Все фотографии, сделанные мной для Бенедикта в качестве наглядного материала, тоже вернулись «для утверждения отчетности». Больше ничего. От Бенедикта ни слова.
Я чувствовала себя как дом, лишенный опоры. Да, Бенедикт лишил опоры и меня.
Через четыре недели после катастрофы пришла почта и для меня. Это была всего лишь распечатка с банковского счета. Старый адрес был перечеркнут, и сверху написано: «Теперь отель «Гармония». Почему «теперь», а не «временно»? Руфус предположил, что это ничего не значит — наверняка сверху надписал почтальон.
В распечатке я увидела, что следующая выплата Мерседес списана со счета пятнадцатого мая.
— Зачем ты за это платишь? — удивился Руфус.
Что за вопрос. Пока я плачу, могу в любой момент вернуться.
Вечером пришла Таня. Ей надо было что-то обсудить с Руфусом. Со мной она не желала ничего обсуждать. Только когда я впрямую заговорила с ней, она сказала, что Детлеф больше не говорил о Бенедикте. И добавила:
— Подумай лучше о деньгах, которые тебе еще предстоит получить от Виндриха.
— Каких деньгах? С чего ты взяла?
— Я помню, что ты рассказывала! Сколько он тебе должен?
Мне не хотелось думать об этом.
— Ты имеешь в виду половину от вырученных денег за наш старый «БМВ»? Но за это он подарил мне на Рождество половину нового. Может, я еще получу деньги за переезд, поскольку дядя все возместил ему. За покупки он мне, наверное, тоже кое-что должен… но, с другой стороны, Бенедикт всегда платил, когда мы куда-нибудь выходили…
— И почему женщины такие идиотки, когда речь заходит о деньгах! — в сердцах воскликнула Таня. — Моя профессия сделает меня женоненавистницей! Вчера опять одна секретарша, которая хотела взять кредит, чтобы внести залог за новую квартиру, плакалась мне в жилетку. Годами она жила нерасписанной со своим деятелем. А поскольку оба зарабатывали одинаково, то делили все расходы поровну. С его счета погашался кредит за квартиру и за машину, а она оплачивала электричество, телефон, страховки и продукты питания. Все четко подсчитывалось и выравнивалось. А теперь их отношениям пришел конец. В утешение ему остаются собственная квартира и машина. А ей — оплаченные счета от электроэнергии и телефон и продукты в холодильнике. Он распорядился своими деньгами с мужской сметкой, а она, как все женщины, осталась ни с чем, выбросив свои заработки на ветер. Мужчины не израсходуют деньги на сентиментальные глупости.
— Ну уж Бенедикт-то вернет мне деньги, — не очень уверенно сказала я.
— Чем дольше ты ждешь, тем меньше получишь. Старая кредиторская истина. Скажи и ты что- нибудь, Руфус.
— Лучше я воздержусь. Однако я тоже считаю, что Виола не должна платить за комнату его сестре.
— Ты еще и этой платишь? Если ты дашь «добро», я могу аннулировать поручение банку и даже отозвать выплату за этот месяц…
— Я хотела бы подождать, пока не объявится Бенедикт, — промямлила я.
— Если ты отменишь плату за комнату, то дашь ему, по крайней мере, повод объявиться. — С уверенностью, не допускавшей ни капли сомнения, Таня сказала: — Могу спорить, что тогда он даст о себе знать.
В общем, я попросила Таню аннулировать поручение банку и последний взнос.
— И пожалуйста, сделай мне еще одно одолжение, — добавила она, — расстанься, наконец, с этими дешевыми пластиковыми сережками.
— Серьги тут ни при чем.
— Очень даже при чем. Ты их продолжаешь носить, потому что не хочешь поверить, что все кончено.
— Сначала я должна узнать, почему кончено.
— Виола напоминает мне наивных исследователей динозавров, — вмешался Руфус. — Те тоже всегда хотят только узнать, почему вымерли динозавры.
— Ну и?.. — спросила Таня.
— А нужно задать вопрос: почему динозавры вообще так долго жили?
— Итак, Руфус, почему же они так долго жили?
— Потому что невероятно умели приспосабливаться. Ни один другой вид позвоночных не просуществовал так долго. Но все привязались к динозаврам и ищут у них какой-нибудь дефект, вместо того чтобы спросить: а что делали другие виды животных?
— Что делали другие виды животных? — опять спросила Таня.
— Они вымерли гораздо раньше. Когда пришла очередь динозавров, другие реликтовые животные и растения уже вымерли. Но это никого не интересует. Если вспомнить, что гомо сапиенс, у которого оказалось достаточно разума, чтобы развести огонь, не существует даже нуля целых двух десятых миллиона лет, а динозавры прожили сто сорок миллионов лет, то нужно признать: так долго, как динозавры, мы не продержимся.
— Очевидно, все существа с маленьким мозгом хорошо приспосабливаются, — предположила Таня.
— Во всяком случае, динозавры не виноваты в том, что вымерли.
— Извини, пожалуйста! — улыбнулась Таня. — Я понимаю, всегда найдется повод поговорить на любимую тему. Я тоже нахожу динозавров страшно интересными, но как это мы с сережек перескочили на твоих любимцев?
— А вот как. Вместо того, чтобы все время спрашивать, почему умерла их любовь, лучше бы Виола спросила, почему она вообще так долго просуществовала.
— Ну, это ясно! — воскликнула Таня. — В студенческие годы, пока речь шла только о любви и удовольствиях, все было в порядке. Потом климат поменялся, речь пошла о карьере и деньгах. Тут приспосабливаться стало сложнее. А тот, кто не может приспособиться, должен погибнуть.
— Непреложный закон эволюции, — сказал Руфус. — Я это учила как непреложный закон свободной рыночной торговли.
— Ты можешь хоть раз говорить о чем-нибудь другом, а не о деньгах? — нервно спросила я Таню. — Мне кажется правильным то, что говорит Руфус. Динозавры не были виноваты. На них вдруг обрушилась катастрофа…
— А ты можешь хоть раз думать о чем-нибудь другом, а не о любви? — перебила меня Таня. — И возвращаясь к твоим пластмассовым серьгам — верни их ему, пусть в обмен выплатит тебе стоимость половины автомобиля.
— Пойдем, — позвал Руфус Таню. — А по пути я объясню тебе, почему каждый динозавр — ящер, но не каждый ящер — динозавр.
— Для чего? — удивилась Таня.
— В благодарность за то, что ты растолковала мне разницу между ссудой и промежуточным кредитом.
Таня засмеялась.
Они отправились в бистро, где Руфусу предстояло познакомиться с Таниным ювелиром по имени Вернер. Таня не спросила, хочу ли я пойти вместе с ними. Я бы все равно не пошла. Я хотела побыть одна со своими мыслями.
76
Я лежала в постели надев наушники, а в плейере крутилась кассета Элвиса. Его песня «Отель, где разбиваются сердца» стала моей любимой.
