разбивался у самого носа,
Превращая стекло лобовое
в картину Дали.
1
Несмотря на испорченный вечер, следующее утро началось как обычно. Нича проснулся с первого такта «будильной» мелодии, сразу поднялся, прошлепал на кухню, включил чайник. Затем умылся, побрился… и так далее – все, что он делал «на автомате» каждое буднее утро.
Перед самым выходом, уже в кроссовках, джинсах и джинсовой же курточке, Нича заглянул в зеркало, провел растопыренной ладонью по непослушным темно-русым вихрам и, прищурившись, выдал: «Ничо так».
Собственно, за это «ничо так» его и прозвали Ничей. Еще в школе, когда приставучий словесный сорняк неожиданно, но прочно прописался в его лексиконе. Столь же прочно приклеилось к нему новое прозвище. Более того, оно практически заменило ему настоящее имя; даже родители стали звать его Ничей. А он и не возражал. Нича так Нича. Вполне даже ничо так…
«Шестерка» прибыла вовремя, Нича как раз подходил к остановке. Новый маршрут был для него очень удобен – и остановка возле дома, и автобус не делал крюк через полгорода, а следовал прямо на Фабрику. Плохо лишь, что маршрутки ходили по нему крайне нерегулярно – можно и полчаса было без толку прождать, а потом бежать на остановку «копейки», нервничать и в результате опаздывать на работу. Поэтому Нича взял за правило никогда не ждать «шестерку»; если ее нет – сразу идти на «единичку».
На сей раз удача оказалась на Ничиной стороне, и он, согнувшись, поднялся в салон и сел на переднее сиденье, спиной к водителю. Ездить спиной вперед он не любил – казалось, что каждый из пассажиров его оценивающе разглядывает, – но больше свободных мест не было. Впрочем, теперь и он мог рассмотреть своих попутчиков, большую часть которых он сразу признал. Но заметил и несколько новеньких: светловолосого парня в зеленой ветровке напротив; неопределенного возраста угрюмую тетку, сидевшую возле двери; грузного мужчину лет сорока пяти с глубокими залысинами, который дремал на втором слева сиденье, прислонив голову к окну, и молодую женщину с пышной, рыжего цвета прической, устроившуюся в крайнем ряду. Женщина показалась Ниче похожей на куклу – то ли из-за цвета волос; то ли из-за белизны «фарфоровой» кожи; возможно, из-за чересчур, на его взгляд, правильных черт лица; а еще из-за того, наверное, что глаза ее тоже были закрыты.
Нича не любил ездить на этом сиденье еще и потому, что не видел дорогу впереди. Чисто психологически ему становилось от этого неуютно. Зато белобрысый парень, расположившийся возле окна напротив Ничи, как раз что-то впереди и увидел. И это что-то ему явно не понравилось, особенно после того, как маршрутка неожиданно вильнула влево. Глаза парня испуганно округлились, он открыл рот и, наверное, закричал, но все возможные звуки перекрыл в этот миг оглушительный визг тормозов и последовавший вслед за ним скрежет и грохот. Ничу резко и больно вжало в сиденье, а парень с разинутым ртом, сложившись пополам, с огромной силой въехал головой в Ничин живот. Затем мир кто-то выключил.
Включался же он постепенно. Сначала возникла боль. Болели спина и живот. Саднило прикушенную губу – Нича почувствовал на языке вкус крови. После осязания и вкуса прорезался слух – рядом кто-то тихо стонал. Отсутствовали пока лишь обоняние и зрение. Последнее испугало Ничу больше всего. Впрочем, он быстро понял, что у него просто-напросто закрыты глаза. Но сразу он их открывать не решился, опасаясь того, что увидит – море крови, кучу трупов, гору искореженного металла… Именно так – в преувеличенных масштабах – ему это все и представлялось.
Неизвестно, сколь долго еще находился бы Нича в плену своей болезненной мнительности, если бы не услышал возле самого уха:
– Молодой человек, вы живы?
Голос был настолько мелодичен и нежен, что кровавые картины разрушения и смерти тут же выветрились из головы. Нича раскрыл глаза. И сразу увидел ее лицо, совсем-совсем рядом от своего. Настолько близко, что до него можно было дотронуться губами – до чистой белой кожи лба, щек; до правильного, будто выточенного умелым резчиком носа, до нарисованных – но не помадой, а красками жизни – губ… Впрочем, конечно же, нет – до лица рыжеволосой незнакомки нельзя было дотянуться губами; эту иллюзию устроило накрытое шоком сознание. После того как Нича проморгался, все стало таким, каким было на самом деле. Но даже чуть «отодвинувшись», женское лицо оказалось достаточно близко, чтобы дотронуться до него по крайней мере рукой.
Конечно же, он не стал этого делать. Хотя, удивившись, понял, что очень этого хочет. Потому что лицо было прекрасным. А его обладательница – гораздо более юной, чем показалось Ниче сначала. Девушку «взрослил» деловой – жакет и юбка-миди – костюм темно-серого цвета. На самом же деле едва ли ей было многим более двадцати… И как только он мог сравнить это совершенное чудо с куклой?..
– Все хорошо? – вновь спросило «чудо».
– Ничо так, – неуверенно ответил Нича. Затем шевельнулся, осторожно выпрямился и понял, что на самом деле «ничо». Спина с животом хоть и побаливали, но терпимо. А на прикушенную губу можно было и вовсе не обращать внимания.
– Вот и замечательно, – улыбнулась девушка и перешла к соседнему креслу, на котором сидел, схватившись за голову, тот самый парень, что «нокаутировал» Ничу. Он тихонечко стонал и что-то неразборчиво приговаривал.
«Ага, – с непонятным чувством, очень похожим на ревность, подумал Нича, – так тебе и надо! Будешь знать, как бодаться!.. Скажи еще спасибо, что это мой живот тебе подвернулся, а не перегородка какая- нибудь или железяка. Может, я тебе вообще жизнь спас…»
Кстати… Нича завертел головой. В салоне, кроме него, девушки и парня, сидела еще та самая тетка, возраста которой он не смог определить. Теперь, приглядевшись внимательней, он решил, что за полтинник ей перевалило точно. Тетка была изрядно напугана и мелко дрожала. По неестественно серому лицу ручьями катил пот, смывая остатки косметики. От грязных потеков лицо казалось вовсе неживым и страшным. Удивительно, как женщина вообще удержалась на месте – перед ее сиденьем не было ничего, что помешало бы ей упасть. Впрочем, она вполне могла и подняться, пока Нича был в отключке.
Больше никого в маршрутке не было. Нича обернулся. Водительское место тоже пустовало. А еще его очень удивило состояние маршрутки. Во всяком случае, внутри она казалась абсолютно целой. Даже лобовое стекло присутствовало на положенном месте – и без единой трещинки!
– Ничо так!.. – хмыкнул Нича. – А куда все делись?
Девушка оторвалась на миг от парня, которого пыталась привести в чувство, и тоже огляделась.
– Не знаю, – сказала она. – Может быть, вышли? Сходите пока, посмотрите… Да, вы не знаете, где тут может быть аптечка?
Нича перегнулся в кабину водителя и сразу увидел пластиковый кейс с красным крестом, будто специально для него выложенный на пассажирское сиденье.
– Вот, – протянул он находку девушке и кивнул на стонущего парня. – А что, с ним что-то серьезное?
– Не знаю, – пожала та плечами. – Вроде бы все в порядке. По-моему, просто стресс… Но я же не врач.
– Зачем же тогда аптечка?
– Дам хоть нашатыря понюхать… Да вы идите, посмотрите, что там на улице!
«Ну вот, прогоняет, – мысленно вздохнул Нича. – А впрочем, и правильно делает. Я ей только мешаю спасать, так сказать, человека, а могу ведь заняться не менее полезным делом – разведать обстановку и найти остальных».
Странно, но почему-то у него поднялось настроение. Возможно, это тоже было последствием стресса, а быть может, еще и осознанием того, что страшная беда миновала, задев их только краешком. Никто ведь, как говорится, не умер! Хотя… Нича помрачнел. Может, как раз никого и нету здесь больше, потому что их уже увезли… Да нет же! В таком случае сначала увезли бы их, уцелевших, кого еще можно спасти. Мертвые всегда могут подождать. Они-то уж точно никуда не опоздают.
Рассуждая так, Нича открыл дверь. И не сразу понял, что же насторожило его, что заставило убрать
