поддержка демократического режима выросла с 64 до 74% в период с 1997 и 2004 годами. Что касается поддержки демократического режима, эта страна лидирует среди всех стран Латинской Америки, тем самым представляя собой другой удручающий парадокс для конвенциональных теоретиков демократизации: каким образом Венесуэла постоянно выделяемая из числа других стран Вашингтоном за предполагаемую слабость демократических институтов, нелегитимный характер правительства Чавеса и другие подобные недочёты, показывает самый высокий уровень поддержки демократии в регионе?
Мы попытаемся ответить на этот вопрос ниже. Но если подводить итоги, совершенно ясно, что крушение иллюзий демократии, которое наблюдается во всём регионе, невозможно отнести к отличительной авторитарной особенности общества, которым нравятся каудильизм и личный деспотизм разных сортов. Это рациональный ответ на политическим режим, который в историческом опыте Латинской Америки, ясно доказал, что его больше интересует благосостояние богатых и влиятельных, а не судьба бедных и угнетённых. Когда у тех же людей спросили, удовлетворены ли они функционированием рыночной экономики, только лишь 19% ответили утвердительно, и ни в одной стране региона рыночная экономика не была поддержана большинством населения.
Очень малое число латиноамериканских правительств, конечно, интересуются причинами этого, не говоря уже о их желании инициировать публичное обсуждение этого вопроса. Подобным образом они не заинтересованы в объявлении референдума по вопросу того, нужно ли сохранять такой непопулярный экономический режим в противовес мнению подавляющего большинства тех, кто, как считается, является сувереном демократического государства. Такое решение было бы единственным демократическим, но наши «демократические» правительства и не думают о том, чтобы поощрять такие опасные инициативы.
Где уровень удовлетворения рыночной экономикой выше – не случайно в Чили, которая была тщательно обработана неолиберальным вирусом – эта цифра едва достигает отметки 36% национальной выборки, что всё равно меньше процента тех, кто поддерживает альтернативу. До тех пор пока латиноамериканские демократии будут иметь своей ключевой целью гарантирование «управляемости» политической системой, то есть, возможность управлять ею в соответствие с предпочтениями рынка, не следует удивляться подобным результатам. Разочарование рыночной экономикой ранее или позднее распространится по всем демократическим режимам. Эта точка зрения была подытожена распространённым народным мнением, что правители не следуют своим электоральным обещаниям, поскольку они либо врут, чтобы выиграть на выборах или потому что «система» не позволяет им реализовать обещанное.
Но общественность только начинает понимать то, что будущие власть предержащие уже давно знают. На вопрос, кто реально пользуется властью в Латинской Америке, опрос проведённый среди 231 лидеров региона (среди них несколько бывших президентов, министров, высокопоставленных чиновников, корпоративных директоров и т.д.) 80% опрошенных указали на большой бизнес и финансовый сектор, в то время как 65% указали на прессу и крупные СМИ. В сравнении - только лишь 36% указали на фигуру президента как кого-то, кто имеет возможность пользоваться реальной властью, тогда как 23 % респондентов сказали, что американские посольства являются главными обладателями властью в местных делах 26 . В связи с этим давайте перейдём к исследованию реальной структуры власти в Латинской Америке.
Свободные выборы?
Конвенциональная социология утверждает, что «свободные выборы» являются главной составляющей демократии. Доклад ПРООН определяет такие выборы «свободными», в которых электорату предлагается возможность выборы, неограниченная юридическими правилами или ограничениями, действующими «как вопрос практической силы» 27 .
В том же русле в докладе консервативного мозгового центра Freedom House под названием «Свобода в мире» за 2003 г. утверждается, что выборы могут считаться свободными, когда «избиратели имеют возможность свободно избирать авторитетных лидеров из конкурирующих групп и индивидов, которые не назначены правительством; избиратели имеют доступ к информации про кандидатов и их политические программы; могут голосовать без давления власти; а кандидаты и их штабы не подвергаются запугиванию» 28 .
С этими двумя определениями есть некоторые проблемы. Начнём с того, что составляет «вопрос практической силы»? Для авторов доклада ПРООН это навязывание определённых ограничений на политическое участие партий в избирательном процессе. Этот аргумент происходит из классической либерально установки, относящейся к негативной теории свободы в соответствие с которой, свобода существует только в той степени, в которой отсутствуют ограничения со стороны правительства. В идеологической системе, на основе которой развивается либеральная теория, существуют две отделённые друг от друга социальные сферы: одна составляет гражданское общество и рынки и является источником свободы, а другая, олицетворяемая государством, является прибежищем принуждения и ограничений. Таким образом, «силовые» ограничения свободной воли граждан могут исходить только лишь от государства. Из этого следует, что примерами «силовых» ограничений также являются законодательный запрет Перонистской партии в Аргентине, Партии АПРА (Американский Народно-Революционный Альянс) в Перу и запрещение коммунистических партий во всём регионе начиная с середины 1940-х годов, заканчивая началом 1980-х годов. Тем не менее, приведенное выше теоретизирование остаётся слепым в отношении других эффективных и смертельных ограничений, исходящих от власти рынка в форме экономического шантажа, инвестиционных страйков, угроз бегства капитала и так далее, которые даже не упоминаются в докладе, хотя они решительно ограничивают пространство для принятия решений обычными людьми. Эти ограничения и условия не истолковываются как «силовые» преграды, навязываемые электорату, а рассматриваются как здоровое проявление плюрализма и свободы.
Давайте посмотрим на конкретный пример: маленькая страна Сальвадор, где почти треть населения была вынуждена эмигрировать из-за десятилетий гражданской войны и экономической стагнации. В результате Сальвадор очень сильно зависит от денежных переводов эмигрантов и от зарубежных инвестиций, главным образом из Соединённых Штатов. За несколько месяцев до последних президентских выборов 2004 года крупные американские фирмы, действующие в Эль Сальвадоре объявили, что они уже приготовили планы быстрого выведения инвестиций и увольнения работников в случае победы главного кандидата из Фронта национального освобождения им. Фарабундо Марти. Это заявление вызвало настоящий хаос в и так неспокойном сальвадорском обществе, который усилился после заявления официального представителя американского правительства, сказавшего, что в случае избрания представителя данной партии Белый дом вмешается для защиты корпоративных интересов и наложит эмбарго на денежные переводы из США в Сальвадор. Для кардинального изменения электоральных предпочтений граждан хватило каких-то двух недель: кандидат от ФНО им. Ф. Марти был оттеснён на второе место и получил значительно меньшее количество голосов, чем кандидат, поддерживаемый элитой.
После подобных заявлений он оказался единственным человеком, способным предотвратить хаос, который мог последовать за победой «неправильного» кандидата.
Конечно, все эти «маленькие» эпизоды не беспокоят самоуверенность конвенциальной политической науки и не служат поводом к исключению Сальвадора из списка «свободных стран», составляемого Freedom House.
