невнятное, офицер перевернулся, придавив сумку.
Дыхание эсэсовца снова стало спокойным и ровным. И Миша опять легонько потянул сумку. В ту же секунду офицер спросил ясным, совсем не сонным голосом:
— Вер ист да? (Кто это?)
— Сумку! — сказал Миша от неожиданности. — Пусти сумку, гад!
Офицер рывком приподнялся и торопливо зашарил у пояса. Миша изо всех сил рванул сумку и выстрелил в упор...
— Ждем еще четверть часа, — сказал Демин, когда стрелки часов показывали два.
Моряки молчали. Взрывы — один за другим два взрыва гранат, потом третий — прозвучали почти час назад. И сразу же — бешеная стрельба.
— Еще пять минут, — сказал Демин, глядя на неумолимые стрелки.
Пять минут прошло. Пять бесконечно тянувшихся минут.
— Еще три, — упрямо сказал Демин. — Еще три минуты.
Наконец он поднялся:
— Больше ждать нельзя...
В ответ что-то зашуршало, и из кустов послышался голос Миши:
— И не надо, клянусь жабрами акулы!..
Оба разведчика стояли радостные и возбужденные.
— Рванул сумку, — захлебываясь словами, рассказывал Балашов, — ударил из пистолета в упор и за гранаты. Кормовая, огонь! Одна! Вторая! Подарок фюреру от партизана Миши! Фрицы прямо взбесились. Ну, я ставлю паруса и ходу! Сначала иду параллельным курсом, рядом с фрицами. Потом чувствую, что нам не по пути, поворот фордевинд и жму курсом на Ваню Доронина. Добежал, а Полтора-Ивана из главного калибра ка-ак по ним шарахнет! Чтоб мне не видать Чер... — хотел закончить Миша свой рассказ, но вдруг осекся и замолчал.
— Ну, чего же ты? — спросил из темноты Демин.
В голосе его не было и тени насмешки, но Миша тихо и смущенно ответил:
— Да я ничего. Просто мне лес... ну все равно, что вам Черное море!..
Через час начнет светать, а от Демина никаких известий. Всю ночь никто не сомкнул глаз. Всю ночь комиссар просидел, прислонившись спиной к дереву.
Близился неумолимый рассвет, а с рассветом... Кто знает, что он принесет?
Очевидно, с рассветом волна гитлеровцев двинется дальше, к огневым точкам на склонах Чатыр-Дага. А что потом — неизвестно.
...За час до рассвета Демин вручил Кременецкому сумку. Сумка принадлежала командиру эсэсовского батальона гауптштурмфюреру Паулю Кнаббе.
Кременецкий вынул документы. В левом верхнем углу каждой бумаги стоял гриф: «Операция Шварц Шаттен. Совершенно секретно». Вот она, операция «Шварц Шаттен» — «черная тень»! Мрачное название. Гитлеровцы — мастера на такие выдумки. Черная, зловещая тень должна пасть на партизанские отряды, испепелить их, стереть с крымской земли. По замыслу фашистов, всюду, куда ни ступит отряд, его настигнет черная хищная тень...
Кроме оперативного приказа, среди бумаг оказалась схема карательной операции.
С рассветом первая волна карателей идет на Чатыр-Даг. Достигнув вершины, батальоны сворачиваются и выходят на Симферопольское шоссе, чтобы идти из заповедника на восток и начинать прочес Зуйских лесов... Вторая полна выходит на дорогу Алушта—Заповедник...
Комиссар встал. Он узнал все, что ему было нужно. Теперь он уверенно поведет партизан по пятам карателей.
Кременецкий созвал командиров групп и объяснил им обстановку.
Гитлеровцы движутся тремя волнами. Отряд находится впереди первой волны. Через час волна начнет двигаться, чтобы оттеснить партизан к отрогам Чатыр-Дага, где их встретят огневые заслоны противника.
Если партизанам удастся просочиться сквозь гитлеровские цепи, их настигнет вторая волна, которая движется в восьмистах метрах следом за первой. За ней катится третья волна. Достигнув Чатыр-Дага, части карателей заканчивают операцию. Она продлится сутки.
Комиссар умолк. Перед ним снова возникла щепка, колыхавшаяся на воде. Да, только так! Попасть в промежуток между волнами...
— Риск очень велик, — закончил Кременецкий. — Не то что выстрел — случайность, малейший шум, — и нас перестреляют всех до последнего. Зато, сумев продержаться, мы сохраним отряд.
Когда командиры разошлись, Кременецкий подошел к Мише и похлопал его по полосатой груди:
— Морская душа!.. Хороший у тебя, Демин, народ!..
— Хороший! — улыбнулся Демин и обнял Мишу за плечи. — Моряки!
Тактика тени
Люди шли так, что ни звери, ни птицы не чуяли их. Шли, положив пальцы на спусковые крючки автоматов.
За командиром, как всегда, шел Андрей Шитов. Тут же держался и Вася. Он с гордостью нес автомат, полученный им после удачной разведки на аэродроме.
Иногда мальчик поглядывал на своих спутников. Впереди шли Демин и Полтора-Ивана. Он и Рындин — самые сильные в отряде. А Полтора-Ивана еще и самый высокий. Влезть ему на плечи, и можно легко ухватиться вон за ту ветку, где косит любопытным глазом сорока.
Веки мальчика слипаются. Но дремать нельзя.
Дальше, все дальше, метр за метром. Бесшумно, молча.
Вдруг Вася вздрогнул: на поляну, ломая ветки, выскочил олень и остановился, увидев настороженных, молчавших людей. Полтора-Ивана вскинул автомат. Все замерли. В ту же секунду Кременецкий бросился к Доронину, схватил автомат за ствол и пригнул его книзу. Глаза его блеснули гневом, Полтора-Ивана побледнел.
И снова в полной тишине, шаг за шагом, метр за метром...
Совсем близко стали слышны слова немецкой команды:
— Форвертс!
Кременецкий знаком подозвал Демина.
— Разведайте, — шепотом приказал он.
Демин и Балашов исчезли в кустах. Текли минуты. Где-то почти рядом звучала громкая чужеземная речь. Затаившись, партизаны ждали: вот-вот на тропу выйдут каратели.
Наконец разведчики вернулись.
— Идут в нашем направлении. Передовые дозоры шагах в сорока от нас.
Отряд развернулся и стал отходить. Партизаны крались рядом с передовыми дозорами гитлеровцев. Кременецкий шепнул начальнику разведки:
— Ни на минуту не терять из виду противника, следить за каждым его движением. Останавливаться, если задержатся гитлеровцы.
Виноградов понимающе кивнул. Он и сам знал — идущую за плечами волну нельзя терять из виду. Пока не удалось вклиниться между двумя цепями карателей — необходимо держаться вровень с первой волной. Иначе впереди, у Чатыр-Дага, партизан прижмут к огневым заслонам.
