«реальных демократий» является словосочетание «демократические капитализмы». Посмотрим, почему это так.
Говорить о «демократии» без добавления прилагательного - значит не замечать огромной разницы между: а) классической греческой моделью демократии, увековеченной в знаменитой траурной речи Перикла; б) зарождающимися демократическими структурами и практиками в некоторые городах северной Италии на заре Ренессанса (которые позже были упразднены в результате клерикально-аристократической реакции); в) и различными моделями демократии, созданными в некоторых капиталистических обществах двадцатого столетия. Демократия является формой организации социальной власти в государственной сфере и неотделима от экономической и социальной структуры, на которой эта власть основывается. Различные способы организации власти - как диктаторские, так и демократические, или шесть классических форм политической власти, описанные Аристотелем в «Политике», основываются на конкретном способе производства и типе социальной структуры; поэтому любой дискурс, в котором говорится о «демократии» без дальнейших уточнений, по необходимости является очень неточным и сомнительным.
И, правда, ведь, что имеют в виду политологи, когда употребляют слово «демократия»?
Демократию, в основе которой лежит рабовладение, как в Древней Греции? Или ту демократию, которая процветала в городах, окружённых пустыней феодального крепостничества, и в которых ремесленники и рабочие (popolo minuto) боролись за то, чтобы быть чем-то большим, чем маневрирующая масса, находящаяся под властью олигархического патрициата Флоренции и Венеции? Или быть может европейские демократии до Первой мировой войны, в которых даже у мужчин не было избирательных прав, не говоря уже о женщинах? Или так называемые. «кейнсианские демократии» после Второй мировой войны, характеризующиеся тем, что Т. Х. Маршалл имел в виду под социальным гражданством? 7
Реагируя на сбивающую с толку двусмысленность, также являющейся вызовом предполагаемой единообразной природе выражения «буржуазная демократия», мексиканский эссеист Энрике Краузе, автор с очевидными неолиберальными взглядами, однажды выступил со страстным оправданием «демократии без прилагательных» 8 . Тем не менее, его увещевания оказались бесполезными. Недавний анализ литературы по проблематике, сделанный Дэвидом Колье и Стивом Левитски, обнаружил невероятную распространённость «прилагательных» (более пятисот), используемых в политологии для обозначения функционирования демократических режимов, - так что в мире таксономических сеток больше, чем демократических режимов 9 . Несмотря на это, забрасывание демократии прилагательными, даже если в этих целях используются «сильные» термины или понятия, нагруженные значением, такие как «капиталистический» или «социалистический», совершенно не решает главной проблемы, а только лишь даёт примитивную набедренную повязку, плохо скрывающую то, что король-то голый.
Возьмем, к примеру, словосочетание «капиталистическая демократия», которое часто используется главными представителями социологического мейнстрима, а также радикальными мыслителями. Что в действительности оно означает? Кто-то может думать, что проблема разрешается сама по себе путём добавления определителя «капиталистический» к слову «демократия», что, по крайней мере, даёт хоть какой-то намёк на более широкую постановку проблемы отношения между капитализмом и демократией, - точнее, на вопрос пределов, которые капитализм очерчивает для её развития. Тем не менее, данная точка зрения в сущности неверна, поскольку исходит из предпосылки (ошибочность которой достаточно ясна), что в политических режимах такого типа, «капиталистическая» компонента является всего лишь прилагательным, относящимся к определённым экономическим факторам, которые неким образом модифицируют и окрашивают функционирование политической структуры, являющейся по своей сущности демократической. В действительности словосочетание «капиталистическая демократия» напоминает «гегелевское переворачивание с ног на голову» действительных отношений между экономикой, гражданским обществом и политической сферой, похожее на скрытую апологию капиталистического общества. Всё обстоит именно так, потому, что в данной формулировке демократия представлена как сущностная основа современного общества, что изо дня в день повторяется бесчисленным множеством лидеров «свободного мира», такими как Джордж У. Буш, Хосе М. Аснар, Тони Блэр и др., называющими себя представителями своих «демократических обществ».
Таким образом, демократия определяется приходящей и «зависящей от обстоятельств» чертой – одним лишь капиталистическим способом производства! Капитализм поэтому предусмотрительно уходит за политическую кулисы, оставаясь невидимым в качестве структурного основания современного общества. Как однажды заметил Бертольд Брехт, капитализм – это джентльмен, который хочет остаться неназванным. Но можно сказать даже больше. Как утверждал мексиканский философ Карлос Перейра, словосочетание «буржуазная демократия» - это «монструозная концепция», поскольку оно «скрывает важнейшее обстоятельство современной истории: демократию завоевали и сохранили, в разных регионах мира в большей или меньшей степени, вопреки буржуазии» 10 .
В вышеупомянутом использовании прилагательных заложена двойная трудность. Во-первых, буржуазии необоснованно приписывается такое историческое достижение как демократия, которое является результатом многовековой борьбы народных классов против сначала аристократии и монархии, а затем против господства капиталистов, изо всех сил пытавшихся предотвратить или задержать развитие демократии, используя все возможные средства, начиная от лжи и манипуляций, заканчивая тотальным террором, «подытоженным» нацистскими государствами. Во-вторых, если выражение «буржуазная демократия» принимается по умолчанию, то сущностно-«буржуазное» в демократии становится случайным и зависящим от обстоятельств фактом – дополнением к овеществлённой сущности, называемой демократией.
Итак, как же правильно концептуализировать понятие демократии? Конечно, этот вопрос не лежит в плоскости выбора между прилагательными или отказа от неогегельянской инверсии. Здесь имеется в виду, что в отличие от термина «буржуазная демократия», такое выражение как «демократический капитализм» раскрывает истинное значение демократии, подчёркивая тот факт, что её структурные характеристики и определяющие аспекты – «свободные» и периодические выборы, индивидуальные права и свободы и тому подобное, хотя и важны – в своей основе не более, чем политические формы, чьё функционирование и специфическая эффективность, не могут нейтрализовать, тем более растворить, внутреннюю безнадёжно антидемократическую структуру капиталистического общества 11 .
Его структура основывается на системе социальных отношений перманентного воспроизводства рабочей силы, продаваемой на рынке как товар для гарантирования выживания самих рабочих и ставит непреодолимые барьеры на пути развития демократии. «Рабство» наёмного работника, выходящего на рынок в поиске капиталиста, который может посчитать выгодным для себя купить его труд, или же в противном случае обречённость на жалкое существование в качестве мелкого торговца и уборщика мусора в трущобах, оставляет подавляющее большинство мирового населения, и не только в Латинской Америке, в ситуации структурной неполноценности и неравенства.
В то время как маленькая часть общества – капиталисты, крепко обосновались в положении непререкаемого господства и используют всяческие привилегии, подобные явления несовместимы с полноценным развитием демократического потенциала общества.
Результат - фактическая диктатура капиталистов, в какой бы политической оболочке она не выражалась: в демократии эта диктатура к тому же скрывается от глаз общественности. Таким образом, имеется на лицо устойчивая несовместимость между капитализмом как экономической и социальной формой, основывающейся на структурном неравенстве, отделяющего капиталиста и рабочего, и
