а я тут неоднократно хаживал и довольно прилично ориентируюсь даже в полной темноте; он раздет и наверняка замерз до обморочного состояния, а я хорошо одет и накануне изрядно поработал веслом, разогнав организм для предстоящей схватки; кроме того, я, в отличие от этого кабинетного работника, всю свою сознательную жизнь занимался тем, что собираюсь сейчас делать. Однако надо отдать должное шустрому гэ-бэшнику – он довольно ловко освободился от пут: я так и не сумел сообразить, каким образом ему это удалось.
Добравшись до верхней площадки, я с минуту отдохнул, затем рывком выбросил тело на решетчатый настил, прижимаясь спиной к перилам, и, выхватив из кармана фонарь, включил его, отведя руку далеко в сторону.
Площадка была пуста. Здесь негде было спрятаться: решетчатый настил три метра в диаметре, частично огороженный проржавевшими перилами, да углубление в стене – этакий тамбур перед крышкой, запирающей выход в соединительный тоннель. Пошарив фонариком по настилу, я оторвал спину от перил и шагнул в центр площадки, намереваясь посмотреть, не открыта ли задраенная мной накануне крышка.
В этот момент мое чуткое аналитическое устройство шестым чувством уловило неслышное движение сверху – мгновенно сгруппировавшись, я кувыркнулся вперед из неудобного положения и влетел со всего маху в тамбур перед крышкой.
Дзинннь! – звонко шарахнуло что-то по перилам – в мет-нувшемся блике фонаря я сумел рассмотреть спрыгнувшего откуда-то сверху Гасана, который опоздал буквально на десятую долю секунды со своей ржавой арматуриной: в том месте, куда пришелся ее увесистый удар, только что находился мой многострадальный череп.
Резво развернувшись, гэбэшник прыгнул вперед и наотмашь долбанул стальным прутом, целясь мне в висок. Резко присев, я подбил «вертушкой» опорную ногу противника и, не сразу сообразив, что совершаю страшную ошибку, по инерции добавил в верхнюю часть корпуса падающего Гасана мощный айкидош-ный толчок, многократно усиливающий импульс потерявшего опору тела.
Высоко подбросив ноги, Гасан ударился спиной о хлипкие перила и рухнул вниз, издав короткий душераздирающий крик.
– Господи, только не это! – заполошно крикнул я, хватаясь за поручни лестницы, и, обдирая ладони, скользнул вниз.
Гасан лежал на промежуточной площадке лицом вверх – в ярком свете фонаря кровь, медленными толчками высачивающаяся из его раскрытого рта, казалась густой черной краской.
Как ни странно, падение с восьмиметровой высоты не вышибло намертво дух из крепкого организма гэбэшника – он был еще жив, хватал частыми глотками затхлый воздух подземелья и ненавидяще всматривался в сноп яркого света тускнеющим взором, будто хотел разглядеть мое лицо…
Хотелось заплакать навзрыд от отчаяния – судьба-зебра и на этот раз показала мне кукиш, не желая потворствовать моим чаяниям. Рухнув на колени рядом с поверженным пленником, я приблизил лицо к его окровавленной голове и начал причитать, путая русские и чеченские фразы:
– Гасанчик, родной – пожалуйста! Ей-Богу… клянусь Аллахом – я не хотел! Скажи что-нибудь… что- нибудь про расстрел врачей в Халашах! Скажи, а?!
Гасан судорожно сглотнул и пошевелил губами – я мгновенно прильнул ухом к его рту, ощущая жаркое дыхание умирающего.
– И-ди-от… – отчетливо прохрипел Гасан по-русски. – Не надо было… так…
– Да, я идиот – я знаю! – горячо согласился я. – Я дурак и сволочь… Гасан – ты настоящий воин, я преклоняюсь перед твоим мужеством! Но… ты умираешь, Гасан… Эти, которые расстреляли врачей, – они нелюди. Они недостойны жить! Ты это сам знаешь. Блин… От блин, а! Слушай, скажи хоть что-нибудь – пожалуйста! Неужели ты умрешь, защищая этих вы-блядков, а?! Имена, Гасан, имена… Слушай, я все равно их найду – это я тебе железно гарантирую! Но если я буду шариться вслепую, погибнет много лишнего народа! Смотри, я еще ничего не узнал конкретно, а уже трое, практически посторонние люди, пострадали… Гасан, пожалуйста… Пожалуйста, хоть какую-нибудь привязку!
На секунду в темнеющем взоре гэбэшника возникло некое осмысленное выражение – он шевельнул губами, словно делая мне знак. Я прильнул ухом к этим губам и расслышал слабеющий шепот:
– Гир-ли-хашшш… Мурат… Мурат Гиксоев…
– Я понял, Гасанчик, понял! – крикнул я, светя фонариком в лицо умирающего и пытаясь уловить выражение его глаз. – Мурат Гиксоев, село Гирлихаш! Все ясно! Это он – убийца?! Мурат – убийца, да?
– Не-е-ет, – на последнем дыхании прохрипел Гасан. – Он… – и замер. Схватив разбитую голову гэбэшника, я принялся в отчаянии трясти ее, пытаясь выдрать из лап смерти хоть пару мгновений, которых не хватило для окончательного ответа. Но тщетно. Смерть витала где-то над нами, беззвучно хохоча над моими бесплодными попытками, и издевательски вспенивала поверхность бассейна потоками нечистот.
Гасан не подавал признаков жизни, пощупав артерию на шее, я зафиксировал надежное отсутствие пульса. Маленький плешивый мужичонка умер как воин, получив в честном бою тяжкое увечье. Умер, утащив с собой в царство теней страшную тайну и дав мне на прощанье лишь слабенький, призрачный шанс, надеяться на который мог только самый отъявленный оптимист…
Глава 6
– Ты завалил операцию! – будто из бочки раздавался голос Зелимхана Ахсалтакова. – Убил свидетеля, не допросив его как следует! Вот это ты лопухнулся, сыченая морда! Вот это напортачил!
– Своличь, точно, – согласно покивал башкой Рашид Бек-мурзаев. – Сабсэм плахой, бляд! Клянус Аллахом, э, нада ибат такой, чтобы сабсэм сдох, бляд!
– Я не хотел, – робко оправдывался я. – Кто виноват, что он оказался такой шустрый! Я из кожи лез, чтобы все получилось тип-топ! Трое суток вкалывал, как Папа Карло, не покладая рук – вон, волдыри от кирки на ладонях…
– Это ничего – волдыри, – успокоил Зелимхан, ласково подмигнув. – Тебя это будет беспокоить недолго. Потому что за такое свинство мы тебе эти руки оторвем вместе с головой. Она тебе больше не нужна – такая дурная башка. А ну!
Откуда ни возьмись из-за спины Зелимхана вылез рыжий горбоносый великан с рваным шрамом на щеке – тот самый злополучный сапер, и прицелился в меня из противотанкового гранатомета. Расстояние между нами было настолько мизерным, что я сумел рассмотреть каждую буквочку маркировки на объемном корпусе выстрела. А еще я удивился, обнаружив, что лицо и руки сапера имеют какой-то синюшно-серый оттенок и покрыты сплошь странными пятнами.
– «ПГ7 ВЛ», – как-то замедленно подмигнул-сапер, наводя колпачок выстрела прямо мне в лицо. Я зябко поежился и попытался отползти в сторону – не люблю, знаете ли, когда в меня из гранатомета стреляют: вот уже столько времени занимаюсь ратными утехами, а все никак привыкнуть не могу.
– Зра граната тратишь! – возмутился Рашид, обращаясь к Зелимхану. – Такой – гранат нэ надо! Такой ибат надо, пока сабсэм нэ сдох, бляд!
– Мужики, я же старался! – плаксиво заканючил я, искательно всматриваясь в лица своих истязателей. – Я же рук не покладая… Из кожи лез…
– Из кожи? – нездорово заинтересовался Рашид. – Из кожи… Харощий мисл, бляд, ах какой харощий! – Оттолкнув гранатометчика, он быстро подскочил и ухватил меня за шевелюру левой рукой, одновременно вытаскивая правой из ножен, висящих на поясе, остро отточенный кинжал.
– Отойди, Рашид, прицелиться не даешь, – попросил рыжий сапер, как-то странно шамкая. – Давай взорвем его на хер и пойдем по делам.
– Нэ мищяй, иды абратна в ад, – отмахнулся Рашид, больно дергая меня за волосы и дыша в лицо чесночным перегаром запредельной концентрации. – Вставай, бляд! Пайдом чучело делат! Вставай! Хули лижищ, бляд!
Я вдруг замер от ужаса и почувствовал, как волосы на голове становятся дыбом. Но не перспектива, предложенная профес-сионалом-таксидермистом, была тому причиной, вовсе нет. Дошло вдруг, почему парниша, желающий пристрелить меня из гранатомета, так странно выглядит, и вообще… Вспомнил я, что этого самого здоровенного рыжего парня – сапера Ахсалтакова, ваш покорный слуга не так давно собственноручно отправил в царство теней, откуда, как известно, никто еще не возвращался. А этот – вот он. Стоит и подмигивает мне протухшим глазом, скаля разлагающуюся пасть в страшной ухмылке.
– А-а-а-а!!! – тоненько заверещал я от ужаса, чувствуя, что почему-то не могу крикнуть в полный
