деструктивно, по отношению к себе и другим. Часто при этом наблюдаются судороги, потливость и припадки.[91]
Современное мировоззрение вынуждает нас думать, что так До появления науки называли состояния, которые мы объяснили бы иначе: скажем, как нарушения психики с бредовой идеей одержимости демоном. Может быть, научное объяснение отчасти справедливо, хотя этот вопрос остается неясным.[92] Тут могут участвовать и социальные факторы: по некоторым данным антропологии и социальной психологии, политическое угнетение, социальные бедствия и резкие социальные изменения (все это мы встречаем в иудейском социальном мире первого века) увеличивают частоту одержимости.[93]
Но как бы это сегодня ни объясняли и какие бы психологические или социальные факторы тут ни участвовали, для нас важно помнить, что Иисус и его современники (как и люди древности в целом) верили в то, что одержимость духом или духами, принадлежавшими к иному уровню реальности, возможна. Они твердо верили в существование таких духов.[94]Возможно, отчасти такие всеобщие представления объясняют существование данных феноменов. Как бы там ни было, все участники — одержимый, экзорцист и зрители — не просто
Исцеления и изгнание бесов привлекали к Иисусу толпы народа. Люди постоянно собирались вокруг него. «Приносили к Нему всех недужных и бесноватых. И собрался весь город у дверей» (Мк 1:32–33). Слух о целителе Иисусе распространился повсюду, «и последовало за Ним много народа» (Мф 4:24–25). «И приходили к Нему отовсюду» (Мк 1:45). «И сказал ученикам Своим, чтобы лодка была для Него наготове из- за толпы, чтобы не теснили Его. Ибо многих Он исцелил, так что все, кто имел недуги, кидались к Нему, чтобы дотронуться до Него» (Мк 3:9-10). Именно репутация целителя и экзорциста собирала ту аудиторию, которую он мог учить.
Рассказ Марка о галилейской миссии состоит из двух примерно равных частей: это «действие силы» и поучения Иисуса. Матфей и Лука добавили множество иных поучений к тексту Марка, а потому эта сторона деятельности Иисуса представлена у них более глубоко. И в самом деле, изо всех титулов чаще всего в евангелиях Иисуса именуют «учителем».[95]В этой части книги мы рассмотрим
Важно представить себе окружение, в котором учил Иисус. Евангелия упоминают разные ситуации: он учил на собрании в синагогах, за трапезой, под открытым небом в сельской местности и на берегу Галилейского моря, на площадях селений и в внутренних двориках домов, а на последней неделе в Иерусалиме — на открытом дворе Храма. За исключением собрания синагоги, все эти встречи не носили официального характера, да и обстановка в сельских синагогах не отличалась формальностью. Тут люди общались друг с другом и разговаривали.
Иисус учил особым образом. Он рассказывал истории
Интересно сравнить такую форму учения с другими формами, которые использовали учителя того времени. Часто они говорили о «законах» и «правилах», обычно основанных на толковании Торы, используя формы: «ты должен» или «ты не должен». У Иисуса крайне мало подобных выражений. Кроме того, хотя он иногда и ссылается на Библию, он не занимается развернутым толкованием Писания. Он также не пользуется обычными вводными словами пророков: «Так говорит Господь» или «Слушайте слово Господне». Он не произносит длинных речей на отвлеченные темы (исключение составляет Евангелие от Иоанна, которое, по мнению большинства исследователей, не передает подлинных слов Иисуса). И когда мы встречаем у синоптиков пространные тексты с поучениями, такие как Нагорная проповедь, мы видим, что они состоят из запоминающихся кратких речений, которые евангелист собрал вместе.
Таким образом, Иисус намеренно использовал притчи и афоризмы, и это каким-то образом его характеризует. И теперь мы рассмотрим вопрос, как такая форма воздействует на слушателя и что она говорит о стиле Иисуса как учителя.
Притчи
Притчи — это придуманные истории, смысл которых не зависит от достоверности фактов, о которых в них говорится. Трудно подсчитать, сколько притчей содержится в евангелиях, потому что исследователи часто спорят о том, представляет ли собой конкретное высказывание притчу или относится к другим жанрам. Однако большинство ученых утверждают, что в евангелиях от тридцати до сорока притчей.[96]
Иногда евангельская притча — это развернутая история с несколькими героями, а иногда очень непродолжительная. Самые короткие укладываются в одно предложение, в одну строку:
Подобно Царство Небесное закваске, которую взяла женщина и положила в три меры муки, доколе не вскисло все (Мф 13:33; Лк 13:20–21).
Подобно Царство Небесное зарытому в поле сокровищу, которое человек, найдя, скрыл, и от радости идет и продает всё, что имеет, и покупает поле то (Мф 13:44).
Еще подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин. Найдя одну многоценную жемчужину, он пошел и продал всё, что имел, и купил ее (Мф 13:45–46).
Но даже столь краткие истории представляют собой повествования, где что-то происходит.
Есть более развернутые истории, к которым относятся многие известные притчи Иисуса: о блудном сыне, добром самарянине, работниках в винограднике, немилосердном слуге, талантах, злых виноградарях.[97]
Притчи — занимательные истории. Слушатели следят за развитием событий. Они должны вызывать интерес не только для того, чтобы не дать слушателю заскучать, но и потому, что неправдоподобные и фантастические детали лишь помешают аудитории следить за ходом событий. Герои притчей могут иногда вести себя странно — часто именно это и происходит, — но их поведение не выходит за рамки правдоподобного.
Притча приглашает слушателя вынести суждение. Косвенно за началом и окончанием любой притчи стоит вопрос: «Что вы думаете?» В начале одной из притчей у Матфея (21:28) Иисус задает этот вопрос прямо.[98]Это относится и к самым кратким притчам:
Греческий корень слова «притча» помогает нам лучше понять этот жанр: буквальный перевод — «положить рядом». Притча — это история, которую «располагают» рядом с жизнью для того, чтобы как-то изменить восприятие слушателя. Она требует от слушателя участия, а потому по самой своей природе диалогична. Как говорил Чарлз Додд, известнейший английский специалист XX века по Новому Завету, притча оставляет «ум в состоянии сомнения относительно ее точного смысла, и это понуждает слушателя думать самостоятельно».[99]
Важно понять, что Иисус рассказывал ту или иную притчу не раз. Невозможно себе представить, что странствующий учитель может воспользоваться такими прекрасными историями, как притча о блудном сыне или добром самарянине, только однажды. А отсюда можно сделать два вывода. Во-первых, евангелия приводят нам «краткий пересказ сюжета» историй, которые рассказывались много раз то кратко, то развернуто, в зависимости от обстоятельств. Самая длинная из них — притча о блудном сыне: ее