Новая палата была значительно меньшего размера. Через широкие окна можно было видеть новые пристройки к Институту. По-весеннему зеленели поля. Никто вокруг не кричал. Не делали никаких уколов. Каждый пациент боролся в одиночку со случайными приступами, но никто не издавал при этом ни звука.
Грегсон знал, что большинство «одержимых», даже излечившись, заканчивают жизнь самоубийством, стоит лишь прекратить прием успокоительных средств. Но зачем же тогда жить, чтобы делать бесконечные усилия для контроля над собой во время череды новых и новых приступов болезни?
Неожиданно, уже в начале июня, его выписали из клиники.
Элен ожидала его у канцелярии и помогла ему сесть в машину. Лишь только он уселся, машина рванула с места и они направились на юг, на ранчо Форсайта.
На протяжении всей поездки радость освобождения из клиники омрачалась боязнью, что приступ накатит на него в присутствии Элен.
На ферме Форсайт помог Грегсону выйти из машины и войти в дом. Элен пошла на кухню сварить кофе, а он рухнул в кресло, обессиленный поездкой и всеми событиями сегодняшнего дня.
— Я совершенно не знаю, что произошло в мире за это время, — сказал он печально. — За два года моей полной изоляции, должно быть, случилось немало всякого.
— Мы поможем тебе адаптироваться, — успокоил его Форсайт.
— В Институте нам ничего не сообщали. Новостей, наверное, целое море?
— Да, хватает, но всему свое время.
— А как там валориане?
— У-у! Мы с ними покончили, почти со всеми. По крайней мере, беспокойства они нам уже не доставляют. На это понадобился почти год. Несколько небольших групп осталось, но стоит им высунуться хоть самую малость, как их тут же прихлопывают.
Элен вернулась с дымящимся кофейником и чашками. Когда она помешивала кофе Грегсона, ложечка дрожала в ее руке.
— Кроме того, — продолжал Билл, — меняется экономическая ситуация. Хотя наши ресурсы здорово истощились в борьбе с валорианами, Комитет безопасности разработал новый проект, который…
Элен прикрыла дяде рот ладонью и мягко сказала:
— Не думаю, что Грегу необходимо сейчас стараться узнать сразу обо всех мировых проблемах.
— Я как раз хотел рассказать о приятных вещах.
— Какое-то новое исследование? — спросил Грегсон, стараясь говорить безразлично.
— Об «одержимых».
Грегсон еще глубже втиснулся в кресло.
Элен понимала, что сейчас нужно избегать любого напоминания о болезни, но не знала, как незаметно напомнить об этом дяде.
— Комитет считает, — энергично продолжал Билл, — что болезнь является не органическим поражением, а результатом чего-то, происходящего в том районе космоса, через который проходит теперь наша Солнечная система. Что-то вроде солнечной радиации, которая поражает мозг.
На лбу Грегсона выступили капельки пота.
— Билл, — вмешалась Элен, — кажется, я оставила на плите второй кофейник;
— А? Что? Все понял! — улыбаясь, он вышел, убежденный, что молодой паре необходимо побыть наедине.
Но Грегсон уже не слышал их разговора: он находился на грани нового приступа.
Элен встала на колени рядом с креслом и взяла руки Грегсона в свои.
— Все будет хорошо, как раньше, дорогой, — успокаивала она. — Будет даже намного лучше.
Он перевел глаза на ее лицо, выражавшее надежду, и к нему снова вернулось мужество, позволившее подавить приближающийся приступ.
До середины июля Элен была для него настоящей сиделкой, заботливой, преданной, и неутомимой. Особенно она беспокоилась о его питании. В течение всего этого времени она была с ним рядом и придавала ему силы и мужество, так необходимые для борьбы с каждым новым приступом болезни.
Да и приступы эти, несмотря на их силу, случались все реже и реже. Обычно это происходило перед сном или сразу после пробуждения.
Форсайт появлялся редко. Иногда они видели его в сопровождении двух нанятых Биллом рабочих, помогавших в хлопотах по ранчо. Но большую часть времени Билл проводил один, даже ел у себя в комнате.
Поначалу ни Грегсон, ни Элен не обращали особого внимания на появившуюся вдруг у Билла склонность к одиночеству. Но постепенно у них зародилось подозрение, что за этим что-то кроется.
Однажды Грегсон напрямую спросил у Элен:
— Что происходит с Биллом? Почему он так старательно прячется ото всех?
Прежде чем она ответила, стараясь беззаботно улыбнуться, он все же заметил на ее лице выражение неуверенности.
— С Биллом все нормально. Возможно, некоторая депрессия.
— Я уже достаточно окреп, чтобы говорить даже об «одержимых». Другими словами, тебе нет нужды что-то скрывать от меня.
Она заколебалась, почти готовая начать ему что-то рассказывать, но в последний момент только улыбнулась и сказала:
— Единственное, что я скрыла, это пудинг с ромом, который приготовила на ужин.
Грегсон прижал к себе Элен и прислонился к стволу как раз того самого дерева, где у них произошел такой памятный ему разговор два года назад. Он поцеловал девушку, но она ответила на поцелуй довольно холодно и отвела лицо в сторону.
— Да, все повторяется в этом мире, — заметил он удивленно. — Два года назад ты сказала мне «да» именно на этом самом месте.
— А ты отверг меня, — как-то отстраненно ответила Элен.
— А сейчас твоя очередь?
Она прикусила губу и кивнула.
— Не понимаю. Но ведь я же не вернусь в Комитет!
— Комитет — это не единственное, что стояло между нами в ту пору, не так ли? Ты помнишь Филипа? Я не хотела, чтобы еще один дорогой мне человек в перспективе стал «одержимым».
На это он ничего не мог возразить.
Ее взгляд устремился куда-то вдаль.
— Первым стал Филип, затем — ты. А сейчас…
— Что сейчас?
Она задрожала.
— Я не хочу рисковать!
— Я уже прошел через это!
— Зато я — нет. Ты подумал, как ужасно иметь детей, рискующих заболеть этим? Господи, а разве не ужасно, будучи беременной, стать «одержимой»?!
Против такой логики, да еще сопровождаемой такими эмоциями, он не мог ничего возразить.
Послышался шум мотора и показался самолет, который приземлился по вертикали в точности на площадку возле дома.
Для Элен это оказалось весьма кстати.
— О, к нам гости! Давай наперегонки до посадочной площадки!
Грегсон испытывал гордость от того, что ему удалось опередить ее. Стройный молодой человек с эмблемой медицинского корпуса Комитета безопасности на рукаве ожидал их рядом с самолетом.
— Вы — Артур Грегсон? — спросил он.
— Да.
— Как вы себя чувствуете? Должно быть, совсем неплохо, если вы смогли выдержать такой забег. Меня зовут Горас Майлз.
