примерно в полсотни саженей оказалась расчищена, они шагнули дальше, раскидывая в стороны стрельцов, не успевших осознать опасности и отбежать подальше, к зарослям орешника за острогом.
– Чего ждете? – хмыкнул с носилок русский. – Вперед!!!
– Вперед, пошли, пошли! – махнул на мурз Ширин-бей, и те метнулись к своим отрядам.
Закованные в броню отборные сотни одна за другой помчались к пролому. Разогнавшиеся кони, вонзая копыта в разрыхленную землю, выносили всадников на гребень, а потом мчались дальше, вниз. У татар разбегались глаза: никогда за все время долгого царствования Ивана Грозного им не удавалось пересечь этого рубежа, и они уже начали забывать, что такое вообще возможно!
Но опытные мурзы знали, что делать – и вели отряды вдоль стен. Едва обогнув город, татары разглядели дорогу за ним и теперь сами с радостными воплями помчались вперед, обгоняя сотников: там, неспешно и безмятежно, уверенные в полной своей безопасности, ползли русские обозы, шли люди – кто возвращался с покупками из богатого города, кто нес на продажу изделия рук своих.
Будущие пленники, разглядев опасность, заметались, словно спугнутые с мелководья мальки. Побежали обратно по тракту, ринулись в видневшуюся невдалеке рощу.
Заскрипели ворота: караульный наряд ввиду неприятеля закрывал толстые створки. Стрельцы могли сколько угодно наблюдать, как степняки хватают и вяжут баб и мужиков, шарят по повозкам, вспарывают животы никому ненужных старцев – но помешать этому были не в силах. Все воины, кроме караула и нескольких пушкарей большого наряда, стояли на дальних, обращенных к орде стенах, готовые отбивать штурм.
– Вот так, – удовлетворенно кивнул русский. – Первое, что мы хотели сделать, это разогнать пахарей и сорвать посевную. Для этого нужно не на стены Тулы лезть, а стороной ее обойти. Второе: обложить город нужно со всех сторон, чтобы ни продовольствия подвезти, ни подкрепления прислать никто не мог. Големы, ко мне! Теперь мы снесем засечный вал с другой стороны.
Девлет-Гирей тут же послал телохранителя с приказом Аргин-бею немедленно поднять в седло пять тысяч нукеров, а сам вместе с Кароки-мурзой неспешно поехал вслед за носилками, иногда с опаской оглядываясь на тяжело ступающих за спиной великанов.
Между тем, убедившись, что порождения Дьявола ушли, из кустарника начали выбираться стрельцы.
– Что делать станем, мужики? – поинтересовался один, лет семнадцати, с еще только намечающимися усиками и бородой. – Воеводу, я видел, затоптало...
– Как чего? – перекинул бердыш за спину другой и перехватил пищаль двумя руками. – Своих из полона выручать надоть. Слышь, крики какие с дороги доносятся?
– Куда там... – выбрался третий. – Татар, поди, несколько тыщ прошло, а нас всего три сотни.
Но тут земля начала ощутимо дрожать, и бывалые вояки тут же поняли, в чем причина этой новой напасти:
– Конница идет! Стройся, мужики! Стрельцы только-только успели вытянуться в две шеренги, когда через вал начала перехлестывать новая волна конницы – Ширин-бей торопился ввести в открытый пролом все свои тысячи, пока до нетронутых просторов не успел добраться кто-нибудь еще.
Увидеть здесь русских воинов никто не ожидал. Но ногайцы верили в свою победу, в свою силу и помощь Аллаха – к тому же сзади подпирали идущие следом нукеры, и отворачивать было некуда...
– Алла! Алла! – выхватили они сабли, пуская коней вскачь.
Грохнул слитный залп первой шеренги – кони закувыркались, умирая сами и давя тушами еще живых людей, оказавшихся внизу. Однако татарская лава продолжала мчаться вперед, частью перепрыгивая, а частью топча копытами павших.
Новый залп опрокинул и эту волну – но за ней накатила третья. Стрельцы первого ряда хорошенько воткнули бердыши остриями в землю, наклонили лезвиями вверх и вперед. Обнажили сабли. Мчащиеся кони налетели, напарываясь грудью на острую сталь, начали кувыркаться с копыт, сбрасывая растерявшихся всадников наземь, прямо под удары стрелецких клинков. Но и за этой, утопленной в крови волной, нахлынула четвертая. Всадники стремились сверху вниз зарубить стрельцов, оставшихся без своего главного и ужасающего оружия – бердышей. Но бердыши на длинных древках остались в руках второго ряда – и они дотягивались ими до рук и плеч татар через головы своих товарищей. Тех, кто упрямо рубил ближних стрельцов, кололи бердышами издалека. Тех, кто пытался отбиться от стальных полумесяцев – резали снизу саблями оказавшиеся рядом русские.
Однако тяжелые тела коней делали свое дело, раздвигая строй стрельцов, расталкивая их в стороны, оставляя одного против двух, трех, четырех татар – и вскоре красные тегиляи русских воинов окончательно утонули в темной массе степной конницы.
Между тем, через пролом, сделанный в засечном валу восточнее Тулы, на беззащитные просторы хлынули тысячи Аргин-бея, следом за которыми пошли нукеры рода Седжеутовых, а за ними потянулись ногайцы Мансур-бея. К вечеру кольцо окружения вокруг Тулы сомкнулось.
Для Тирца наступило время отдыха. Целых два дня его никто и ничем не тревожил: степняки рассыпались в стороны на день пути, дочиста разграбляя недоступные на протяжении целого поколения деревни, сгоняя в лагерь долгожданный полон, подводя обозы с добычей.
Невольников тут же погнали срывать вал, подготавливая для нынешнего и будущих набегов хорошую дорогу вокруг города. Несколько беев со своими мурзами перенесли шатры из общего лагеря к северным воротам Тулы, подчеркивая свою независимость и родовитость. Перед татарами стояла открытая дорога дальше, на север, по богатым селениям и посадам, но они, как завороженные, оставались вокруг города. Тула – не крепость. Это город, причем очень и очень богатый. Уйти, не очистив его до нитки, – это было выше сил любого ногайца.
– Ты ведь можешь его взять, Менги-нукер? – протянув чашу с кумысом, не столько спросил, сколько сообщил русскому Девлет-Гирей.
Два дня отдыха, во время которых Тирц только ел – и ел много, запивая мясо красным вином, – да отсыпался, пошли ему на пользу. Теперь он спокойно ходил, садился и вставал без посторонней помощи. Правда, иногда у него начинала кружиться голова, да и своего меча поднять он пока не мог – но за его жизнь уже никто не беспокоился.
– Взять Тулу? – переспросил русский, впервые за несколько дней пришедший на обед в шатер командующего армией. – Вам так хочется попасть внутрь?
– Да, – кивнул Гирей, пытаясь понять, к чему ведет речь создатель глиняных воинов.
– Когда мы говорили о походах на Россию, – напомнил Менги-нукер, – я обещал, что здесь не будет битв и кровопролитных штурмов. И я готов сдержать слово. Но если вам так хочется в город... Я могу впустить вас внутрь, но сражаться с гарнизоном и жителями вам придется самим.
– Да! – дружно обрадовались бей. – Да, мы согласны. Мы не станем обвинять тебя за погибших в городе нукеров.
– Что же, как хотите, – пожал плечами Тирц, допил кумыс и поднялся со своего места.
Чего греха таить – он и сам хотел попробовать захватить город. Не потому, что это требовалось для покорения России, а просто из интереса: получится – не получится. Если татарам достанется лишний город и несколько десятков тысяч пленных – хуже не будет. И даже наоборот: пусть узнают его силу, почувствуют его власть.
– Големы! – призвал он к себе своих детей и указал на стену, в самую середину меж башен. – Разломайте сначала верхний край, а потом и всю кладку.
Великаны направились к городу, к стене. Они находились на равном расстоянии от ближних башен – как раз так, чтобы картечь и ядра просто врезались в глиняные тела, не отрывая от них кусков.
Люди, прятавшиеся за зубцами, поначалу попытались стрелять – а потом ринулись в стороны, не желая быть прихлопнутыми, подобно мухам. Загрохотали пушки – но и это принесло не больше пользы, нежели булавочные уколы.
– Верхний край сперва ломайте, – тихо повторил Тирц. – А то как бы пушки по площадке близко не подволокли.
Вниз посыпались обломанные зубцы, доски настила, отдельные камни, потом целые куски кладки. Защитники города могли только в бессилии наблюдать, судорожно крестясь или цепенея от предчувствия неизбежного и уже близкого будущего, как огромные неуязвимые монстры сажень за саженью разваливают
