Сообразив, что это прозвучал тягучий, как волынка, голос гекатонхейра, Мила подняла на него глаза. То же самое сделали и все остальные, включая Берти.
— И врун! — в азарте еще громче сказал Шипун, заметив, что привлек к себе всеобщее внимание.
— Это ты кого обозвал вруном!? — возмутился Берти, угрожающе поигрывая волшебной палочкой и демонстративно приподняв повыше руку.
— И воришка, каких свет не видывал! — не унимался Шипун. — Знаю я все про твои делишки секретные.
Берти нахмурился и подошел к Шипуну.
— Это что же я такое украл, ты, гнусный поклепщик?! — сказал он, повышая голос.
— Ну не украл, так собираешься, — сказал гекатонхейр. — Не велика разница.
— Берти, о чем он? — спросила Белка, с сомнением косясь на брата.
Одно мгновение у Берти вид был растерянный, глаза странно округлились, как будто он что-то торопливо придумывал. Потом его брови угрожающе сошлись на переносице и зыркнув на Белку, он с оскорбленным видом воскликнул:
— Понятия не имею! — потом, повернувшись к Шипуну, добавил: — Сейчас превращу этого безрукого и безногого в безголового великана за вредность характера!
Он шагнул в сторону гекатонхейра.
— Эй-эй-эй! — завыл испуганный Шипун. — Только тронь меня, и я всем расскажу, как вы с твоим дружком патлатым половицы отдирали под бюстом Комарва Проклятого!
— Ах, ты… — задохнулся Берти.
— И еще обязательно скажу, что ты там искал! — поспешно закричал Шипун.
— Только попробуй! — прикрикнул Берти. — И я твою голову верну обратно в Грецию! Воздушным путем, понял!?
— Берти, — с нехорошим предчувствием глянула на брата Белка. — А что ты искал под бюстом Комарва Проклятого?
— Меньше его слушай, — посоветовал Берти. — Трещит как трещотка, что попало несет.
— Ничего не что попало! — возмутился гекатонхейр. — Вот возьму и прямо сейчас все расскажу. Тогда и посмотрим — попало или не попало!
Берти закипел, как чайник, сверля своего врага убийственным взглядом. Но Шипун почему-то от его взгляда умирать не собирался и тоже пыхтел, выпуская пар и нервно подергивая косматыми бровями.
— Эх! Не все лишние органы у него ликвидировали, — сокрушенно вздохнул Берти. — Один остался — язык. Ну, ничего, это я сейчас исправлю.
Он ринулся на гекатонхейра с такой скоростью, что Мила с Ромкой едва успели его сдержать.
— Не подпускайте его ко мне! — заголосил Шипун, поворачивая голову из стороны в сторону, словно ища спасения. — Уберите от меня подальше этого экзекутора! Убивают!!!
— Берти, не смей его трогать! — громко приказала Белка.
— А ну-ка дайте мне его сюда! — зарычал Берти. — Я превращу его нос в прищепку для рта!
Мила с Ромкой не отпускали Берти.
— Чего ты на него кидаешься? — спросила Белка. — Он может говорить, что ему вздумается, — она бросила предостерегающий взгляд на Шипуна. — Если это, конечно, приличные выражения. У него тоже есть права!
— Ага! — согласился Берти, перестав вырываться. — А самое главное, что у него есть право молчать. Потому что, как говорится, все сказанное им будет использовано против него.
Он высвободился из рук и снова двинулся в сторону Шипуна. Белка в испуге стала перед ним, не давая пройти.
— Спокойно! — дружелюбно сказал Берти, внезапно совершенно успокоившись, что почему-то очень странно повлияло на гекатонхейра — он растерянно заморгал.
Берти подошел к Шипуну и, вытянув шею к огромной физиономии, почти ласково прошептал:
— Ты же понимаешь, о чем я говорю, Гекусик?
Шипун громко сглотнул и послушно закивал. Берти выпрямился и, улыбаясь с чувством выполненного долга, засунул палочку в карман брюк.
— Вот и славно, — сказал он, поворачиваясь к ребятам. Он широко зевнул, похлопал себя ладонью по раскрытому рту и непринужденно сообщил: — Пойду-ка я спать, други мои.
И под пристальными ошарашенными взглядами Белки, Ромки и Милы ленивой походкой вышел из читального зала, не забыв напоследок помахать им рукой.
— Что это значит? — спросила Белка, глядя на друзей.
— Ну, — коварно улыбнулся Ромка, — если хочешь, можно узнать у этого, — он кивнул в сторону Шипуна. — Если на него хорошо нажать — расколется.
Шипун громко прокашлялся, но было непонятно, хотел ли он этим сказать, что вполне даже может расколоться или, наоборот, предпочтет помалкивать.
— Да, — согласилась Белка, растерянно переводя взгляд с двери на голову великана, — нужно его спросить.
— Лучше не надо, — с сомнением покачала головой Мила.
— Почему? — быстро спросила Белка.
— Берти узнает — и на одну голову из пятидесяти станет меньше, — пояснила Мила.
Белка испуганно икнула, а Шипун зашелся в очень нездоровом кашле.
— Точно! — живо согласилась Белка. — Я лучше Фреди расскажу. Он знает, как повлиять.
Белка с совершенно несчастным и усталым видом упала на ближайший стул и сползла пониже, горестно качая головой и вздыхая.
— До чего же все Векши разные, — сказала она. — Вот, например, Фреди и Берти совсем не похожи. Только внешне одинаковые. Благодаря этому и в родстве сомневаться не приходится, — она с сомнением покачала головой и, кисло скривившись, недоброжелательно посмотрела на дверь, за которой минуту назад скрылся Берти. — Вот уж не знаю, хорошо это или… Или не очень.
Этой ночью Мила долго не могла уснуть. Несколько раз она ловила себя на мысли том, что что-то пробуждает ее от дремотного состояния. Несколько раз она чувствовала, что уже почти заснула, но что-то беспокойно начинало копошиться в мозгу и перебирать все услышанное за прошедший день. И Миле это очень не нравилось.
Было уже за полночь, когда Мила, стараясь не шуметь, встала с кровати и вышла из спальни. Она решила отправиться в столовую за стаканом воды. Пить ей совсем не хотелось, но пройтись было просто необходимо. А вода была не самым плохим поводом.
Наверное, Мила все-таки на несколько минут задремала, потому что не слышала, чтобы кто-то выходил из их спальни. Однако в столовой горели свечи, и остатки расстегая с рыбной начинкой уплетал не кто-нибудь, а Алюмина собственной персоной.
— Ты что здесь делаешь? — спросила Мила.
Алюмина отпрянула от расстегая.
— Не твое дело! — огрызнулась она.
Алюмина была настолько неприятно удивлена, что ей даже не пришло в голову в свою очередь спросить у Милы, что здесь делает она.
Мила пожала плечами и подошла к столу, чтоб налить себе воды. Со звонким журчанием вода переливалась из графина в стакан, и все это время Мила чувствовала, что Алюмина сверлит ее взглядом. Мила уже начала жалеть, что спустилась. После той неприятной сцены в «Перевернутой ступе» дружба с Алюминой стала невозможной в принципе, а сейчас Алюмине наверняка хотелось сказать Миле что-то неприятное.
— Брат мне все о тебе рассказал, — начала Алюмина.
Ничего хорошего такое начало не предвещало. Мила поставила стакан на стол, не успев даже притронуться к воде, и пошла к выходу. Стычки с Нилом Лютовым ей вполне хватило.
— Это правда, что твоя бабушка спровадила тебя в детский дом? — спросила Алюмина. — Нил об
