Нервно перебирая в пальцах палочку, профессор огорченно выговорил:
— Так… Это очень осложняет дело…
Он лихорадочно переводил взгляд с правых поднятых рук на левые и наконец остановился.
— А! Вот вы! — воскликнул он и Мила с Белкой, переглянувшись, одновременно поняли, что профессор обращается к Белке. — Да-да — вы! Как ваше имя?
— Беляна Векша, — зардевшись, ответила Белка.
— Ах! Да-да, я вас помню! Как же, как же… На Распределении… — торопливо заговорил профессор Лирохвост. — Это ведь вас лев напугал так, что вы упали, бедняжка?
Кое-кто в классе, включая Ромку, припомнив этот инцидент, захихикали. Но Белка почему-то не обратила на это ровно никакого внимания. Она была безмерно счастлива оттого, что профессор Лирохвост ее запомнил. Наверное, он произвел на нее впечатление еще в тот день, когда галантно не дал ей упасть с лестницы.
— Обратите, пожалуйста, внимание на госпожу Векшу, — громко объявил профессор Лирохвост. — И делайте точно так же, как она. Заметьте, что рука, которая у нее поднята, — это левая.
Белка от гордости покраснела до кончиков ушей и вытянулась как струна, пытаясь оправдать оказанное ей доверие.
— Итак! — снова произнес профессор, направляя палочку в сторону своего левого уха. — Повторяем: Тимпанум Параакузия!..
После того как урок закончился, Белка еще долго не давала покоя ни Миле, ни Ромке, изливая на них свое восхищение профессором Лирохвостом. Она в буквальном смысле стала его самой верной почитательницей. В конце концов Ромка, не выдержав, пригрозил ей, что, если она не прекратит свои трели, он отправит Тимпанум Параакузия ей сразу в оба уха, и тогда она поймет смысл выражения «звенеть пожизненно». Белка была вынуждена замолчать.
В среду они втроем решили последовать совету Тимура и отправились в «Слепую курицу». Это было самое популярное в городе кафе, по крайней мере со слов Берти и Тимура, которые просиживали там часами каждый день, после занятий. Берти говорил, что там частенько можно поспорить с каким-нибудь волшебником, который в городе проездом. Чаще всего предметом спора становилась «Глазунья». А что это такое, Миле, Ромке и Белке предстояло узнать.
Кафе, как ни странно, они нашли без проблем, следуя маршруту, который им в двух словах описал Берти. Это было старенькое кирпичное здание, одноэтажное и кривое. Над аккуратно покрашенными горчичной краской дверями на вывеске красовалась надпись «Слепая курица», а по обеим сторонам двери, освещая вывеску, горели два больших желтых фонаря. Ромка открыл дверь, и они вошли в кафе. Не успели ребята переступить порог, как на них обрушилось целое полчище звуков. Кафе и его посетители жили очень насыщенной жизнью — говор стоял неимоверный, намного хуже, чем в первый день в «Перевернутой ступе» или в переполненном холле Думгрота.
Толстый мужчина с очками на лысеющей макушке и моноклем в правом глазу заливался громоподобным смехом. Два худых господина потягивали дым из кальяна, засунув в рот трубки. Прибор у них был один на двоих и наполнен он был чем-то ядовито-желтым, удивительно напоминающим лимонад, который яростно бурлил, как будто его кипятили.
— Куда это мы попали? — спросил Ромка, с интересом озираясь по сторонам.
Заметив за одним из столиков пепельно-русую голову Берти, Мила сказала:
— Кажется, все правильно.
— Это же Берти! — проследив за ее взглядом, воскликнула Белка. — А с ним Тимур.
В этот момент Берти тоже их заметил и, подзывая, помахал рукой.
Они сели за небольшой квадратный столик у стены.
— Ну что, други! Добро пожаловать в «Слепую курицу», — поприветствовал Берти и, подзывая официанта, добавил: — Сейчас будете проходить боевое крещение.
— Какое крещение? — занервничала Белка.
— Не дрейфь, сестрица, — доброжелательно усмехнулся Берти и сказал подошедшему официанту: — Три «Глазуньи», пожалуйста.
Официант, даже не удостоив их взглядом, поставил в блокноте три галочки и отошел.
— Что за «Глазунья»? Какой-нибудь гоголь-моголь? — спросил Ромка. — И почему он заказ не записал?
— Глазунья здесь — самый популярный напиток, — ответил Тимур, хлебая что-то из деревянного стакана. — Они его никогда не записывают.
В разношерстной гамме звуков Мила разобрала ритмичное, глухо шлепающее постукивание. Она повернулась к стене и посмотрела вверх. На длинном узком холсте, написанном маслом, стремительно мчалась белая курица, покачивая на бегу розовым гребешком.
Бумс! Раздался тупой удар, когда курица с разгона впечаталась гребешком в край полотна. Она медленно сползла по краю рамки, несколько мгновений полежала, потом опять поднялась и как угорелая бросилась в обратную сторону.
Мила проследила за ней взглядом.
Бумс! Еще один удар и клюв застрял во внутренней стороне рамки. Курица задергала розовым гребешком, пытаясь освободиться.
— Что это с ней? — вслух спросила Мила.
Берти повернулся, посмотрел на полотно с сумасшедшей курицей и ответил:
— Так она же слепая! Ничего не видит, вот и бьется головой о стены. Ты что, не читала, что на вывеске написано?
В этот момент курица, уже освободив свой клюв, шлепала на бешеной скорости по полотну навстречу краю картины.
Бумс!
— Ой, какой ужас! — воскликнула Белка, с непритворной жалостью глядя на курицу.
Подошел официант и поставил на стол заказ. Мила, Ромка и Белка разобрали деревянные кружки.
— Фу-у-у! — кисло протянула Белка, заглядывая в свою кружку.
Мила тоже посмотрела в свою и мгновенно согласилась с этим «фу-у-у»: на белой пенистой жидкости она увидела несколько моргающих глаз, глядящих на нее из деревянной емкости. Ей даже показалось, что они разглядывают ее с интересом.
— Я это пить не буду, — заявила Белка, отодвигая свой заказ в сторону и брезгливо морщась.
— Ну и зря, — сказал Берти, с невозмутимым видом отпивая глоток из своей кружки, и Мила поняла, что у него там то же самое.
— Это, наверное, не настоящие глаза, — хмыкнул Ромка, беззаботно усмехаясь, — просто иллюзия, колдовство, — он деловито закивал. — Значит, так: заколдовали пузыри… э-э-э… м-м-м… вот и кажется, что там глаза моргают.
Он смело отхлебнул из кружки, а Берти с Тимуром быстро переглянулись и в ожидании уставились на Ромку, не скрывая широких улыбок.
Мила держала свою порцию в руках, но пить не решалась. Она посмотрела на Ромку, когда тот опускал кружку. Лицо у него было сморщенное. Он клацнул зубами, и во рту у него что-то лопнуло.
— Глаза циклопов-головастиков с болот Черной Пади, — объявил Берти, усмехаясь. Он вскинул вверх кружку и кивнул Ромке: — Приятного аппетита!
Ромкины глаза поползли на лоб. Он весь пожелтел и одним махом глотнул содержимое рта. С перекошенной физиономией он поставил свою кружку на стол и с видом человека, еле сдерживающего рвотные потуги, приглушенным голосом сказал:
— С-спа-с-сибо.
Берти с Тимуром дружно рассмеялись, вливаясь хохотом в общий гомон, и, подняв руки, хлопнули друг друга по ладоням.
— Ну вот, — сквозь смех выговорил Берти, хватаясь за живот, — один боевое крещение прошел.
— А что это за Черная Падь? — спросила Мила, когда они перестали смеяться.
