— Кому услышать, все спят. Мы вас ближней дорогой выведем, тропинками, зачем вам городом идти?
— Конечно.
— А наши, наверно, уже лесами идут.
— И им окажите, чтобы заворачивали. Чтоб ноги ничьей тут не было! Мы тут еще с дедов-прадедов плоты сплавляем.
— Это верно, верно.
— А если все хорошо кончится, мы уж кого-нибудь к вам спосылаем, когда купец задаток даст. Чтобы и вам не так уж обидно было.
Они осторожно выходили при слабом свете закопченного фонаря и растворялись во тьме звездной осенней ночи, тихой, безмолвной, стелющейся по земле запахом вянущих листьев.
Утром, едва начало светать, купец разбудил паренька.
— Остальных что-то еще не видно.
— Придут, придут. Медленно идут, а идти далеко. Но придут обязательно.
Купец вышел во двор. Открытые ворота сарая слегка покачивались, обнаруживая перед его изумленными глазами пустоту.
— Убежали? Как это могло случиться?
— Видно, ночью ушли.
— Надо было запереть сарай, стеречь.
— Устережешь, как раз! Их уже кто-то взбунтовал, теперь из этих твоих Зеленок ничего не выйдет!
Чернявый паренек удивленно качал головой.
— Так обрадовались! Сейчас же согласились и не спрашивали, что и как.
— Зато тут им, видно, кто-то растолковал, что и как! Добрым словом, а то и кулаком по башке! Остальные тоже не придут!
Вольский медленно шел к реке, мимо дубовых стволов, мимо сосновых бревен, мимо белых берез, лежащих вповалку на земле. Он взглянул на воду. Она текла, обрамленная ольхой, сверкая и переливаясь золотом и лазурью. Бесшумно бежала в свой дальний путь, но не несла на своих волнах веселых верениц плотов, как обычно в эту пору. Только кое-где шалили в лодках ребятишки да проплывал рыбак с полной лодкой мокрых вентерей.
— Нет, надо сделать иначе, — решил Вольский и велел поскорее запрягать лошадь.
Все трое встретились в Руде. Чернявый подросток снова уехал, на этот раз на несколько дней.
В ольхе на берегу реки, в Синицах, в Руде, во Влуках разбили бивуаки мужики из соседних деревень. Они исчезли в тростнике, незаметно притаились на заросших осокой островках, укрылись в норы, засыпанные сухими листьями, и ждали.
Однажды во дворе у Вольского началось оживленное движение. Мальчишки тотчас проскользнули к реке.
— Приехали. Из города приехали. Безработные.
Мужики переглянулись.
— Поговорить бы с ними надо.
— Э, дать по шее, только и всего.
— Может, и по шее. Но сперва поговорить. Тоже ведь люди.
— Из города в деревню лезут! Все-таки в городе легче прожить, чем у нас.
— А конечно, легче…
— Охота им пришла…
— Надо поговорить.
— Со всеми?
— Не-ет… Одного какого-нибудь постарше поискать, да с ним и поговорить.
Мальчишки, с невинным видом игравшие на улице в местечке и между штабелями леса, принялись напряженно высматривать. Вскоре из дома Вольского вышел пожилой человек в городской одежде и, небрежно посвистывая, направился к реке.
За ольхами его поджидал перевозчик Семен.
— Вы чего от меня хотели?
— Да вот, такое дело… Вы сговорились на плоты?
Рабочий недоверчиво присматривался к Семену. С минуту он как бы размышлял, что ответить.
— А вас это интересует?
— Может, и интересует.
— Знаете, лучше не путаться в чужие дела. Какое вам дело?
— Видно, есть дело, когда спрашиваю.
— А мне неохота вам отвечать.
— Как хотите. Я было думал добром договориться, а нет, так мы иначе устроимся.
Несколько мгновений они мерили глазами друг друга. Рабочий пожал плечами и сделал движение, словно собирался уйти. Семен удержал его.
— Ну, раз так — пусть будет так. Смотрите только, как бы вам не пожалеть.
— Чего нам жалеть?
— А потому что у нас… забастовка.
Рабочий стремительно обернулся.
— Как забастовка? Почему?
— Не хотим больше плавать за тридцать злотых. По сорок злотых требуем.
— По сорок? — удивился рабочий. — Нам по сорок пять на двоих дают.
— Так что у нас… забастовка. Никто не идет. Вот меня мужики и послали спросить. Как у нас с вами будет? По добру разойдемся или нет?
Тот ковырял носком сапога мягкую землю.
— Мы ничего не знали…
— Так вот теперь знаете, — сурово ответил Семен.
— Я скажу ребятам.
— И что?
— Да что ж? Пойдем назад, домой.
Семен с облегчением вздохнул. Его удивило, что дело сразу пошло на лад, да еще с чужим, городским человеком. Может, он испугался?
— Вас он по сорок пять злотых договорил, чтобы нас потом по тридцать нанимать.
— Везде так делают. Только я не думал, что и здесь люди стали за забастовки приниматься.
— Да что поделаешь… Жить ведь надо. У нас в деревне так вышло, что и от рыбы никакой прибыли нет, а деньги ведь нужны. Он-то небось не обеднеет, если прибавит несколько злотых.
— Конечно, нет. Ну, так я пойду поговорю с ребятами. Будьте здоровы.
— Будьте здоровы. Хорошо, что дотолковались…
— А как к вам попасть, если бы когда понадобилось? — спросил вдруг рабочий.
Семен колебался.
— Вы не бойтесь, у нас такая же беда, как и у вас. Точь-в-точь такая же.
— Какая в городе беда…
— Бывает похуже, чем в деревне. У вас и крыша над головой есть, и река накормит, а у нас что?
— Так оно говорится…
— Я сам уже почти год без работы. Так если бы вам когда понадобилось что, то можно спросить обо мне в городе, вам всякий покажет, Ян Трачик. Такой маленький домишко у моста, там и спросите.
— А я из Ольшин. Семен. Этого достаточно.
— Из Ольшин? Это недалеко?
— Недалеко. Отсюда идти по течению, прямо вниз.
— У меня был знакомый из Ольшин…
— Из Ольшин? — заинтересовался Семен. — Где же это вы с ним познакомились?
