Мифы Первой мировой

желательно взводами, а не отдельными пулеметами.

Бороться с пулеметами надо было артиллерийским и пехотным огнем. Лучшие стрел­ки, организованные в команды, умеющие применяться к местности и пользоваться ма­лейшими укрытиями, хорошими биноклями и оружием с телескопическими прицелами, должны были выдвигаться вперед под прикрытием огня остальных и открывать огонь исключительно по пулеметам, желательно — во фланг. Не меньшую пользу могли бы принести группы с легкими пулеметами, ручные гранаты (в т. ч. метаемые ракетой или мортирой) и особые орудия. Например, вместо старой крепостной мортиры из бронзы и с дымным порохом можно было бы создать стальную мортиру, стреляющую современными артиллерийскими снарядами (и в начале войны немцы действительно бу­дут иметь преимущество в мортирах). Больше того, Арнольд Флек описал возможное гранатное ружье калибра 3,7 см, с отделяемой каморой, коротким стволом и пружин­ным приспособлением для уничтожения отдачи. Его снаряды переносились бы в ран­цах.

В русском сборнике 1908 г. «Самоокапывание пехоты в наступательном и оборони­тельном бою» отмечалось: «Артиллерия поддерживает свою наступающую пехоту огнем, сосредоточивая огонь по намеченным пунктам атаки. Орудия крупных калибров об­стреливают укрепления с целью разрушить блиндажи, разбросать бруствера, уничто­жить искусственные препятствия. Огнем орудий крупных калибров могут быть перебиты колья в проволочных сетях, перервана проволока; в засеках перебиваются стволы и ветви; волчьи ямы засыпаются. Существенные результаты можно получить лишь при организации тщательного наблюдения за стрельбой. Полевые орудия держат гарнизоны окопов и укреплений за закрытиями, обстреливая их шрапнелью». Русские артиллеристы учились не только поддержке пехоты, но и стрельбе с закрытых пози­ций, применению тяжелой артиллерии.

Русская полевая 76–мм пушка делала на полигоне до 20 выстрелов в минуту, а в боевой обстановке — до 10—12, за что и получила прозвище «мотовка». Расход сна­рядов в Русско–японскую войну доходил до 522 за несколько часов боя. В среднем же расход снарядов на одно орудие составил: во время ляоянских боев — 190, боев на Шахэ — 25, под Сандепу — 88, под Мукденом — 387 выстрелов, а всего за войну 1276 русских орудий израсходовали 918 000 снарядов, примерно по 720 выстрелов на каждое. Поэтому после войны были установлены требования к артиллерийскому запасу в 1000 снарядов на орудие, из которых 15 % составляли гранаты, остальное — шрап­нели. В 1912 г. обсуждалась, но не была принята норма в 1500 снарядов на орудие, т. к. снаряды могли храниться только от 8 до 10 лет, а потом запас пришлось бы обновлять. Кроме того, за это время снаряды прежних образцов могли устареть. В 1911 г. была установлена норма в 1200 снарядов на полевую гаубицу.

Были случаи, когда в оборонительном бою, например, 24–й Восточно–Сибирский полк под Ляояном, некоторыми ротами за день расстреливалось до 1000 патронов на стрелка, а всего за бой в два с половиной дня полк расстрелял в среднем 1500 па­тронов на каждого стрелка. Поэтому после войны на винтовку в войсках полагалось 1000 патронов, 1500 — в крепостях и 200 — в ополчении, на войсковой пулемет — 75 000, на крепостной — 30 000—50 000. С другой стороны, малые потери винтовок — четверть от общего числа за полтора года войны, или 100 винтовок на 145 раненых, убитых и пленных, заложили основу для будущих расчетов потерь, что даст в после­дующую мировую войну тяжелый винтовочный кризис.

По расчетам 1907 г., если в большой европейской войне будет участвовать ²/₃ русской полевой артиллерии и она в первый год войны израсходует весь бое­комплект, то расход пороха составил бы 222 000 пудов. Так как расход всего бое­комплекта всех задействованных орудий представлялся маловероятным, то расход принимался от половины до двух третей боекомплекта, т. е. 110 000—150 000 пудов пороха. Предполагалось, что в войне будет участвовать не более 2 млн ружей с расходом 500 патронов на каждое. То есть требовались миллиард патронов или 165 000 пудов пороха. Учитывая запас в 829 млн патронов и предполагаемый выпуск 500 млн патронов на частных заводах, количество требуемого пороха предполагалось в 82,5 тыс. пудов. Таким образом, всего в первый год войны потребовалось бы заго­товить около 250 000 пудов, или 4000 т пороха.

Как позднее отмечал Де–Лазари, огневые средства пехоты были еще сравнительно слабы — на четырехротный батальон приходилось два пулемета и два–три орудия. При вытягивании огневых средств в одну линию противник, прорвав оборонительную линию хотя бы в одном месте, мог бы решить этим исход боя. Поэтому были выгодны пере­крестный обстрел из групп опорных пунктов и маневр резервами.

В 1908 г. в обновленном курсе русских кавалерийских училищ описывалось конно–саперное дело — подрывное (порча дорог, подрыв мостов, орудий, блокгаузов…), телеграфное, телефонное, оптическая сигнализация и искровой телеграф (радио). С 1909 г. в «секретных Персидских экспедициях» для защиты интересов России в Пер­сии использовались конница, автомобильные и саперные части, скорострельные, гор­ные и гаубичные батареи, пулеметы.

В 1906—1910 гг. французы широко конструировали машины под установку радиостан­ций, прожекторов, перевозку больных и раненых и т. п. Особое внимание уделялось тяжелым грузовикам, в 6—7 т, способным развивать среднюю скорость в 15 км/ч и имеющим радиус действия до 120 км. Однако в 1911 г. французская армия имела всего лишь 7 рот шоферов, числившихся при инженерных полках. Немцы также недо­ оценивали практическую роль автомобилей ив 1913 г., за несколько месяцев до на­чала войны, имели в армии только 4 роты тяжелых грузовиков с прицепами, роту трехтонных грузовиков и некоторое количество автомобилей и мотоциклов при высших штабах, санитарных и радиомашин.

В 1912 г. был разработан план снабжения русских крепостей механическим транс­портом — предполагалась поставка легковых автомобилей, грузовых 1,5–т и 4–т ав­томобилей с прицепами, а также 4–т автомобилей–тракторов и 24 тяжелых тракторов, но из?за отсутствия финансирования поставки тракторов до войны не производились. В 1912—1913 гг. проводились испытания по буксировке 3–дм (грузовиком) и 6–дм (трактором) пушек, перевозке тяжелого оружия по горной дороге «двойной тягой» — 2 сцепленными 4–т грузовиками «Бенц». Также в России испытывались американский гусеничный тягач «Холт–Катерпиллер», французские полноприводные колесные машины «Панар–Левассор» и «Балаховский и Кэр», полноприводный грузовик «Шкода». Начальник Военно–автомобильной роты П. И. Секретев писал в 1913 г.: «Нам пока нечего задумываться над тем, что будут возить артиллеристы. Гораздо лучше начать выяснение, что может дать современная автомобильная техника, а потом уже перейти к подсчету, сколько и каких орудий может тащить трактор при тех или иных условиях». В том же году был выпущен первый отечественный артиллерийский тягач «Руссо Балт Т40/60» с бензиновым двигателем в 60 л. с.

В британском уставе кавалерии 1914 г. отмечалось, что винтовка, эффективная сама по себе, не может заменить эффект, производимый «скоростью лошади, магне­тизмом атаки и ужасом холодной стали». В труде «Our cavalry» 1912 г. пояснялось, что спешивание кавалерии приводит к утрате ее мобильности. Тогда как «шоковая» атака в конном строю, особенно во фланг, в сочетании с обстрелом конной артилле­рией с тщательно выбранных позиций могла привести к решительной победе вместо долгих перестрелок в Африке и Маньчжурии. На ряде эпизодов из бурской и более ранних войн указывалось, что и современные винтовки с трудом поражают всадника на полном скаку, при этом кавалерию надо до последнего момента прятать от глаз противника. Артиллерия и пулеметы теперь были абсолютно необходимы кавалерии.

По данным И. Т. Пересыпкина, к началу войны русская армия имела около 100 поле­вых радиостанций «С и Г» и «РОБТ и Т», свыше 30 легких кавалерийских радиостанций «РОБТ и Т» и 20 базисных и крепостных радиостанций. Немецкая армия имела примерно 40 тяжелых и легких радиостанций с дальностью действия 50—300 км, несколько автомобильных. Английская армия в мо­мент высадки своего экспедиционного корпуса на побережье Франции располагала лишь 12 полевыми радиостанциями.

Неудачные попытки фотографирования с воздуха делались во Франции еще в 1856 г., в 1860 г. в Бостоне были получены фотографии с высоты 360 м (1200 футов). Блиох в 1898 г. спрашивал: «Не увидит ли мир войну на воздухе — шар, нападающий на шар, а может быть, целые эскадры аэростатов, вступающие в бой, низвергающие воздушные корабли, а с ними и их смертоносные снаряды?» Уже в 1901 г. публикова­лись результаты опытов обстрела воздушных шаров ружейным и шрапнельным огнем.

В 1909 г. знаменитый впоследствии Джулио Дуэ писал в журнале «La Preparazione»: «Не менее важным, чем господство на море, будет в скором времени господство в воздухе… Окажется, что мы присутствовали при зарождении воздушной войны и содействовали этому зарождению. И было бы на самом деле забавно, если бы мы этого даже не заметили!» 25 июля того же года французский пилот