях). Например, для германской армии в августе и сентябре 1914 г. поставки колючей проволоки составили 365 т, в декабре они повысились до 5330 т. Промышленность же без всякого напряжения могла изготовить 3000—7000 т. Но в июле 1915 г. в Германии было произведено 8020 т колючей проволоки, и это лишь на 59 % удовлетворило потребности армии; в октябре поставки составили 18 750 т — 86 % потребности фронта.
Тяжелая артиллерия в нужном теперь количестве еще отсутствовала, заводы только разворачивали ее выпуск, а боеприпасы полевой артиллерии в значительной степени были уже израсходованы как немцами, так и союзниками.
Французы, по приводимой Новицким статистике, начиная войну, рассчитывали, что ежедневное изготовление 14 000 снарядов для легкой пушки (и 465 155–мм снарядов — по Шапошникову) покроет боевую потребность их артиллерии и такое количество их будет нетрудно изготовить на казенных заводах. Между тем в начале сентября это производство упало до 7000 снарядов в день вследствие оккупации ряда городов, где находились казенные мастерские, а расход оказался неожиданно велик. Поэтому 17 сентября французское Главное командование потребовало от военного министерства увеличения производства по крайней мере до 40 000 в день, а после сражения на Эне — до 100 000 снарядов в день. Тем не менее за четыре месяца, с августа по ноябрь, общее количество вновь изготовленных снарядов для легкой пушки достигло всего лишь 2 035 000, т. е. и близко не подошло к требуемому.
В отношении легкой артиллерии французы к началу войны имели на 700 орудий больше, чем требовалось для формирования полевых армий. Неожиданно тяжелые потери восполнялись до конца года изготовлением лишь 100 легких орудий и 60—10,5–см орудий. Тяжелые орудия приходилось брать из крепостей и с кораблей.
У германцев по мобилизационному плану мирного времени для всех армий был предусмотрен ежемесячный расход боеприпасов: для легкой пушки — 200 000 снарядов, для легкой гаубицы — 70 000, для тяжелой гаубицы — 60 000 и для 21–см мортиры — 12 500. С октября 1914 г. ежемесячная норма изготовлений снарядов была повышена до 460 000 для легкой пушки и 310 000 для легкой гаубицы, но и это еще не решало проблемы ввиду происходивших в это время напряженных боев во Фландрии. Лишь к концу декабря, т. е. концу кампании 1914 г., удалось довести выпуск до 1 250 000 и 360 000, соответственно.
Германия имела резерв из 67 легких батарей и 17 батарей легких гаубиц и несла значительно меньшие потери в орудиях. Поэтому в первые 2—3 месяца войны изготавливалось не свыше 15, а к концу года до 100 орудий в месяц. Выпуск тяжелых орудий был налажен лишь к началу 1915 г., а за всю кампанию 1914 г. их было изготовлено не более 20. Производство порохов выросло с 200 т по расчетам мирного времени до 4500 т в декабре 1914 г. Австро–венгерская артиллерия выступила на войну с 500 снарядами на орудие — наименьшим запасом среди других стран, несмотря на предвоенные усилия.
Осенью 1914 г. расход снарядов на орудие составлял примерно 5 снарядов в день. В начале 1915 г. на одно орудие английской армии в день приходилось от 4 до 10 снарядов — в 6—7 раз меньше довоенных норм. Резерв орудий и пулеметов перед войной рассчитывался всего в 25 %. Член парламента капитан Райт сообщал:
Недостаток традиционной артиллерии стали возмещать артиллерией карманной, т. е. гранатами. К XX