тысяч всадников. Апсимар оробел при внезапном появлении соперника, голову которого ему обещал прислать хазар и о бегстве которого он ничего еще не знал. После десятилетнего отсутствия Юстиниана о его преступлениях сохранилось лишь очень слабое воспоминание; происхождение и несчастья наследного монарха возбуждали сострадание толпы, всегда недовольной теми, кто ею управляет, и благодаря деятельному усердию своих приверженцев он проник в город и во дворец Константина.
Тем, что Юстиниан наградил своих союзников и вызвал к себе жену, он доказал, что ему были в некоторой мере доступны чувства чести и признательности, а Тервель удалился с грудами золотых монет, объем которых он отмерил длиной своей скифской плети. Но никогда еще ни один обет не был так точно выполнен, как та священная клятва мщения, которую Юстиниан принес среди бури на Эвксинском море. Двух узурпаторов (так как название тирана должно быть предоставлено победителю) притащили на ипподром — одного из тюрьмы, а другого из дворца. Перед своей казнью Леонтий и Апсимар были брошены в цепях к подножию императорского трона, и Юстиниан, поставив ноги на шею каждого из них, смотрел более часа на бег колесниц, между тем как непостоянный народ громко повторял слова псалмопевца: 'На аспида и василиска насту пиши, и попереши льва и змия'. Общая измена, от которой он когда-то пострадал, могла бы заставить его повторить желание Калигулы, чтобы у всего римского народа была одна голова. Однако я позволю себе заметить, что такое желание недостойно изобретательного тирана, так как его мстительность и жестокосердие были бы удовлетворены одним ударом, а не теми медленными и разнообразными пытками, которым Юстиниан подвергал тех, кто его прогневил. Наслаждения этого рода были неистощимы: ни семейные добродетели, ни государственные заслуги не могли загладить преступности деятельного или даже пассивного повиновения установленному правительству, и в течение шести лет своего нового царствования он считал секиру, веревку и палача за единственные орудия верховной власти.
Но предметом самой непримиримой его ненависти были херсониты, которые оскорбляли его во время ссылки и нарушили законы гостеприимства. Благодаря своей отдаленности они могли найти некоторые средства для обороны или, по меньшей мере, для спасения, и жители Константинополя были обложены тяжелым налогом для сооружения флота и вооружения армии. 'Они все виновны, и все должны погибнуть'— таково было решение Юстиниана, и эта кровавая экзекуция была поручена его любимцу Стефану, снискавшему его благосклонность своим прозвищем Свирепого. Однако даже свирепый Стефан не вполне исполнил намерения своего государя. Медлительность его нападения дала большинству населения время бежать внутрь страны, и исполнитель императорского мщения удовольствовался тем, что обратил в рабство молодых людей обоего пола, изжарил живыми семерых из самых знатных граждан, потопил двадцать из них в море, а сорока двух заковал в цепи для того, чтобы они услышали свой приговор из уст Юстиниана. На обратном пути эскадра села на мель на утесистых берегах Анатолии, и Юстиниан радовался услужливости Эвксинского моря, поглотившего в одном и том же кораблекрушении столько тысяч и его подданных, и его врагов; но тиран еще не насытил своей жажды крови и, чтобы искоренить остатки обреченной на гибель колонии, стал готовить вторую экспедицию. В этот непродолжительный промежуток времени херсониты возвратились в свой город и приготовились умереть с оружием в руках; хазарский хан отказался помогать своему гнусному зятю; изгнанники собрались из всех провинций в Таврисе, и Вардан был возведен в звание императора под именем Филиппика. Императорские войска, и не желавшие, и не видевшие возможности исполнить задуманный Юстинианом проект отмщения, избежали его гнева, отказавшись от своей верноподданнической присяги; флот под предводительством нового государя пустился в обратный путь и благополучно достиг Синопа и затем Константинополя; все голоса требовали смерти тирана, все руки были готовы исполнить над ним смертный приговор. Друзей у него не было, а его стража, состоявшая из варваров, покинула его, и нанесенный ему убийцей смертельный удар все считали за акт патриотизма и римской доблести. Его сын Тиберий укрылся в церкви; его престарелая бабка защищала входную дверь, а невинный юноша, надев на свою шею самые святые мощи, ухватился одной рукой за алтарь, а другой за подлинный Крест Господень. Но когда народная ярость осмеливается попирать ногами суеверия, она бывает недоступна для человеколюбия — и род Ираклия пресекся после столетнего владычества.
Короткий шестилетний промежуток времени между падением Ираклиевой династии и возвышением династии Исаврийской разделяется на три царствования. Вардан, или Филиппик, был принят в Константинополе как герой, освободивший свое отечество от тирана, и мог насладиться несколькими минутами счастья среди первых восторженных выражений искренней и всеобщей радости. После Юстиниана остались большие сокровища, которые были плодом его жестокосердия и хищничества; этот капитал мог бы быть употреблен с пользой, но он был скоро и безрассудно растрачен преемником Юстиниана. В день своего рождения Филиппик потешал народную толпу играми на ипподроме; оттуда он торжественно прошел по улицам с тысячью знаменами и тысячью трубачами; потом, освежившись в банях Зевксиппа, он возвратился во дворец, где был приготовлен для знати роскошный банкет. Упившись лестью и вином, он удалился после обеда во внутренние апартаменты и совершенно позабыл о том, что его пример сделал каждого из его подданных честолюбцем и что каждый из его честолюбивых подданных был его тайным врагом. Среди суматохи пиршества смелые заговорщики проникли внутрь дворца, захватили врасплох дремавшего императора, связали его, выкололи ему глаза и свергли его с престола, прежде нежели он успел сознать опасность своего положения. Впрочем, эти изменники не могли воспользоваться плодами своего преступления, так как свободный выбор Сената и народа возвел Артемия с должности секретаря в звание императора; он принял имя Анастасия II и в свое непродолжительное и смутное царствование выказал свои дарования и в мирное, и в военное время. Но с тех пор как пресекся императорский род, обязанность повиновения не соблюдалась, и каждая перемена сеяла семена новых переворотов. Во время вспыхнувшего на флоте мятежа один незнатный сборщик податей был против воли возведен в звание императора; после нескольких месяцев морской войны Анастасий отказался от скипетра, а его победитель Феодосий III, в свою очередь, подчинился преобладающему влиянию военачальника и императора восточных войск Льва. Двум предшественникам Льва было дозволено вступить в духовное звание; беспокойный нрав Анастасия вовлек его в изменническое предприятие, которое стоило ему жизни, а Феодосий провел остаток своих дней с достоинством и в безопасности. По его приказанию на его гробнице было надписано простое и многозначительное слово здоровье, которое было выражением доверия к философии или к религии, а воспоминание о его чудесах долго сохранялось между жителями Эфеса. Таким образом, церковь, укрывая в своих недрах низвергнутых монархов, могла иногда располагать победителей к милосердию; но едва ли можно утверждать, что, уменьшая для честолюбцев опасность, сопряженную с неудачей, она трудилась для общей пользы.
Я долго останавливался на падении тирана; теперь я кратко опишу основателя новой династии, который известен потомству по оскорбительным отзывам его врагов и жизнь которого, как общественная, так и частная, тесно связана с историей иконоборцев. Однако, несмотря на протесты суеверов, в пользу характера Льва Исавра говорят незнатность его происхождения и продолжительность его царствования. I. В века мужества приманка императорской короны может воспламенять в умах всю их энергию и порождать толпы соискателей, столько же достойных верховной власти, сколько сильно их желание ее достигнуть. Даже среди нравственной испорченности и расслабленности новейших греков возвышение плебея с низшей общественной ступени на высшую заставляет предполагать в нем такие качества, которые возвышают его над уровнем толпы. Он может быть незнаком с научными умозрениями и может не придавать им никакой цены; а в преследовании своей честолюбивой цели он, может быть, не стал бы подчиняться требованиям милосердия и справедливости; но в его характере мы непременно найдем такие полезные добродетели, как благоразумие и твердость, найдем знание человеческого сердца и важное искусство внушать людям доверие и руководить их страстями. Все согласны в том, что Лев был уроженец Исаврии и что его первоначальное имя было Конон. По словам сочинителей тех неуклюжих сатир, которые могут служить для него похвалой, он странствовал пешком по местным ярмаркам в сопровождении осла, нагруженного разными дешевыми товарами; к этому они присовокупляют нелепый рассказ о том, как он повстречался с евреями-гадальщиками и как эти евреи обещали ему римскую корону с тем условием, что он уничтожит поклонение идолам. По другим, более правдоподобным рассказам, его отец переселился из Малой Азии во Фракию, занялся там выгодным ремеслом — откармливанием скотины на продажу и, вероятно, нажил хорошее состояние, так как в уплату за помещение своего сына на службу доставил в императорский лагерь пятьсот баранов. Лев начал свою службу в гвардии Юстиниана и скоро обратил на себя внимание тирана, а вслед за тем навлек на себя его подозрение. Он выказал свое мужество и
