он позвонил своему младшему брату, известному архитектору Георгу Фаберу, в Кронайхен под Франкфуртом и спросил, найдется ли у того место дизайнера по интерьеру с отличным дипломом. Ведь именно брат Георг, и никто другой, убедил отца в свое время, что я должна изучать архитектуру и дизайн. Отец поначалу был против. Не денежная специальность. Никакого сравнения с юриспруденцией. Но я не хотела учиться ничему другому. После школы я работала у торговца антиквариатом. Тот много разъезжал, а я была, так сказать, хранительницей его лавки древностей, единственным товаром, не находившим спроса. Я и позже, уже в институте, подрабатывала у него. Через год после окончания школы, когда отец все еще отказывался платить за мою учебу, я приняла участие в конкурсе одного женского журнала. Задание было такое: недорого обставить небольшую квартиру в тридцать квадратных метров. Я получила первую премию — пять тысяч марок! Это произвело впечатление на моего отца. А дядя Георг сказал, что я очень одаренная и что, если бы его Анжела захотела изучать дизайн, он бы ей обязательно разрешил. Еще мой дядя сказал: у дизайнера по интерьеру действительно не очень много шансов, но у хорошего специалиста шанс есть всегда. И когда я завершу образование, то должна тут же обратиться к нему в фирму.
— Итак, через день после выпускного экзамена Виолы я позвонил брату, — продолжал отец свой отчет. — Георг сказал, что в данный момент у него нет вакансии дизайнера по интерьеру, она будет позже. А сейчас ему срочно нужен архитектор. Один из его сотрудников очень серьезно болен — предполагают рак, хотя ему и сорока еще нет… Тут уж я не растерялся, — отец поднял указательный палец, — и сказал: «У меня есть человек, которого ты ищешь! Друг Виолы — как раз архитектор, правда, начинающий, но парень в полном порядке, работает ассистентом профессора в университете. Я скажу ему, чтобы он отправил тебе все свои документы».
В комнату с криком: — «Хочу еще детского супа!» — ворвалась Сольвейг.
Отец вздохнул:
— Что было дальше, вы знаете. За вас, мои дорогие! — Он сел. Непосредственная цель его речи — подчеркнуть свое участие в карьере Бенедикта — была блестяще достигнута.
— Виктор, у тебя все вышло замечательно, — воскликнул Бенедикт, — поаплодируем Виктору!
Все, конечно, захлопали. А я еще немного похлопала Бенедикту, потому что Бенедикт тоже молодец: он тут же поехал к моему дяде, чтобы представиться лично, и, разумеется, дядя пришел в восторг от Бенедикта, как и любой другой на его месте!
А потом мы дружно приветствовали филе камбалы в овощах на сливочном масле с карри, поданное с коричневым рисом! Опять последовало всеобщее «гм-гм-гм». О, этот соус! Отдельно он еще вкуснее. Госпожа Энгельгардт объявила, что соус разрешается есть десертной ложкой. Гм-гм-гм! Как все чудесно сочетается! Так же чудесно, как складывается наше будущее!
В один прекрасный день мы станем материально независимы… Сначала два-три года поработаем у моего дяди. Пока я не получу работу, у меня будет меньше денег, чем раньше, но я не хочу, чтобы отец продолжал помогать мне. К тому же Бенедикт обещает мне свою помощь в случае любой надобности.
Слегка не по себе мне становится лишь при мысли, что в будущем придется называть мать Бенедикта Норой. Она сразу же попросила говорить ей «ты». В конце концов она не какая-нибудь пожилая дама! Бенедикт тоже чаще называет ее Норой, чем мамой, и она считает, что это в духе времени. Но так непринужденно, как выходит у Бенедикта с моими родителями, у меня не получится. Пока я избегала вообще как-либо называть ее. Однако Бенедикт считает: не стоит беспокоиться, все устроится само собой самое позднее через неделю совместной жизни.
Госпожа Энгельгардт торжественно объявила, что следующее блюдо будет подано только через сорок минут. Мясу нужно время, а ей — маленький перерыв. Отлично! Все достаточно наелись, чтобы сделать паузу!
Господин Энгельгардт готовил бордо для следующего блюда. Мы наблюдали, как он через воронку медленно перелил содержимое бутылки в графин, держа при этом горлышко бутылки над свечкой.
— В чем смысл этих манипуляций? — полюбопытствовал Нико.
— Вы следите, когда темный осадок со дна бутылки дойдет до горлышка. Осадок должен остаться в бутылке, иначе у вина будет затхлый привкус. К тому же плавающий осадок выглядит отвратительно.
— Можно мне проделать то же самое? — спросил Нико. — Я должен этому научиться, чтобы производить впечатление на своих клиентов.
— Пожалуйста. Перелейте вторую бутылку. Держите ее не в самом пламени свечи, а так, чтобы лишь горлышко освещалось.
Нико очень медленно слил бордо над свечкой в воронку на графине.
— Я тоже хочу! — завизжала Сольвейг и схватилась за свечку.
— Лапы прочь! — Нико состроил такую грозную рожу, что Сольвейг с открытым ртом отдернула руку.
— Мой сын мог бы перелить для меня белое вино, — сказала мать Бенедикта.
— Боюсь, у нас больше нет графинов, — отозвался господин Энгельгардт.
— Белое вино не переливают, — заметила госпожа Энгельгардт.
— У вас есть дети? — неожиданно спросила мать Бенедикта.
— Нет. — И госпожа Энгельгардт столь же неожиданно отреагировала: — У вас есть муж?
Моя мать в благородном испуге поднесла ладонь ко рту. Отец откашлялся:
— Госпожа Виндрих, кто, собственно, ваш муж по профессии? Я имею в виду — отец Бенедикта.
Она ответила, махнув рукой:
— Он ушел, когда Бенедикт ходил в детский сад. Потом снова женился на вдове зубного врача, но бездетной.
— А кто он по профессии?
— Когда родился Бенедикт, его отцу как раз исполнилось сорок, так что сейчас, я думаю, он на пенсии.
— В качестве кого ваш муж ушел на пенсию? — мой отец бывает жутко настырным, это у него профессиональное. Меня он тоже уже спрашивал, чем занимается отец Бенедикта. Я не знала. О его отце речь никогда не заходила. Что же в этом удивительного, раз он бросил семью.
— Его отец был служащим.
— Что общего у служащих и Робинзона Крузо? — подал голос Нико. И сам же дал ответ на свою загадку. — Они всегда ждут пятницу.
Отец не отставал.
— Служащие бывают самые разные. От уборщицы до директора Федерального банка.
— Знаете, как служащие играют в микадо? — никак не мог угомониться Нико. — Кто первым шевельнется, тот проиграл!
Мать Бенедикта очень долго смеялась.
Отец наконец капитулировал.
— Знаете ли, госпожа Виндрих, мы, правда, не изобрели велосипед, но живем вполне обеспеченно, — удалось ему пристроить любимую житейскую мудрость.
— Мы тоже, само собой разумеется! — воскликнула госпожа Виндрих. — У нас есть дом. Бенедикт говорит, что современные архитекторы назвали бы его «дом, похожий на виллу, для большой семьи, с паркообразным садом».
— Тогда мы сейчас продемонстрируем госпоже Виндрих наш «паркообразный сад», — сказал отец.
— Правильно, и выкурим там по сигарете, — подхватил господин Энгельгардт. Поколение гурманов вышло на улицу. Надеюсь, мать Бенедикта оценит отцовскую шутку. Надо же, назвать маленький газон за нашим домом «паркообразным садом»!
Нико взял свой стул и сел между Аннабель и Бенедиктом.
— Оставить за тобой следующий «феррари»? — обратился он к Бенедикту. — Или только через один?
Бенедикт засмеялся.
— Нет, я еще не готов. К тому же ты знаешь, что я не хочу «феррари», я из принципа езжу на «БМВ». «Номен эст омен»[1], а Бенедикт Магнус Виндрих — будет БМВ. Может, скоро появятся другие возможности. Но сначала нужно посмотреть, как пойдут у меня дела. И какая машина
