спокойной бодрости, его заботы, его нежности и силы. Его поддержки. Она начала зависеть от него. Не означало ли это, что она любит его? Он сказал, что любит ее... Нет, не могла она думать об этом сейчас!
Коди подбежал к ней и пофыркивал над ее склоненной головой. Она выпрямилась и спросила его:
— Что мне делать? Отказаться от отца и отправиться развлекаться в пустыню с Мигелем? — Коди взвизгнул и ткнулся носом в ее руку. — Но я не могу! — Она резко поднялась на ноги, и Коди потерся мордой о ее бедро. — Я так и не пойму, что на самом деле чувствую к Мигелю, пока не узнаю, что случилось с отцом. Ведь что-то еще можно сделать, чтобы отыскать его. Просто должно быть.
Она сделала несколько шагов, потом вернулась обратно. Так она и ходила: взад и вперед. Коди сидел, наблюдая за ней и поворачивая голову туда-сюда.
Сосредоточившись, она представила, что еще можно сделать. Первое: она может осмотреть уже обысканную местность в надежде наткнуться на какой-то след, который никто не заметил. Второе: она может расширить район поисков, очерченный сержантом Кели, и обследовать новые места. Третье: она могла бы еще раз осмотреть принадлежавшие отцу вещи. Интересно, вернут ли ей его грузовичок и остальное имущество? Если бы только ей удалось найти его дневники. В них должны быть записи о его планах или о маршруте. Четвертое: она могла бы опубликовать свое собственное объявление в местных газетах. Хотя официальные объявления гарантировали анонимность, но кто-то мог предпочесть поговорить с ней, а не с полицией. Пятое...
В ее голове было пусто, и она вздохнула. Пятого она придумать не смогла. Два первых варианта отняли бы много времени и были скорее всего безнадежными. А вещи своего отца она осматривала уже дважды.
Оставался четвертый вариант. Даже если объявление и вознаграждение информатору будут стоить ей всех сбережений на черный день. Но за своего отца она готова была заплатить любую цену. Нужно предпринять и немедленные шаги: не могла же она вернуться в город, поместить объявление, а потом сидеть и ждать. Правда, тогда у нее было бы время поразмышлять о Мигеле и его объяснении в любви. Но об этом она думать не могла. Для этих мыслей в ее бедной голове просто не хватало места. Однако нельзя оставаться и здесь и пялиться на то, что осталось от лагеря ее отца.
— Пошли, Коди, — позвала она и двинулась к джипу. Нужно снова поговорить с Хэнком. Он направил ее сюда. Если покопаться в его памяти, он может припомнить еще что-нибудь.
Коди узнал местность, когда Дасти по извилистой дороге подъехала к хижине Хэнка. Пес поднялся на четыре лапы и уперся носом в ветровое стекло, оставив на нем пятно. Из трубы поднимался дымок, когда Дасти остановилась, но дверь была заперта. Коди выбрался из джипа и рванул за угол хижины.
Последовав за ним, Дасти увидела Хэнка, бросавшего землю на длинный деревянный короб с натянутой на него сеткой. Взволнованно лая, Коди бросился к нему, а Хэнк уронил лопату, чтобы потискать его.
— Давно пора уже показаться в этих местах, — бросил ей Хэнк. — Я уже подумал, что ты забыла меня. — Он посмотрел за ее спину. — А где Счастливчик Джек? Располагается поудобнее у моего очага и уже ест мою фасоль?
Дасти покачала головой. Слезы, которые она сдерживала с того момента, когда шериф Кели объявил об окончании поисков, навернулись на ее глаза...
— Я не смогла найти его, — хрипло вырвалось из ее пересохшего горла.
— Но... — Хэнк взглянул на пса, который уперся передними лапами в его грудь, потом снова на Дасти. — Пойдем в дом и выпьем кофейку, — предложил он, приходя в себя.
Подхватив Дасти за локоть, он провел ее к передней двери. В хижине он усадил ее за маленький столик и достал две помятые оловянные кружки. Не менее помятый кофейник стоял на дровяной печи. Воспользовавшись потрепанным кухонным полотенцем, он взял кофейник и налил густой черной жидкости в кружки. Присев рядом с ней за столом, протянул ей одну кружку, потом достал с полки коричневую бутылку без наклейки и добавил несколько капель янтарной жидкости в горячий кофе.
— Выпей и возьми себя в руки. А я послушаю тебя, когда ты придешь в себя.
Дасти взглянула на дымящийся напиток с опасением, но покорно поднесла кружку к своим губам. Она понюхала кофе, сдобренный корицей и другими специями, сделала небольшой глоточек, потом еще один. Коньяк и специи придавали кофе особый вкус и дополнительную крепость, это был самый вкусный напиток из тех, что она когда-либо пробовала.
Хэнк ухмыльнулся, явно довольный ее удивлением.
— Мне нравится крепкий кофе, — сказал он, — и я варю свой собственный грог. Правда, изредка не отказываюсь и от покупных сортов.
Дасти поставила свою кружку.
— Я не знала, что заеду к вам, иначе захватила бы из города.
— Да вроде и праздновать-то нечего, — возразил он. — А как Коди оказался с тобой, — он бросил взгляд на пса, лежавшего у ее ног, — а Джек нет?
После еще одного глотка кофе Дасти поведала ему свою историю.
— Что-то не так, — пробормотал он, когда она закончила. — Что-то совсем не так. — Он поднялся, чтобы вновь наполнить кружки, и сел опять.
Он шумно подул на горячий напиток, поскреб заросшие щеки, пробежал пальцами по нечесаным волосам и сморщил лицо, размышляя. Дасти ждала. Поскольку ей некуда было идти, она могла позволить себе роскошь и подождать.
— Спорю, это были те мужики из Юты! — вдруг воскликнул он, так шлепнув ладонью по столешнице, что Коди подпрыгнул и побежал к двери. — Нет, ты не уйдешь отсюда, чтобы гонять моих кур, — остановил его Хэнк.
— Какие мужики из Юты?
— Те, что с балованным виски, — не вполне ясно пояснил Хэнк. — Я же говорил тебе о нем в прошлый раз. У меня от него было такое расстройство, что я забыл счет дням.
Он упоминал, припомнила она теперь, что-то там о плохом виски, но она торопилась на работу и, думая, что речь идет о какой-то пьянке, не стала его слушать.
— Ты думаешь, эти мужики как-то связаны с исчезновением отца? — попыталась уточнить Дасти.
Сердце заколотилось, но она постаралась сохранить спокойствие и не возлагать на его рассказ слишком больших надежд.
— Они спрашивали о нем, говорили, что они его друзья и хотят повидаться. Мне они показались не слишком-то дружелюбными, вроде как косили глазами и переминались с ноги на ногу, поэтому я сказал им только, что видел Джека, но не знаю, куда он поехал. — Хэнк рассеянно похлопал себя по карманам, потом замолчал, ища банку с жевательным табаком, а когда нашел, достал оттуда и взял в рот щепотку.
— Как они выглядели?
— Крупные, но размягченные, полнеющие, знаешь? Моложе Джека, лет сорока примерно. Двое темноволосых, один светленький. У одного из них большой страшный шрам на щеке. — Он пробежал рукой по правой стороне своего лица. — Очень противный мужик, бормотавший что-то о том, как он «поможет вспомнить мне». Я был чертовски рад, что со мной была старушка «Бетси». — Он махнул рукой в сторону висящего на стене старого ружья. — Светлый был у них за босса. Велел тому, со шрамом, заткнуться и вести себя прилично. Сказал, что у него хорошие новости для старика Джека и он жаждет поделиться с ним. Уже темнело, и он спросил, не буду ли я возражать, если они переночуют здесь. Они рады поделиться своим обедом со мной, у них с собой в морозильнике сочные бифштексы.
Хэнк замолчал и смочил горло остывающим кофе.
— К тому времени я не знал, что и подумать. Казалось, нельзя их прогонять, если они друзья Джека. Поэтому я сказал «да», думал, прощупаю их получше и потом решу, сказать им или нет, где Джек.
— Как их звали? — спросила Дасти, не в силах промолчать.
Хэнк поскреб в голове:
— Будь я проклят, если помню. Как я говорил, они угостили меня виски, и я совершенно отключился. На следующий день меня рвало, и я не мог подняться с постели. Когда мне полегчало, пришлось поехать в
