Закат и падение Римской империи. Том 5

деле религии употребление насилий; но он призывал арабов к покаянию и умолял их не забывать, какая участь постигла древних идолопоклонников Ада и Тамунда, которые были стерты с лица земли божеским правосудием.

Жители Мекки упорствовали в своем неверии вследствие суеверий и зависти. Городские старейшины, дяди пророка, выказывали презрение к самонадеянности сироты, желавшего играть роль преобразователя своего отечества; благочестивые проповеди, с которыми Мухаммед обращался к посетителям Каабы, вызывали протесты со стороны Абу Талеба.

'Граждане и пилигримы, не слушайте этого искусителя, не верьте его нечестивым выдумкам. Твердо держитесь культа Аль-Латы и Аль-Уззаха'. Тем не менее этому престарелому вождю был всегда дорог сын Абдаллаха, и он охранял репутацию и личную безопасность своего племянника от нападений курейшитов, издавна завидовавших первенству хашимитов. Они прикрывали свою злобу маской религии; во времена Иова арабские судьи наказывали тех, кто оказывался виновным в нечестии, а Мухаммед провинился в том, что покинул и отверг национальных богов. Но жители Мекки пользовались такой свободой при своей системе управления, что вожди курейшитов вместо того, чтобы предать преступника суду, были вынуждены прибегнуть или к убеждению, или к насилию. Они неоднократно обращались к Абу Талебу с упреками и с угрозами: 'Твой племянник оскорбляет нашу религию; он обвиняет наших мудрых предков в невежестве и в безрассудстве; скорей заставь его молчать из опасения, чтобы в городе не возникли смуты и раздоры. Если он не умолкнет, мы будем вынуждены обнажить меч против него и его последователей, и на тебя падет ответственность за кровь твоих сограждан'. Благодаря своему влиянию и своей сдержанности Абу Талеб избежал насилий со стороны этой религиозной партии; самые беспомощные или самые трусливые из последователей Мухаммеда удалились в Эфиопию, а сам пророк укрывался то в городе, то в его окрестностях, в таких местах, которые представляли больше гарантий для его личной безопасности. Так как его родственники все еще поддерживали его, то остальные члены племени курейшитов условились прервать всякие сношения с детьми Хашима — ничего у них не покупать, ничего им не продавать, не брать от них жен и не давать им своих дочерей в жены, а преследовать их с непримиримой ненавистью до тех пор, пока они не предадут Мухаммеда божескому правосудию. Это постановление было вывешено в Каабе перед глазами всего народа; посланцы курейшитов преследовали мусульманских изгнанников в самую глубь Африки; они осадили пророка и самых верных его приверженцев и лишили осажденных возможности пользоваться водой, а отмщение за обиды и оскорбления еще усилило взаимную вражду. Непрочное перемирие, по-видимому, поддерживало взаимное согласие до смерти Абу Талеба, оставившей Мухаммеда во власти его врагов в такую минуту, когда он лишился преданной и великодушной Хадиджи, а вместе с ней и тех утешений, которые находил в своей домашней жизни. Вождь рода Омейядов, Абу Суфьян, унаследовал звание главы Меккской республики. Так как он был усердным идолопоклонником и смертельным врагом ха-шимитов, то он созвал курейшитов и их союзников для того, чтобы решить судьбу апостола. Заключение Мухаммеда в тюрьму могло бы разжечь его энтузиазм до какой-нибудь отчаянной выходки, а изгнание красноречивого и популярного фанатика могло бы иметь последствием распространение зла по всем арабским провинциям. Поэтому было решено лишить его жизни, а чтобы разложить вину на всех и тем предотвратить мщение хашимитов, было условлено, что его грудь пронзят своими мечами представители от каждого из арабских племен. Ангел или какой-то шпион разоблачил тайну заговора, и Мухаммеду не оставалось ничего другого, как спасаться бегством. Пользуясь ночной темнотой, он втихомолку вышел из дому в сопровождении своего друга Абу Бекра; убийцы сторожили его у ворот, но они были введены в заблуждение наружностью Али, который лежал в постели апостола и был покрыт его зеленой одеждой. Курейшиты отнеслись с уважением к самоотверженности геройского юноши, но дошедшие до нас стихи Али представляют интересное изображение его душевной тревоги, чувствительности и религиозной самоуверенности. В течение трех дней Мухаммед и его товарищ скрывались в пещере Тора, на расстоянии одной мили от Мекки, а с наступлением ночи сын и дочь Абу Бекра втайне приносили им съестные припасы и сведения о том, что делалось в городе. Курейшиты, тщательно обыскивая все закоулки в окрестностях города, приблизились к входу в пещеру; но они были введены в заблуждение, как рассказывают, самим Провидением: при виде паутины и голубиного гнезда они пришли к убеждению, что в пещере никого нет и что никто не мог войти в нее. 'Нас только двое',— сказал дрожавший от страха Абу Бекр. 'С нами есть еще третий — сам Бог',— возразил пророк. Лишь только преследование ослабело, беглецы вышли из-под утеса и сели на своих верблюдов; на пути к Медине их настигли разведчики курейшитов, от которых они отделались просьбами и обещаниями. В эту решительную минуту копье какого-нибудь араба могло бы изменить всемирную историю. Бегство пророка из Мекки послужило достопамятным началом для мусульманской эры, или эгиры, с которой и по прошествии двенадцати столетий исповедующие мусульманскую религию народы все еще ведут счет лунных годов.

Религия Корана угасла бы в своей колыбели, если бы Медина не приняла святых изгнанников с верой и уважением. Медина (или город), носившая название Ясриб (Ятриб) прежде, чем была освящена троном пророка, была разделена между племенами харегитов и авситов, наследственная вражда которых воспламенялась от самой легкой обиды; две иудейские колонии, хваставшиеся своим происхождением от священнической расы, были их смиренными союзниками, и хотя иудеям не удалось обратить арабов в свою религию, они распространили вкус к ученым занятиям и к религиозным идеям, благодаря которому Медина была отличена названием книжного города. Некоторые из самых знатных ее граждан, увлекшись проповедями Мухаммеда во время своих благочестивых посещений Каабы, обратились в его религию; по возвращении домой они стали распространять веру в Бога и в его пророка, и этот новый союз жителей Медины с пророком был скреплен их депутатами на двух тайных ночных свиданиях, происходивших на одном из окружающих Мекку холмов. На первом свидании десять харегитов и два авсита соединились узами веры и любви и заявили от имени своих жен, детей и отсутствующих братьев, что всегда будут исповедовать догматы Корана и соблюдать его предписания. На втором свидании образовалась политическая ассоциация, которая была первым зародышем могущества сарацин. Жившие в Медине семьдесят три мужчины и две женщины имели формальное совещание с Мухаммедом, с его родственниками и последователями, с которыми обменялись клятвами в верности. Они обещали от имени города, что если Мухаммед будет изгнан, они примут его как союзника, будут повиноваться ему как вождю и будут защищать его до последней крайности, как стали бы защищать своих жен и детей. 'Но если вас пригласят возвратиться на родину,— спросили они с лестной для него тревогой,— не покините ли вы ваших новых союзников?'— 'Теперь между нами все общее,— возразил Мухаммед, улыбаясь,— ваша кровь — моя кровь, ваша гибель — моя гибель. Мы привязаны друг к другу узами чести и интереса. Я ваш друг и недруг ваших врагов'. — 'Но если мы лишимся жизни у вас на службе, какая будет наша награда?'— воскликнули депутаты от Медины. 'Рай',— отвечал пророк. 'Так протяни твою руку'. Он исполнил это требование, и они повторили клятвы в верности и в преданности. Заключенный ими договор был утвержден народом, единодушно усвоившим исповедание ислама; они радовались изгнанию пророка, но трепетали за его безопасность и с нетерпением ожидали его прибытия. После опасного и быстрого переезда вдоль морского берега он остановился в Кобе, в двух милях от города и затем совершил публичный въезд в Медину, через шестнадцать дней после своего бегства из Мекки. Пятьсот граждан вышли к нему навстречу и его со всех сторон приветствовали выражениями преданности и уважения; Мухаммед ехал верхом на верблюде, зонт защищал его голову от солнечных лучей, а вместо знамени перед ним несли развернутую чалму. Самые храбрые из его последователей, которых буря рассеяла в разные стороны, снова собрались вокруг него, а равные, хотя и разнородные, заслуги мусульман были различены данными им названиями могагринов и ансариев,— то есть беглецов из Мекки и живших в Медине союзников. Чтобы искоренить между ними семена зависти, Мухаммед был так предусмотрителен, что соединил главных приверженцев той и другой партии по двое с взаимными правами и обязанностями братьев, а когда Али не нашел себе ровни, пророк с нежностью заявил, что сам будет товарищем и братом благородного юноши. Эта мера увенчалась успехом; священные узы братства не разрывались ни в мирное, ни в военное время, и каждая из двух партий старалась превзойти другую мужеством и преданностью. Только раз взаимное согласие было слегка расстроено случайной размолвкой; один мединский патриот стал обвинять иноземцев в наглости, но его предложение изгнать их было выслушано с отвращением, а его собственный сын разгорячился до того, что предложил принести к стопам пророка голову своего отца.

С той минуты как Мухаммед поселился в Медине, он принял на себя исполнение обязанностей правителя и первосвященника и было бы нечестием не подчиняться безапелляционно такому судье,