Решительно не понимая, что же происходит внизу, испуганный Каблак, не глядя, выпустил туда вниз всю обойму из вороненого «вальтера». Потом, видимо что-то сообразив, завопил:
— Там засада! Туда не ходить...
Разрывом мины Зенон Верхола был убит наповал. Два полицая и овчарка тяжело ранены. Одного полицая контузило. Те же, кто после первого взрыва упали, уцелели. Пока не пришли вызванные по телефону армейские саперы, никто из украинских полицаев не решился спуститься в подвал. Они только оцепили полуразрушенный дом, держась от него на почтительном отдалении.
ПРОЩАЙ, МОНАСТЫРЬ!
Каблак же с тремя уцелевшими от взрывов Подчиненными помчался темными улицами Львова к монастырю сестер василианок. Надо было как можно скорее заглаживать свой промах. Подбежав к монастырю, Каблак вынул из пистолета магазинку с патронами и изо всей силы заколотил прикладом «вальтера» по старинной дубовой двери.
Этот стук и визгливый, захлебывающийся лай собак , разбудил и тех монахинь, кто спал крепко и не слышал : звука сирен, воющих на горе Вроновских. Накинув на себя жесткие коломянковые простыни, они подбегали к окнам, стараясь разглядеть, что за шум на дворе.
За решеткой одного иа окон, освещаемого перебежками голубых прожекторов, притаилась Иванна, напряженно вслушиваясь.
Привратница разбудила игуменью. Пока та одевалась и сходила вниз, Ставничая открыла окно своей кельи на втором этаже.
Сбежав вниз, игуменья осторожно прижала свое полное лицо к медному глазку-«юдашу», силясь увидеть, что происходит на улице.
— Кто там? Что надо? — спросила она властно.
— Мать игуменья, то я! — узнав мать Веру по голосу, закричал Каблак.— То я, Каблак, поручик полиции! — И как бы в подтверждение своих слов он осветил себе потное лицо лучом фонарика: — То свои люди.
— Каблак не Каблак — не пущу! — крикнула игуменья в глазок.— В такую пору — и в женский монастырь? Вы что, сказились?
— Мы не с обыском, нет, пустите! — настаивал Каблак.
— Бойтесь бога! Не пущу. В такое время? — отказала игуменья.
— Нам только одна особа у вас нужна. Всего одна. Мы обыска робыть не будемо,— умолял настоятельницу поручик.
— Кто вам нужен, скажите ясно? — резко спросила мать Вера.
Каблак посмотрел на темный фасад монастырского здания, оглянулся на соседние кусты боярышника и, прислонив губы к открытому глазку-«юдашу», прошипел:
— Иванна Ставничая!
Шепот долетел до Иванны, прильнувшей к окну. Она сразу же метнулась в глубь кельи, схватила маленький чемоданчик и по винтовой железной лестнице тихо спустилась вниз, в трапезную. Ее обдало запахами горелого подсолнечного масла и кислого хлебного кваса. Через кухню черным ходом она проникла в монастырский сад и, прошелестев там кустами, подбежала к монастырской стене. Несколько раз подпрыгивала она, пытаясь схватиться за черепичный гребень стены, но безуспешно. Рядом росла кривая груша. Иванна влезла на нее и с отвесной ветки забралась на стену. Она швырнула вниз чемоданчик и, подобрав ноги, спрыгнула вниз,
Сливаясь в черной сутане с ночным мраком, она неслышно помчалась До улицам Львова да Кульпарков.
Подбежав к домику, где жила Цимбалистая, Иванна дробно застучала в окно. Спустя некоторое время окно открылось и заспанная Юлька тихо окликнула:
— Кто то?
— Спасай, Юльцю! — оглядываясь, шепнула Иванна. Цимбалистая раздвинула вазоны с фикусами и, протянув подруге руку, втащила ее в комнату.
Быстро, торопливо, запинаясь и все еще дрожа от пережитого, Ставничая сбросила сутану и надела платье с горошинами, хранившееся у Цимбалистой.
— В монастырь мне больше возврата нет! — сказала Иванна, приводя в порядок волнистые густые волосы.— Кончится полицейский час, ты проводишь меня на вокзал и купишь билет. Поеду до татуся. Добре?
— Ничего более умного не придумала? — возмутилась Юля.— Я тебе куплю билет, а тебя с этим самым билетом зацапают в вагоне, раньше чем поезд до Грудека Ягеллонского дойдет. Ваша парафия уже утром будет обставлена полицаями.
— Что же мне делать? — растерянно спросила Иванна, повязывая голову кашемировым платочком.
— Придумаем,— сказала загадочно Юля.— Свет не без добрых людей...
ПОДЗЕМЕЛЬЕ ПОД СОБОРОМ
В 1920 году, когда полки Первой Конной армии Семена Буденного подходили ко Львову, достигнув уже села Задворье, расположенного в двадцати пяти верстах от окраин старинного города, слесарю Голубу едва исполнилось 19 лет. Всем сердцем он ждал Красную Армию и даже припрятал на чердаке алый флажок, чтобы на улицах Внесенья встретить первых советских бойцов. Правда, наступление Красной Армии на Львов было приостановле-? но, но все же оно всколыхнуло трудовое население города. В ноябре 1921 года
