— Дебора, сэр.
Позвякивая посудой, она собирала на поднос все, что только что принесла.
— А ваша фамилия?
— Бранжьен.
— Повторите.
— Бранжьен — о, да вы уже почти спите. Произнести по буквам? Б-р-а-н-жь-е-н.
Она удалилась так же тихо, как вошла. Месье Ледрю, откинувшись на подушку, какое-то время сосредоточенно созерцал дубовую балку. Напиток несомненно был очень крепким. Он был снова молод, и старая резная балка была молода, на ней появились бутоны, усики и зеленые побеги. У него еще хватило сил задуть свечу, перед тем как погрузиться в сон, в котором портьеры на окне, которые шевелил слабый ночной ветерок, таинственно что-то шептали и превращались в ветви непроходимой лесной чащи.
ГЛАВА 10
Неделей позже доктор Карфэкс обедал и ночевал в «Розе и якоре» в качестве гостя месье Ледрю. Они нанесли еще два визита в Лантиэн, где пациент быстро выздоравливал. Нотариус съездил в Плимут, откуда вернулся с легким, но объемистым пакетом.
— Это прощальный подарок, — объяснил он доктору, — и я прошу вас отдать это ему завтра, с приветом от меня. Это приличная скрипка, с элементарными указаниями и упражнениями; здесь также запасные струны. Этот инструмент и запасные струны, несомненно, удивят его сначала, но попытки научиться играть на ней помогут скоротать время до полного выздоровления.
— Уж не знаю, помогут ли они скоротать свободные часы миссис Бозанко. Зачем это вам потребовалось подвергать ее такой пытке? — сказал доктор. — Но поскольку вы завтра отбываете, то, вероятно, предоставляете мне разбираться с последствиями?
Месье Ледрю улыбнулся:
— Судя по тому, что я узнал о вас, мой друг, вы охотно выполните это поручение… и, надеюсь, еще одно.
— Хм… пожалуй, я догадываюсь, о чем речь. Вы хотите, чтобы я на досуге порылся в архивах, картах и реестрах на предмет какого-нибудь названия — с помощью «Книги судного дня»[26] или без оной, — которое встречается у Беруля, или у Готфрида Страсбургского, или в каком-нибудь еще conte[27] или lai[28] о Тристане. Так? И сообщил бы вам?
— Могу я рассчитывать на эту дружескую услугу?
— И, могли бы вы добавить, на мое любопытство. Да, можете. Но должен вас предупредить: я занят, но деятелен; усерден, но ленив; раб своих бедных пациентов, но в остальном — раб или господин своих собственных капризов.
— Во всяком случае, я могу на вас рассчитывать? — спросил нотариус.
— Можете, — ответил доктор, лукаво взглянув на своего собеседника, — разве что у нас с вами, как у Беруля, Готфрида Страсбургского и остальных, внезапно оборвутся поиски подлинного Тристана. Любопытное совпадение: ни один поэт — или назовем его исследователем — не дожил до того, чтобы закончить эту историю. Его труд обычно заканчивал кто-нибудь другой.
Месье Ледрю улыбнулся.
— Что касается этого, — заметил он, — я рад оставить свою часть исследования в ваших надежных руках. И помните, что единственным поэтом, завершившим свою поэму, которая была утрачена, был Кретьен де Труа — так что, быть может, Карфэкс из Троя… — Он помедлил и, передав доктору графин, добавил: — Труа и Трой. Вы должны признать, что тут есть некоторое сходство.
Но доктора было не так-то легко одолеть.
— Я не желаю иметь ничего общего с вашими филологами и peut-etres, [29] — твердо заявил он. — Передайте мне, пожалуйста, эту книгу о кельтских названиях, которая так вас заинтриговала.
Они уже перешли к десерту. Доктор Карфэкс, угостившись третьим стаканом портвейна, расчистил перед собой на столе место для маленького томика, который протянул ему месье Ледрю.
— Полагаю, — продолжал доктор Карфэкс, глотнув из бокала, — что наш хозяин Льюворн купил винный погреб вместе с «Розой и якорем». Может быть, это черная неблагодарность с моей стороны, но меня раздражает, что он не может сказать, урожая какого года это вино, а я не такой знаток, чтобы определить выдержку на вкус. Все-таки приятно знать, что именно пьешь. Так, посмотрим… Да, тут есть ссылка на имя «Тристан», предположительно вырезанное на памятнике, который находится поблизости, всего в миле от Троя. «Имя „Дростан“ запечатлено в надписи в Корнуолле: „Drustagni hic jacet Cunomori filius“».[30] Я, знаете ли, прохожу мимо этого Длинного камня, как мы его называем, почти каждый день — он находится на перепутье четырех дорог. Я много раз изучал его, используя стремянку; его поставили вертикально после того, как перенесли с первоначального места, в четверти акра оттуда. Это была надгробная плита, которая должна была лежать горизонтально — в каковой позиции и была найдена. Вы ее видели. Я помог вам обвести пальцем «Cunomori — или Cunowori? — filius». Что касается слова «jacet», то это можно лишь принять на веру. В любом случае это явно надгробная плита, так как на другой стороне — она, конечно, гораздо меньше пострадала от непогоды, потому что изначально лежала в земле, — надпись: «Thanatos Tau», которую не может не заметить даже случайный прохожий. Но что касается вашего «Dru»… Бог мой, Le Dru![31] — да такая надпись вполне могла бы быть сделана и на вашей плите!
— Да… Ну не знаю… — прошептал нотариус.
Доктора Карфэкса так и несло вперед. Он мог одновременно сесть на несколько своих коньков, перепрыгивая с одной темы на другую.
— Итак, я не хочу иметь никакого отношения к вашим кельтским производным — вашим Дестанам, Дростанам и всем прочим. Наш Тристан, герой сотни легенд, возможно, лежал когда-то под этим надгробным камнем. Я, правда, в этом несколько сомневаюсь; в этих ле, написанных по-французски, Тристан был назван так по очень простой причине, которую они и приводят: его мать, испытав родовые муки и отправляясь следом за своим обожаемым умершим мужем, назвала ребенка Tristis,[32] вот и всё. Ваши филологические догадки, сэр, — абсолютный вздор, а вот топография Беруля точна. Например, такие названия, как Лантиэн, Ворота Марка, Сент-Семпсон, где Изольда проходила, чтобы послушать мессу, Мальпас — или le Mal Pas, где Тристан под видом прокаженного помог ей высадиться на берег, — она вместе с ним упала на причал, так что смогла потом смело принести клятву, что никто, кроме прокаженного и, конечно, ее мужа Марка, не держал ее в объятиях. Ну что ж, эти названия только множат совпадения, которые…
Тут дверь открылась и вошла миссис Льюворн, за которой следовала Дебора с подносом; на нем кроме кофейника были еще два бокала на высоких ножках, спиртовка и серебряная кастрюлька.
Месье Ледрю и доктор Карфэкс поднялись на ноги и смотрели при свете свечей на ее фигуру — высокую, в бледно-голубом платье необычного покроя: оно свободно ниспадало вниз от самых плеч, а в разрезах длинных рукавов с золотой каймой видны были обнаженные руки. В ту ночь, позже, доктор Карфэкс задумался, отчего Линнет, это дитя, которому он помог появиться на свет девятнадцать лет тому назад, а ныне жена хозяина гостиницы Марка Льюворна, оделась подобным образом. А еще он подумал, что она одинока, у нее нет детей и вряд ли будут, а также о вечном притязании женщин на родословную и утраченное положение. Однако в эту минуту оба мужчины застыли, пораженные красотой ее наряда. Когда Линнет шагнула вперед, в синем пламени спиртовки бледно-голубое платье стало совсем голубым. Сделав знак Деборе, поставившей поднос на стол рядом с месье Ледрю и моментально отступившей в тень, она поклонилась гостям.
— Вы покидаете нас завтра, месье, и я принесла вам прощальный кубок — простите мне мою фантазию и мою смелость.
