Дальше пошла работа, и времени на болтовню, естественно, не оставалось. Сначала Оболенский таскал все мешки из дома во двор, потом тягал их же со двора за забор, а там уж, метров сто вдоль крепостной стены, к заранее предупрежденному стражнику. Поняв, что ещё и за стенами Багдада всё это надо переть на себе с добрый километр до кладбища иноверцев, он едва не пал духом. Но выстоял и только шумно ругал Насреддина за то, что тот коварно свёл его осла. Помощь Рабиновича в деле транспортировки тяжёлых грузов могла оказаться неоценимой. Увы, длинноухий друг отсутствовал, а значит, приходилось волочь всё это на собственном горбу… А ведь пришлось ещё и копать яму, да не лопатой, а мотыгой! Вот уж воистину садовый инвентарь, о котором выросший в центре Москвы Лев не имел ни малейшего понятия. Короче, когда всё было закончено, его аристократические руки покрылись кровавыми мозолями, поясница ныла, как проклятая, а от особо насыщенных выражений покойные христиане восторженно переворачивались в гробах. Когда солнце уже садилось за багдадские стены, а с далёких минаретов муэдзины стали призывать правоверных к вечерней молитве, Лев Оболенский, еле волоча ноги, шатаясь, протискивался в узкую калиточку дома Ай-Гуль-аги. О гуриях он в ту минуту совершенно не думал. Гормон ушёл далеко, но, как оказалось, небезвозвратно… И ненадолго, кстати…
Тушканчиков бояться – в пустыню не ходить!
– Загонял ты меня, хозяин…
– Будешь крепче спать. Хочешь лепёшку?
– Ох, я бы лучше щей тарелочку, со сметанкой… или блинчиков!
– Это пища неверных.
– Не заводи, саксаул, я сейчас грубить начну… Ладно, давай сюда свою лепёшку! Вегетарианцы, чтоб вас…
Поверьте, даже шевеление челюстями казалось бедному «грузчику» непосильным трудом. Заботливый хозяин предложил ему кислое молоко, чем заработал тяжёлый взгляд и пожелание доживать последние годы на одном кефире. А вот Ай-Гуль-ага нисколько на него не обиделся и, более того, весь лучился желанием посытнее напотчевать ценного работника. Он даже намекнул пару раз, что готов устроить Льва на ночлег в свободной комнате второго этажа, прямо напротив гарема. Как истинный мусульманин, он, конечно, обязан следить за своими жёнами, но сегодня тяжёлый день, его клонит в сон, а юная Джамиля так своенравна и шаловлива, ей вечно не спится… Если бы Оболенский не был так измотан, то, несомненно, обратил бы внимание на явно завлекающую болтливость неразговорчивого старца. Но, увы… Стоп, я тоже больше не буду запугивать вас раньше времени, иначе станет неинтересно. Хотя лично мне было страшно…
– Иди наверх. Ложись. Спи, – напутствовал старик, нетерпеливо подталкивая Оболенского в спину. Медная аладдинистая лампа чадила и шипела, но освещала тёмные коридоры дома.
– Полегче там… Ой-ё, ноги, как ватные…
– Джамиля не спит. Ждёт.
– А-а… так ты бы шёл баиньки, дедуля?! – разом выпрямился Лев, чьё воображение мгновенно нарисовало ему бесцельно нежащуюся на подушках юную адалиску в прозрачных шароварах. – Я уж сам разберусь, ты только покажи, где моя постелька, а где – Джамили. Ну, чтоб я во тьме не перепутал, а то ещё попаду не туда…
– Туда попадёшь, – уверенно хмыкнул хозяин.
– Угу… вообще-то всегда попадал – женщины не жаловались, – раздумчиво припомнил Лев. – Вот было иду я как-то по проспекту, а на улице холод, снег под ногами хрустит, светофоры мигают, от метро до общаги метров двести будет. У меня шампанское в пакете, конфетки-трюфели всякие – к нам в университет по обмену опытом эфиопская делегация приехала. И была там одна кучеряшечка – фигурка, как из чёрного дерева! Короче, мечта мартовского мурзика, выдающаяся во всех местах и, главное, без моральных устоев. А какой облом получился?! Я ж до сих пор заикаюсь, как вспомню… но в последнее время реже… не помню потому что.
– Пришли. – Старик дрожащей рукой постучал в простую деревянную дверь. – Джамиля-а-а! Не спишь?
– Нет, мой господин… – еле слышно донеслось в ответ.
Оболенский привстал на цыпочки и вытянул шею, его ноздри раздувались, как у сибирского изюбра во время гона. Ай-Гуль-ага откинул засов и сильно толкнул его внутрь:
– Джамиля, к тебе гость!
– Э… здрасте, – вежливо сказал Лев в дурманную темноту. Дверь за спиной захлопнулась, запор лязгнул, а глаза, привыкшие к свету лампы, не различали ни зги. Он осторожно сделал шаг вперёд, на что- то налетел, едва не растянувшись на полу, извинился по-английски и ощупью добрался до маленького, узенького окошка, забранного решёткой. Именно сквозь него проливался хоть какой-то свет…
– Кто ты, бедный человек? – совершенно бесцветным голосом спросили из самого тёмного угла.
– Я? А… позвольте представиться, милая девушка, меня зовут Лев Оболенский. И должен признать, я – человек не бедный. Этот костюмчик вшивенький… он вроде маскировки, а так я уже… думаю, довольно богатый!
Всматриваясь изо всех сил, он наконец-то сумел смутно разглядеть вжавшуюся в угол девичью фигурку. Она сидела прямо на полу, в рубашке и шароварах, подняв колени к подбородку так, что были видны только настороженно блестящие глаза.
– А вы, как я понимаю, Джамиля? Вот и салам алейкум! Будем друзьями… – Лев открыто протянул ей руку, но девушка только вздрогнула, отшатнувшись. – А может, и так… просто знакомыми. Тут ваш супруг, в смысле, муж ваш, он…
– Он страшный человек…
– Да ну? – как можно обаятельней улыбнулся Оболенский, его «нереализованный пыл» незаметно пропал, уступив место жалости и пониманию. Девушка казалась такой безнадёжно обречённой, что наш герой тактично постарался разрядить тревожную напряжённость. – На вид вполне безобидный старичок! Благообразный, как пасхальный кулич. Не болтливый опять же…
– Он плохо говорит, – подтвердила Джамиля, – ему зубы мешают, слишком острые…
– Как у волка в «Красной Шапочке»?
– Зачем ты здесь? – Девушка порывисто вскочила и шагнула к окну, пристально вглядываясь в открытое лицо ночного гостя. Она действительно была очень хорошенькой. – Ты сильный, у тебя большое сердце, и ты зовёшь себя Львом! Почему ты не убежал? Ты мог спрятаться в пустыне, а теперь… Он придёт за тобой…
– Кто? Дедуля давно спит, крошка! Он сам просил меня, чтобы…
– О нет! Нет, мой храбрый юноша, гуль заманил тебя! Я видела в окно, как ты носил эти страшные мешки, и молила Аллаха, чтоб он помог тебе бежать… увы!
– М-м-р, но разве так уж плохо, что я тут несколько задержался? – чуть шаловливо мурлыкнул Лев, незаметно обнимая скуластую красотку за талию и ненавязчиво тоже намереваясь перейти на «ты».
– Ты не понял меня… У гуля кончилось мясо! – отстранилась девушка.
– Видимо, не понял, объятия отложим на послезавтра… Но мясо точно кончилось, этот седобородый скупердяй пичкал меня пересохшими лепёшками, прелыми овощами и прокисшим молоком! Нет, представляешь?! И это после того, как я на него полдня вкалывал, не разгибаясь…
– Теперь он съест тебя…
– Кто?!
– Гуль.
– Твой престарелый муженёк Ай-Гуль-ага, что ли?! – не понял вконец запутавшийся Оболенский. Его не стоит ругать, скорее он достоин сочувствия. Всего слишком много и сразу, к тому же во всех сказках мира герой-спаситель, как правило, отличается не умом, а шириной плеч и тяжестью кулаков. Это имелось в