не деморализованными частями противника, обладающего превосходной артиллерией, снабженной неограниченным количеством снарядов. В то время как у нас снарядов было мало, ручных гранат не было совсем и пр. и пр. Наступать приходилось по местности совершенно открытой, с подъемом в сторону немецких окопов, земля была мерзлая и цепи, залегая от невыносимого огня, не могли окопаться и поголовно разстреливались… Наш 2 баталион, к счастью, до конца оставался в резерве и в результате боя единственно, что сохранилось от дивизии, это 2–й баталион Эриванцев. Боюсь быть неточным, но, как мне передавали мои товарищи по Мингрельскому полку, они потеряли одними убитыми офицерами за 2—3 марта 22 человека. Все, что накапливалось и собиралось на Бзуре, было безполезно и преступно растрачено под Праснышем за три дня. Я не принимал участия в наступлении, а только сменив остатки Мингрельцев и занимая их ямки, не имеющие никакого укрытия, потерял из роты 12 человек убитыми и 20 ранеными… Фронт моей роты не превышал в то время 200 шагов, и на таком незначительном клочке было собрано 93 трупа».
Дефицит снарядов тяжелой артиллерии нашел отражение даже в художественной литературе, написанной участниками событий; «Кольцов вновь вооружился биноклем и стал обозревать горизонты. — Говорят, снарядов нет, — шепнет он Андрею. — Штаб дивизии приказал не больше трех на пристрелку, и дальше ни одного снаряда без разрешения штаба. Штаб дивизии! Чихнуть нельзя без штаба дивизии. В Галиции мы не считали патроны… и победили». И действительно, по подсчетам Коленковского, в Галицийской операции было израсходовано в среднем по 550 снарядов на орудие, «и при том при безумной интенсивности нашего артиллерийского огня».
При интенсивной стрельбе орудия быстро выходили из строя, а пополнение не поспевало:
«Сильный треск среди грома выстрелов батареи. Окровавленные люди 3–го орудия 6–й батареи валятся на землю. Треск повторяется снова. Люди 4–го орудия, бледные, испуганные, замирают на месте.
Что случилось? Неприятельские снаряды рвутся на батарее?.. Нет!.. Казенная часть 3–го орудия, вся развороченная, с вырванным замком, зияет черным отверстием. 4–е орудие стоит как бы с разрубленной дульной частью. Не выдержали работы орудия — слишком перевалились.
Люди 3–го орудия, все шесть номеров и орудийный фейерверкер, живы, но с ужасными ранами: оторваны руки, выбиты глаза, разворочена грудь…
Разрыв двух орудий в бою у Воли–Залесской сам по себе послужил крупным поводом к серьезному безпокойству за участь остальных, а когда, в последнем бою, рассеивание снарядов начало превышать уже всякую норму, появилось опасение в повторении катастрофы.
В полной исправности оказалось лишь одно первое орудие, во всех же остальных обнаружилась прежде всего значительная расшатанность всей системы, в особенности колес. Но самую главную неприятность доставили нам каналы орудий, сплошь покрытые сильными выгарами. Во втором и шестом орудиях эти выгары оказались настолько значительными, что мы все были сильно удивлены, как они выдержали последний бой и не дали разрывов. Эти два орудия пришлось тоже отправить в обоз, и, таким образом, на батарее осталось всего их пять: три 4–й батареи и два 6–й.
Невдалеке от 6–й сводной батареи стояли на позиции четыре полевые гаубицы 1–й батареи 21–го Мортирного дивизиона подполковника Николаева. Эти гаубицы в последнем бою оказались настолько расшатанными, что панорамы в их гнездах приходилось привязывать веревками, так как иначе после каждого выстрела панорамы выскакивали и отлетали назад…
В течение четырех последующих суток два орудия сводной батареи, из за окончательной их расшатанности и угрозы разрыва стволов пришлось опять отправить в обоз как совершенно не пригодные к дальнейшей боевой работе. Эти орудия начали уже давать частые преждевременные разрывы снарядов, сейчас же после вылета их из канала орудий». В результате из девяти орудий в батарее Веверна осталось три.
То же случалось и у французов, например, 10 сентября приданный 4–й армии дивизион 155–мм гаубиц имел лишь одно способное стрелять орудие, все остальные были изношены и непригодны к службе. Больше того, снаряды, спешно изготовленные в начале войны, вызвали ряд несчастных случаев, от которых погибло большое число лучшей прислуги. Только за 1915—1916 гг. вышло из строя порядка 6000 75–мм орудий, причем несколько тысяч артиллеристов погибли и были ранены. Как пишет Эрр, «это порождало недоверие у личного состава и угрожало постепенно вывести из строя все наши орудия». Но мощная промышленность, несмотря на потерю ряда важнейших районов, позволяла французам возмещать потери и давала новые типы орудий и боеприпасов, более подходящие по опыту войны.
Снова Веверн:
«Все сильней и сильней напирают австро–германцы. Все настойчивей и настойчивей их атаки и, в это же время огонь наших орудий за Саном начинает редеть: не хватает снарядов, — подвоз их почти невозможен [выделение мое. — Е. Б.]. Одна за другой смолкают наши, стоявшие почти на открытых позициях батареи. Полуистребленная огнем, наша пехота предоставлена сама себе и, отчаянно сопротивляясь и защищаясь, отходит под безумным градом стали и свинца.
По совершенно открытой местности галопом скачут передки к замолкнувшим орудиям, но напрасно: германцы зашли уже далеко вперед, и под их перекрестным пулеметным огнем передки гибнут, покрывая все поле громадными кучами металла и барахтающихся тел людей и животных…
Мы заметили также, что мы всегда сталкиваемся с противником, много превосходящим нас своею численностью, не говоря уже о колоссальной артиллерии всевозможных калибров и видов, находящейся всегда в его распоряжении, которой мы можем противопоставить только свои легкие 3– дюймовые пушки с придачей самого незначительного числа полевых гаубиц. Нашу тяжелую артиллерию мы видим крайне редко. Так, в бою у Радымно, как редкий случай, с нами был тяжелый дивизион, разделивший общую участь плена с большинством наших полковых батарей».
Если в гвардии, только что прибывшей к месту сражения, патронов еще хватало, «малейшие попытки германцев обойти наш правый фланг прекращались огнем пулеметов Юдина, выпустивших за этот день свыше 10 000 патронов» (на пулеметный взвод), то в соседних армейских частях недоставало и их. Немцы отвечали тяжелой артиллерией, вплоть до 9—12 дм. Только 19 августа 1915 г. был подан проект об образовании тяжелой полевой артиллерии из устаревших крепостных орудий.
Да, все воюющие страны, не только Российская империя, неожиданно столкнулись с резким дефицитом оружия и боеприпасов. Но Германия, Франция, Великобритания и США имели развитую промышленность и резервы роста, при четкой программе действий позволявшие пусть с серьезными и долгими проблемами, но наращивать выпуск необходимой продукции.
Например, в Англии, имевшей к началу войну единственный (по Маниковскому) государственный арсенал в Вулвиче, Министерством боеприпасов было построено еще 18 арсеналов, и передано тому же ведомству 32 «национальных» завода, производивших снаряды. По воспоминаниям Федорова, в 1915 г. кроме четырех старых заводов в Вулвиче, Уолтем–Аббей (порох), Энфильд–Лок (ружья) и Фарнборо, снаряды выпускало уже 73 новых завода. За 2 года число рабочих Вулвича выросло более чем в 6 раз. С сентября 1914 г. по апрель 1915 г. Англия увеличила производство снарядов в 20 раз, ручных гранат — в 40 раз, а патронов — в 80 раз. Выпуск полевых орудий (13-, 18–фунтовых пушек и 4,5–дм гаубиц) в 1914 г. составил 8, в 1915 г. — 200 и в 1916 г. — 1714 штук. Выпуск тяжелой артиллерии за год усилий Ллойд Джорджа вырос в 12 раз. Снаряды выпускали заводы Канады (от четверти до трети боеприпасов британской армии в 1916 г.), Индии, Австралии… Урезались прочие затраты — если за год до войны было построено 72 000 домов, тов 1916 — 17 000. В третьей четверти 1918 г. из почти 3 млн рабочих производства боеприпасов 825 000 были женщинами. Ювелир делал оптические инструменты, а церковный декоратор — крылья самолетов. Во Франции вокруг головного предприятия объединялись привлеченные предприятия, обычно кустарной, малой и средней промышленности, получающие технологию, оснастку и обученный персонал с головного. К весне 1915 г. ведение войны обеспечивали 25 000 заводов, фабрик и мастерских. Уже летом того же года французы ощутили последствия выполнения программы 14 октября 1914 г., вчетверо увеличив число тяжелых батарей (272, из них 26 тракторных, против 67). К середине 1915 г. производство винтовок во Франции по сравнению с началом войны выросло в 31 раз, 75–мм орудий
