первого. Что-то тяжелое придавило ее поперек груди. Линде потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что это рука Кевина. Его нога лежала поверх ее бедра. Видимо, Кевин даже во сне хотел быть уверенным, что она не сбежит!
Линда не помнила, как заснула в его объятиях. Вечером, когда они лежали рядом, ей было так мучительно ощущать близость Кевина, что, казалось, она ни за что не заснет. Но усталость и нервное перенапряжение оказались сильнее, и в конце концов ее охватил глубокий сон, похожий на забытье.
Нервное перенапряжение… Отец!..
— Я недавно звонил в больницу, — тихо произнес в темноте Кевин. — Состояние Мориса стабильное, твоя мать уснула. Врач посоветовал приехать позже, поближе к утру.
Откуда Кевин узнал, что она проснулась, не говоря уже о том, чтобы прочесть ее мысли? Линда ведь даже не шелохнулась, только глаза открыла!
— Нет, я хочу поехать сейчас.
— Я и не сомневался в этом, поэтому предупредил врача, что мы все-таки приедем ночью.
— Мы? Но я…
— Ради Бога, прекрати спорить! — устало перебил Кевин. — Раньше ты не была такой чертовски упрямой! Хочешь верь, хочешь нет, но твой отец для меня не чужой, я всегда его любил и уважал. Так что в больницу я в любом случае вернусь — с тобой или без тебя, — закончил он, отметая ее возможные возражения.
У Линды снова не нашлось сил возразить. Да и что толку, Кевин все равно сделает по-своему. Но она тоже поступит так, как считает нужным… вот только почему его рука все еще лежит у нее на груди, а нога — поверх ее бедер? И вообще, почему он так близко — слишком близко, чтобы она могла чувствовать себя спокойно!
Кевин отодвинулся. Сквозь приоткрытую дверь в спальню проникал свет из коридора, и в полумраке Линда увидела, как он приподнялся на локте.
— Как ты прекрасна, дорогая, — хрипловато прошептал Кевин, скользя рукой по шелковистой глади ее волос.
В темноте его низкий глубокий голос звучал особенно сексуально, и у Линды привычно побежали мурашки по спине. Но ей не было холодно, наоборот, она почувствовала, что по телу разливается до боли знакомое тепло. Близость Кевина всегда действовала на нее так. Но неужели после его предательства, после стольких лет разлуки все осталось по-прежнему? Линда тряхнула головой и сжала губы, пытаясь прогнать наваждение.
— Черт подери, ты стала еще прекраснее! — бормотал он, лаская ее волосы. — Ничего не изменилось, дорогая, я по-прежнему думаю о тебе, чувствую все то же, что раньше… Это ты изменилась.
— У меня не было выбора.
— Был! — Он говорил по-прежнему тихо, но в голосе чувствовалась еле сдерживаемая ярость. — Ты могла оставаться моей маленькой соловушкой, могла летать…
— Что ты такое говоришь! Я не могла даже ходить, какие уж тут полеты! — вспылила Линда. Ее особенно задело, что он вспомнил это ласковое прозвище. Кевин называл ее «соловушкой» только в самые интимные моменты.
Он поднялся и навис над ней в темноте. После нескольких напряженных секунд молчания он вдруг схватил ее за плечи и яростно прошептал:
— Наверное, три года назад твой отец ошибался! Мне не следовало никуда скрываться, а нужно было остаться с тобой и вытрясти из тебя всю эту идиотскую жалость к самой себе! Боюсь, теперь уже слишком поздно, она уже стала чертой твоего характера.
— Как ты смеешь! — взорвалась Линда. — Ты даже не представляешь, через что мне пришлось пройти!
— Ошибаешься, я прекрасно знаю, какие физические страдания тебе пришлось вытерпеть. Но никто даже не заикнулся мне о том, что ты погрязла в безграничной жалости к себе. Не стоит этого делать, Линда, — одним молниеносным движением Кевин перехватил ее руку, занесенную для пощечины. — Правда, не стоит, — повторил он уже шепотом, и в следующее мгновение склонился над ней и властно накрыл ее рот своим.
Огонь, жидкий огонь, — это слово точнее всего описывало ощущения, охватившие Линду. Все ее тело запылало изнутри, каждая клеточка сгорала от желания, от тоски по сладкому забытью, которое она могла найти только в объятиях Кевина… И она начала погружаться в эту бездну.
Тело Линды отвечало на ласки Кевина так, словно они занимались любовью совсем недавно, словно еще вчера их тела сплетались в волшебном танце, возносясь к вершинам наслаждения. Губы Кевина продолжали мучить ее рот, рука его обхватила грудь Линды, пальцы без труда отыскали сосок, который под его лаской мгновенно налился и затвердел, и тело Линды пронзило острое желание.
Она не испытывала ничего подобного даже тогда, когда они с Кевином впервые занимались любовью, хотя никогда до этого не была близка с мужчиной.
Кевин, зная о ее невинности, был бесконечно нежен. Он снова и снова доводил ее до точки плавления, а потом умело успокаивал пламя страсти, так что когда он наконец овладел ею, Линда даже не почувствовала боли.
И вот все повторялось снова. Руки Кевина нежно, но уверенно, медленно, но настойчиво освободили ее от одежды, потом он разделся сам. В полумраке, освещенное лишь слабым светом из коридора, его тело выглядело еще более мужественным: густые тени рельефно подчеркивали каждый мускул. Когда красивое лицо Кевина склонилось над Линдой, в его темных глазах вспыхнула страсть.
Она оцепенела от страха. После катастрофы на ее животе и бедрах осталось множество мелких шрамов, которые, зажив, превратились в серебристые черточки. Она уже успела к ним привыкнуть, но Кевин видел их впервые. Может быть, он найдет ее уродливой…
Линда чуть слышно ахнула: Кевин, склонив голову, стал осыпать поцелуями сетку шрамов, не пропуская ни одного. Тело Линды инстинктивно выгнулось ему навстречу. Ее пылающее лоно увлажнилось от желания и просило, требовало, чтобы Кевин наполнил его собой. Она сдавленно застонала.
— Кевин! — О, как же она его желала!
Его ладони обхватили ее нежные груди. Губы и язык тем временем продолжали исследовать шрамы один за другим, пока… пока наконец Кевин не стал целовать ее так, как она мечтала. Мир перестал существовать, осталось только наслаждение, волнами поднимавшееся в ней и растекавшееся по всему телу до самых кончиков пальцев.
Занимаясь любовью, они всегда понимали друг друга без слов, никогда не уставали, не спорили и не могли насытиться друг другом. То, что всякий раз рождалось между ними, было похоже на волшебство…
Кевин вошел в нее, утверждая над ней свою полную власть. Линда застонала от наслаждения.
— Посмотри на меня, Линда, — прохрипел он. Только тогда она осознала, что ее глаза закрыты.
Приподнявшийся над ней Кевин являл собой величественное зрелище — из-под растрепанных волос, упавших на лоб, на Линду смотрели бездонные темные озера глаз, в полумраке тени на его лице казались еще глубже, отчего сами черты выглядели более четкими, почти чеканными. Румянец страсти выступил на скулах, широкие плечи и мускулистая грудь подавляли своей мощью, волосы на груди чуть повлажнели от пота.
— Видишь? Я хочу, чтобы ты знала, кто занимается с тобой любовью, — хрипло прошептал Кевин. — Это я, твой муж, и не пытайся вообразить на моем месте кого-то другого!
— Что?
— Линда, это я, Кевин, — снова прохрипел он, и его губы стали терзать обжигающими поцелуями нежную кожу ее шеи. — Я знаю, как завоевать тебя, — удовлетворенно прошептал он, начиная двигаться в ней сладостно-медленными толчками. И Линда потеряла всякую способность мыслить.
Они идеально подходили друг другу, его сила и твердость идеально гармонировала с ее нежностью и мягкостью. Медленными ритмичными движениями Кевин доводил ее до грани безумия. Она чувствовала, как наслаждение растет, захлестывая ее, а внутри словно назревает взрыв.
— Кевин, ах, Кевин, я не могу… — Линда отчаянно впилась ногтями в его плечи, и каждая клеточка ее тела наполнилась мучительно-сладким, почти непереносимым блаженством.
