вкруговую, шла сплошная полоса овсяных полей, шириной от тридцати до пятидесяти метров, просматриваемая с нашего холма на всем своем протяжении. Вырасти по грудь овес еще не успел – незрелые колосья едва доходили взрослому человеку до колена, так что, если бы кто вдруг рискнул прошвырнуться в лес – даже по-пластунски, мы обязательно бы его заприметили на фоне нежной зелени.
Ждать результата пришлось довольно долго: командир отряда самообороны как в воду канул. За четыре с небольшим часа я три раза посылал гонцов к наблюдателям: нет, с их позиций также не просматривались какие-либо поползновения пересечь овсяную полосу.
– Куда же ты провалился, красивый мой? – злобно пробормотал я, разглядывая незначительный фрагмент какой-то полуразрушенной хибары, торчавший из-за угла зернотока, – вся постройка с моего НП не просматривалась. – Не в этих же развалинах сидишь, блин…
Спустя четыре часа пятнадцать минут после загадочного исчезновения из-за зернотока показался «уазик» Мурата-два и покатил к центру села. За командирской машиной неторопливо шла небольшая группа вооруженных мужчин – по всей видимости, бойцов отряда самообороны.
Вдоволь поудивлявшись, я озадачился столь странным явлением и вызвал к себе наблюдателей, располагающихся на нижних постах. Опрос бойцов помог прояснить ситуацию, но приемлемой версии не дал. Та хибара с обоих нижних постов просматривалась великолепно, там располагался штаб отряда самообороны. Возле небольшого здания был оборудован импровизированный плац, на котором Мурат-два производил развод караулов; тут же, под навесом, стоял тентованый «66» – дежурная машина, а на крыше, в небольшой деревянной башенке, сидел наблюдатель с биноклем и смотрел в сторону леса, судя по солнечным бликам. А еще мои бойцы рассмотрели на крыше хибары развевающийся российский флаг – это для нашей авиации, чтобы лихие вертолетчики не влупили ненароком, заприметив возле здания вооруженных людей…
– В сторону леса никто не перемещался? – с затаенной надеждой переспросил я, всматриваясь в физиономии бойцов: если кто-то проспал, сейчас соврет, и сразу будет видно – командиру врать они у меня не приучены.
– Не-а!!! – хором ответили наблюдатели, глядя на меня кристально чистыми глазами.
– Ясно с вами… – разочарованно пробормотал я. Версия с Муратом-два, столь заманчивая на первый взгляд, оказалась несостоятельной. Симпатичный командир отряда самообороны никуда не пропадал: он просто выполнял возложенные на него обязанности, находясь, как и подобает добросовестному исполнителю, на рабочем месте.
Удостоверившись единожды в «лояльности» командира отряда самообороны, я сосредоточил все свое внимание на Мурате-один – главе администрации Гирлихаша. В глубине души я даже порадовался: единственный чеченский мужик, показавшийся мне более-менее порядочным на том сборище, автоматически выпал из списка подозреваемых лиц – ай да я, ай да аналитик, блин! Не подвела меня интуиция – дядька Ламброзо наверняка остался бы доволен своим последователем.
Мурат-одпн по всем параметрам подходил на роль подозреваемого номер один в моем списке. Он часто и подолгу отсутствовал в Гирлихаше: садился с утра на свой свеженький и небитый джип «Чероки» и уматывал из села. Объекты посещения я установил с легкостью: глава администрации ездил либо в Грозный, либо в райцентр. Прикатив под вечер, вредный Мурат не колесил по селу и его окрестностям, что, как мне представляется, было бы вполне естественно для озабоченного проблемами администратора, а сразу заезжал в свою усадьбу – на том его функции и заканчивались. Сами понимаете, такое странное времяпрепровождение наводило на самые грустные мысли.
– Какого дьявола тебе дома не сидится, индюк?! – недобро бормотал я, поглядывая в стереотрубу на рассекающий окрестности джип Мурдта. – Ты вообще работать собираешься, или где? Вот урод, блин! Давай в лес заворачивай, дегенерат…
Моим заочным пожеланиям своенравный Мурат так и не внял: за все время наблюдения он не предпринял ни одной попытки прокатиться в сторону притихшего леса. Мучимый сомнениями, я предположил, что хитрые аборигены невероятным образом раскусили мои замыслы и на время затаились. Сидят себе, поглядывают из незаметного укрытия на наш холм и посмеиваются в пышные усы: развлекайтесь, хлопцы, следите сколько влезет! Приняв за основу этот пунктик, я усилил и без того жесткий режим маскировки: все мои подчиненные стали по любой надобности ползать по-пластунски и прекратили общаться между собой, кроме как шепотом.
Между тем обстановка мои опасения не подтверждала: судя по интенсивным ночным перестрелкам и ежеутренним подрывам в соседних районах, неуловимые снайпера и саперы «духов» активно продолжали творить свое черное дело. Кто-то по-прежнему снабжал боевиков экипировкой и минами, просачиваясь в проклятый лес прямо у меня под носом.
К исходу третьего дня я отчаялся преуспеть в сфере пассивного наблюдения и быстренько разработал план активизации предприятия – решил взять «языка».
– Оно тебе надо? – лениво поинтересовался старый сапер дядя Ваня, когда я поделился своими соображениями. – Сиди себе смотри, может, чего и высмотришь! А ничего не высмотришь – и хер с им! К сроку пойдем на КП, доложим, что искали-искали, ничего не нашли. Кто проверять будет? Правильно – никто не будет… А ежели полезешь брать этого придурка, обязательно на неприятности нарвешься – это я тебе обещаю. Не дури, Сыч…
Лейтенант затравленно посмотрел на подчиненного, перевел взгляд на меня и уставился в землю, не решаясь возразить: за время совместного пребывания в «секрете» прапорщик так «достал» своего начальника, что тот уже не желал пускаться в бесплодные споры.
Некоторое время я размышлял, обдумывая предложение дяди Вани. Бывалый «кусок» оценил обстановку и выдал приемлемое для нашей ситуации решение. К тому моменту ситуация. на театре военных действий РЧВ сложилась так, что никто из успевших нюхнуть пороху вояк не рвался совершать подвиги ради куцых побрякушек, которыми, как известно, жизнь и здоровье не заменишь. Не забывая четко козырять высокому начальству, младший офицерский состав повсеместно следовал простейшим принципам грязной войны, выработанным эмпирически и неоднократно апробированным: а) выжить самому и сохранить пацанов, которые от тебя зависят; б) не подставить соседей, чтобы они при случае не подставили тебя; в) без нужды ни в коем случае не лезть на рожон. А уже потом, четвертым пунктом, постараться выполнить боевую задачу.
Взять Мурата-один было весьма проблематично. Все его перемещения на джипе происходили на открытой местности и в непосредственной близости от договорных сел. Если бы я со своими пацанами рискнул выбраться из «зеленки» и остановить джип на маршруте движения, шансов утащить его из района у нас было бы ровно столько, сколько составлял процент вероятности убраться отсюда всей капеллой живыми и невредимыми, а это почти гарантированный нуль. Нет, мы, конечно, нехилые ребята, стрелки-снайпера, гранатометчики-рукопашники и вообще некоторые особи нашего разряда вполне могут кирпичи головой колоть, показывая по молодости да от излишка дури свою суперменистость… Но если с двух сел подскочат опытные бойцы самообороны (читай – те же «духи», только с другого боку!) числом около полусотни да вооруженные до зубов, они покрошат весь наш маленький отрядик в капусту за считанные секунды и не спросят, как звать. И у них будет железная «от-мазка» при разборках с нашим командованием: налетели какие-то злые бандиты, пытались похитить уважаемого человека, представителя власти – некогда было разбираться, кто такие, человека надо было спасать…
Перехватить главу администрации Гирлихаша на каком-нибудь из наших КПП значило бы моментально поставить тех, кто в этом заинтересован, в известность о готовящейся акции: ни для кого не секрет, что за каждой заставой и каждым блокпостом велось непрерывное наблюдение со стороны «духов».
У нас все получилось бы идеально, если бы вредный Мурат пожелал хоть на минутку заехать в лес: искусство бесшумно брать «языка» в лесу моими пацанами давно освоено до мелочей. Но глава администрации Гирлихаша твердо следовал разработанному маршруту движения и, как будто предчувствуя недоброе, не приближался к лесополосе на пушечный выстрел. В общем, предприятие, мною задуманное, имело огромный процент риска, и шансов на успех практически не было. Нужно родиться семи пядей во лбу, чтобы при сложившейся ситуации провернуть то, что я задумал.
Опираясь на устоявшуюся систему, я начал было склоняться к предложению Старого сапера, но вовремя передумал – и не печальный взгляд молодого лейтенанта был тому виной. Я бы нашел слова, чтобы
