скручивали брюхо. Нутро горело, все Ее существо требовало крови.
И Она решилась. Перемахнув через ближайшую ограду, она взобралась на крышу хлева. Изнутри слышалось тревожное мычание и повизгивание. Обитатели хлева переполошились, почуяв, что свирепый хищник ломится к ним.
Запах живой плоти пьянил, а незатухающее чувство голода сводило с ума и придавало упорства и сил. Словно обезумев, Она яростно разбрасывала солому с крыши овина, скребла когтями, пытаясь вырвать доски, даже пробовала прогрызть их зубами. Она металась по крыше в поисках лазейки. Наконец, в одном месте подгнившие доски не выдержали тяжести Ее массивного тела и Она рухнула вниз.
Даже не дав себе отдышаться, Она вскочила на ноги. Рванув зубами попавшуюся под ноги свинью, Она заглотила теплый сочный кусок, даже не прожевав. Тут же одним ударом лапы перебив хребет козе, Она метнулась дальше, к стойлу. Мощный прыжок, и клыки вонзились в шею коровы. Толчок был столь сильным, что животное упало, подломив под себя передние ноги. Жалобно мыча, корова трясла головой, пытаясь рогами сбросить хищника.
Она раздирала еще живую плоть, спеша утолить голод, избавиться, наконец, от жутких спазмов. А ненасытное брюхо требовало еще и еще.
Она совсем обезумела от пьянящего вкуса крови и все же вовремя услышала человеческие голоса. Люди услышали призыв своих питомцев и пришли им на помощь. К встрече с ними Она еще была не готова. Пора было уходить.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Егор прибежал спозаранку.
— Настя, пошли! — крикнул он, брякнув в окно.
Открыв створку, Настя выглянула наружу. Сонно моргая, она с недоумением спросила:
— Что случилось?
— Что, что, — передразнил приятель, — Тут такие дела творятся, а ты дрыхнешь! Одевайся скорее!
— Да что случилось-то? Скажи толком.
— Ночью рыжеухий в селе лютовал! В дом забрался! Там сейчас все на сход собрались, решают, что делать!
Это действительно было событие. До сих пор пресловутый рыжеухий хищник совершал набеги только на колхозные фермы и выпасы, в дома он не совался. Настя быстро оделась и выпрыгнула в окно. Проснувшаяся мать, выглянув на улицу, окликнула ее, но ребята уже умчались.
С раннего утра у дома Цыбиных толпился народ. В безветренном воздухе висел густой табачный дым и гомон множества голосов. То и дело слышался отчаянный вопль Марии Цыбиной, хозяйки дома:
— Ведь разорил, ирод! Уничтожил! Всю живность перерезал!
Бабы сочувственно причитали, мужики сокрушенно качали головами. Скуповатых, прижимистых Цыбиных на селе особо не жаловали, были они люди себе на уме, гребли под себя. Но такое несчастье могло случиться с каждым, поэтому никого не оставило равнодушным.
Сам Цыбин, огромный детина с опухшим от ночных возлияний лицом, матерясь чуть не через каждое слово, в десятый раз пересказывал односельчанам происшествие во всех подробностях:
— Мы вон с Петрухой со свадьбы возвращались, блин. Ну, блин, у Верховцевых вчера, ядрена кочерыжка, свадьбу гуляли. Да че, блин, сами же вчера все там были. Ну вот, идем это мы с Петрухой-то, на хрен, домой. Баба моя, блин, тоже где-то сзади там плелась. Мы уж из-за стола-то последними вылезли. Ночь уже была. Да какая, на хрен, ночь, утро уже. Ну скажи, Петро! Короче, темно было. Подходим, значит, а тут, мать-перемать, шум, визг, Чернушка орет благим матом. Мы, блин, колья в руки, я фонарь зажег. Открываем ворота, а там…твою мать. А оттуда волчара. Меня с ног сшибил и через забор к ядреной фене. А в хлеву кровищи! От всей живности одна курица осталась. Всех перерезал, сволочь. Да ты глянь, глянь, корове всю спину и бока в клочья порвал. И крышу в хлеву всю разворотил. Михеев, блин, сейчас там все осматривает. А че, на хрен, там смотреть-то…твою мать. Давно, блин, пора облаву сделать, кончить этого рыжеухого.
Со двора вышел участковый милиционер, лейтенант Михеев. Он задумчиво теребил козырек фуражки. Мужики обступили стража порядка.
— Ну, чего там?
— Как чего? — лейтенант пожал плечами. — Известное дело. Волк, он и есть волк. Пришел, увидел, наследил.
— Ты свои прибаутки брось. Тут дело-то серьезное.
— Дело серьезное, — согласился милиционер. — Но, честно говоря, граждане, совсем не в моей компетенции. Поимка диких животных в мои обязанности не входит. Для них статью в уголовном кодексе не предусмотрели.
— Да какая статья, блин! — возопил Цыбин. — Ты власть или не власть?! Ты, ядрена вошь, защищать обязан! Ты закон иль нет?! Нету такого порядка, чтобы честных людей разорять!
Появилась группа мужиков с ружьями, толпа заволновалась. Это были одни из лучших охотников Огнево, опытные, бывалые люди. Они прошли по следу ночного хищника и теперь народ обступил их, желая узнать новые подробности. Следопыты не стали мучить односельчан ожиданием.
— Двое их было. Видать, с подругой приходил. Она его за околицей ждала, на опушке. Тоже здоровая зверюга.
— Дождемся, блин! — снова возопил Цыбин. — Они всей кодлой сюда ворвутся! Сколько раз уж эта сволочь рыжеухая на фермы нападал, на выпасы! Скоро весь скот перережут, а потом, мать их так, за людев примутся. Чего ждем?! Берем стволы и в лес!
— Ты тут подстрекательством не занимайся, — осадил его лейтенант. — Наказуемо. Вон председатель едет, пусть он и решает, что делать.
— Чего тут решать? — загудели мужики. — Цыба дело говорит. За околицу уже выйти страшно!
К дому Цыбиных подкатил председательский «ГАЗик». Едва сам председатель вылез из машины, его окружила толпа. Михеев коротко изложил ситуацию.
— Ну, что, Андреич, отстрел делать пора, — потребовали колхозники. — Совсем серые лютовать начали. Давно уж такого не случалось.
Сергеев наморщил лоб. Он и без мужиков знал, что за последнее время произошло что-то неладное. Популяция волков в округе резко возросла, участились нападения на колхозный скот, теперь вот и до частников серые добрались, во дворы полезли. Районное руководство до сих пор игнорирует эту проблему, за все приходится отдуваться ему, председателю.
А народ волновался.
— Чего молчишь-то, блин! — воззвал к председателю Цыбин. — Облаву, на хрен, давай, отстрел!
— Без санкции руководства, я не могу дать разрешение на отстрел, — сказал председатель.
— Да на хрена нам санкции эти?! — загалдели колхозники. — Не их в задницу кусают. Пока ждать будем, серые вовсю по селу гулять начнут.
— Ладно-ладно! — председатель замахал руками, словно отбиваясь от наседавших на него мужиков. — Уборочная начинается, как закончим, так начнем отстрел.
— А пока пусть серые гуляют, наших детей режут?! — взвизгнула одна из баб.
— Верно! — поддержала толпа. — Почти все целыми днями на полях, в селе одни ребятишки остаются да старики. Случись что, из-за реки и на помощь прибежать не успеем.
— Раньше никак, — ответил Сергеев. — Не можем же мы уборочную срывать. Государство дало план, его надо выполнять.
Опять поднялся шум, колхозники явно остались недовольны решением председателя.
— И все! — отрезал Сергеев. — Предупредите детей, чтоб за околицу не бегали, особенно вечером. Днем здесь есть, кому за порядком следить, — он кивнул на Михеева. — На ночь можем организовать патруль из добровольцев. Хватит разговоров! Давайте все на работу. Рабочий день давно уже начался.
