23
Большинство ученых согласно относительно того, что Иисус не говорил о себе тех слов, которые приводит Иоанн. Таким образом, когда в Четвертом Евангелии Иисус говорит «Я есть», мы слышим здесь свидетельство об Иисусе. Нам не надо думать, что Иисус говорил: «Я Свет миру», но более правильно представить, что тут Иоанн говорит об Иисусе: «Иисус — Свет миру». Но поскольку современные западные люди полагают, что без буквальной верности фактам нет истины, я должен подчеркнуть, что для меня как христианина Иисус есть Свет миру, несмотря на то, что я сомневаюсь в том, что он сам так говорил. Я также сомневаюсь в том, что Иисус провозглашал себя «Сыном Божьим» и «Мессией», и тем не менее для меня эти утверждения истинны. Это послепасхальное свидетельство первых христианских общин, и как христианин я его разделяю: вот кем Иисус является для меня.
24
Gimther Bornkamm, Jesus of Nazareth (New York: Harper & Row, 1960), p. 56.
25
Исторический вопрос, восходят ли христологические формулировки к допасхальному Иисусу, не должен порождать скептического отношения к евангелиям и Иисусу. Чаще всего скептицизм тут — следствие буквализма. Часто это скептический буквализм в форме беспокойства: если Иисус не говорил, что он Мессия и Сын Божий, может быть, он и не вправе носить такие титулы, а значит, не стоит верить евангелиям и всей Библии. Часто такова реакция христиан-буквалистов, которые впервые столкнулись с историческим подходом к евангелиям. Бывает и «агрессивный» скептический буквализм: Иисус этого не говорил, а потому все эти ложные слова — продукт искаженного восприятия или даже бреда первых христиан — лишь сбивают нас с толку. За этим стоит стремление «разоблачать». Но обе такие реакции обусловлены культурой, обе основаны на вере в «факты», где истина отождествляется с «достоверными фактами».
26
Albert Nolan, Jesus Before Christianity (Maryknoll, NY: Orbis Books, 1978), p.117.
27
Двенадцать учеников у Марка дают модель «несостоятельного» ученичества. Они не улавливают сути дела. Иуда предает Иисуса, Петр отрекается, остальные разбегаются. Но главный смысл остается тем же: это рассказ об ученичестве, хотя ученики в тот момент не улавливают его сути.
28
Иоанн начинает описывать общественное служение Иисуса с главы 2, вся первая глава — пролог.
29
Denise Levertov, The Stream and the Sapphire (New York: New Directions, 1997), p. 6.
30
Среди самых значимых свежих исследований, посвященных повествованиям о рождении Иисуса, следует отметать семисотстраничный труд Рэймонда Брауна: Raymond Brown, The Birth of the Messiah (New York: Doubleday, 1977; rev. ed., 1993), a также книгу в 300 страниц Роберта Миллера: Robert J. Miller, Born Divine: The Births of Jesus and Other Sons of God (Santa Rosa, CA: Polebridge, 2003). Поскольку вторая короче, достаточно ясна и беспристрастно рассматривает как исторические, так и богословские проблемы, ей можно отдать предпочтение.
31
Сам по себе тот факт, что эти рассказы приводят только Матфей и Лука, не имеет решающего значения. Есть тексты, которые приведены только у Матфея или только у Луки, которые, тем не менее, по мнению большинства ведущих ученых, восходят к историческому Иисусу. Это касается нескольких притчей. Например, только Лука приводит притчи о добром самарянине и о блудном сыне, только Матфей — притчи о работниках в винограднике и о немилосердном слуге, что не мешает большинству ведущих ученых полагать, что ядро каждой из этих притчей восходит к историческому Иисусу.
32
Мф 1:1-17, Лк 3:23–34. Матфей прослеживает предков Иисуса до Авраама, Лука — до Адама. Более того, начиная с царя Давида в этих списках есть существенные расхождения.
33
Мф 1:23; 2:6; 2:15; 2:18; 2:23. См. мою книгу Reading the Bible Again for the First Time (San Francisco: HarperSanFrancisco, 2001), pp. 113–117; и книгу Miller, Вопи Divine, pp. 155–174.
