благочестивый император,— что не я был виновником этих смут. Провидение распознает виновных и накажет их. Возвращайтесь в ваши епархии и постарайтесь загладить вашими личными добродетелями то зло и тот скандал, которые вы учинили на вашем сборище'. Они действительно разъехались по своим провинциям, но те же страсти, которые волновали Эфесский собор, разлились по всему Востоку. После трех упорных и нерешительных кампаний Иоанн Антиохийский и Кирилл Александрийский согласились объясниться и обняться; но их наружное примирение следует приписать скорей благоразумию, чем сознательному убеждению, скорей обоюдному утомлению, чем христианскому милосердию.
Своими нашептываниями византийский первосвященник внушил императору пагубное предубеждение против личности и поведения своего египетского соперника. Вместе с приказанием снова отправиться в Эфес Кирилл получил наполненное угрозами и бранью письмо с обвинениями, что он пронырливый, наглый и завистливый епископ, вносящий путаницу в несложные религиозные верования, нарушающий спокойствие церкви и государства и своими коварными и тайными обращениями к супруге и к сестре Феодосия старающийся посеять и распространить в императорском семействе семена раздора. В исполнение непреклонной императорской воли Кирилл отправился в Эфес; местные власти, действовавшие в интересах Нестория и восточных епископов, вступили с ним в борьбу, стали осыпать его угрозами и наконец подвергли аресту, а для того, чтобы сдерживать фанатичную и своевольную свиту патриарха, собрали войска из Лидии и Ионии. Не дождавшись императорского ответа на свои жалобы, Кирилл вырвался из рук своих стражников, поспешно сел на корабль, покинув еще не закрывшийся собор, и удалился в свою епископскую крепость, где нашел безопасность и независимость. Его ловкие эмиссары, рассеявшись при дворе и по столице, успели заглушить недовольство императора и расположить ею в пользу Кирилла. Слабый сын Аркадия подчинялся влиянию то своей жены и сестры, то дворцовых евнухов и женщин; господствующими страстями тех и других были суеверие и корыстолюбие, и вождь православных деятельно старался застращать первых и удовлетворить последних. Константинополь и его предместья были освящены учреждением многочисленных монастырей, а святые игумены Далмаций и Евтих посвятили свое усердие и свою преданность интересам Кирилла, поклонению Марии и учению о единстве естества во Христе. С момента своего вступления в монастырь, они ни разу не мешались в мирские дела и ни разу не ставили ноги на мирскую почву столицы. Но в момент столь грозной опасности для церкви они отказались от данного обета для того, чтобы исполнить более высокий и более необходимый долг. Они выступили из своих монастырей и направились ко дворцу во главе длинного ряда монахов и отшельников, которые несли в руках зажженные светильники и распевали молитвы к матери Божией. Это необычайное зрелище подействовало назидательным образом на народ и воспламенило его, а испуганный монарх внял мольбам и заклинаниям святых людей, решительно заявлявших, что тот, кто не вступится за личность и верования православного Афанасиева преемника, лишит себя всякой надежды на вечное блаженство. В то же самое время все подходы к императорскому престолу были взяты приступом с помощью золота. Под благовидными названиями
Прежде чем закрылся собор, опрометчивый и настойчивый Несторий изнемог в борьбе с Кириллом; при дворе он нашел измену, а его восточные друзья оказали ему слабую помощь. Из страха или из негодования он решился, пока еще не ушло время, присвоить себе честь добровольного отречения; его желание, или по меньшей мере его просьбу, исполнили с готовностью; его с почестями отправили из Эфеса в его прежний антиохийский монастырь, и вскоре вслед за тем его преемники Максимиан и Прокл были назначены константинопольскими епископами. Но низложенный патриарх уже не мог довольствоваться в своем келейном уединении блаженной беззаботностью простого монаха. Прошлое возбуждало в нем сожаление, настоящим он не был доволен, а будущее внушало ему основательные опасения: восточные епископы стали один вслед за другим отступаться от человека, не пользовавшегося популярностью, и с каждым днем стало уменьшаться число раскольников, считавших Нестория за поборника истинной веры. По прошествии четырех лет, проведенных им в Антиохии, Феодосий издал Эдикт, в котором ставил Нестория наряду с Симоном Волхвом, осуждал его учение и его последователей, приказывал предать его сочинения пламени, а его самого сослал сначала в Петру, что в Аравии, и наконец в Оазис — один из островов Ливийской степи. В отдалении и от церкви, и от света, изгнанник все еще увлекался яростью ханжества и борьбы. Одно бродячее племя блеммиев и нубийцев вторглось в его уединенное жилище; во время своего отступления они отпустили на волю Нестория вместе с другими бесполезными пленниками; но лишь только Несторий достиг берегов Нила, он убедился, что рабская зависимость от дикарей менее тягостна, чем жизнь в римском и православном городе. За свое бегство он был наказан как за новое преступление: египетские власти, как светские, так и церковные, воодушевлялись усердием патриарха; и должностные лица, и солдаты, и монахи из благочестия терзали того, кто был врагом и Христа, и св.Кирилла; они то волочили еретика до самых пределов Эфиопии, то возвращали назад, пока его старческие силы не надломились от лишений, сопряженных с этими непрерывными переездами. Однако он все еще был самостоятелен и бодр душою; своими пастырскими посланиями он навел страх на презида Фиваиды; он пережил католического тирана Александрии и после того, как он провел в ссылке шестнадцать лет, Халкидонский собор был, по- видимому, расположен возвратить ему если не почетный духовный сан, то, по меньшей мере, право духовного общения с церковью. Смерть не позволила Несторию исполнить приятное для него требование явки, которое он получил от собора, а болезнь, от которой он умер, придала некоторое правдоподобие позорным слухам, будто орган его богохульства — язык был выеден червями. Он был погребен в верхнем Египте, в городе, известном под названиями Хеммиса, или Панополя, или Акмима; но ненависть яковитов была так непримирима, что в течение нескольких столетий они забрасывали камнями его могилу и распространяли нелепое предание, будто небесный дождь, безразлично падающий и на праведников, и на безбожников, никогда не омывал ее. Человеколюбие, быть может, проронить слезу над участью, которая постигла Нестория; но справедливость не может не заметить, что он пострадал от гонения, после того как сам стал возбуждать гонения и своими поучениями, и своим примером.
Когда александрийский первосвятитель умер, после тридцати двухлетнего владычества, католики стали увлекаться своим религиозным рвением и злоупотреблять своей победой. Учение монофизитов (о едином воплощенном естестве) преподавалось с большою строгостью в египетских церквах и в восточных монастырях; первоначальные верования Аполлинария охранялись святостью Кирилла, и имя его почтенного друга Евтихия было дано секте, которая относилась к сирийской ереси Нестория более враждебно, чем все другие. Евтихий был игумен или архимандрит и имел под своим начальством триста монахов; но мнения скромного и необразованного отшельника, вероятно, умерли бы в стенах кельи, в которой он продремал более семидесяти лет, если бы раздражительность или нескромность византийского первосвященника Флавиана не разоблачила этого скандала перед глазами всего христианского мира. Флавиан тотчас созвал местных епископов на собор, который запятнал свою деятельность ссорами и интригами и поймал престарелого еретика на неискреннем признании, что тело Христа образовалось не из естества Девы Марии. Евтих потребовал, чтобы их пристрастное решение было пересмотрено на вселенском соборе, и за него горячо вступились его крестник, властвовавший во дворце евнух Хрисафий и его сообщник Диоскор, унаследовавший от Феофилова племянника патриарший престол, верования, дарования и пороки. По разосланным от Феодосия приглашениям в состав второго Эфесского собора вошли по десяти митрополитов и по десяти епископов от каждой из шести восточных епархий; некоторые исключения в пользу фаворитов и в пользу лиц, отличавшихся особыми достоинствами, увеличили это число до ста тридцати пяти, а сириец Барсума был приглашен в качестве начальника и представителя
