профессионалы!
— Да, отец такой, — согласилась Флоран. — Чего-чего, а выдержки ему не занимать!
Флоран гордилась отцом, не стесняясь показывать свои чувства. Но втайне она гордилась и Ридом — его умением управлять такой непонятной штуковиной, как самолет, его широкими плечами и искренней, открытой улыбкой. Рид в самом деле был настоящим красавцем — рослый, белозубый, сильный.
Разумеется, до постели они дойти не успели. В любом случае в расчеты Флоран это не входило. Она могла отдаться своему возлюбленному только тогда, когда не останется никаких сомнений. И Рид здесь был ни причем — Флоран боялась, что об их истинных отношениях узнает отец. А как отнесется к ее выбору грозный и неукротимый Грегори, Флоран не знала.
Ей было и без того было сложно убедить свою совесть, что в отношениях с Ридом нет ничего постыдного. Она полюбила молодого человека, он ответил ей взаимностью, так что же здесь грешного?
Но совесть искренне верующей христианки была неугомонной — каждую ночь, ложась в постель, Флоран испытывала мучительные противоречивые чувства. С одной стороны, она очень хотела оказаться под одним одеялом с Ридом, а с другой — ей утром хотелось быстрей бежать на исповедь к своему духовнику, старенькому, плохо слышавшему отцу Францу, чтобы через него рассказать обо всем Господу и получить такое желанное прощение.
Видя ее мучительную борьбу с собой, Рид предложил Флоран компромиссный вариант — законную помолвку. Услышав об этом, Флоран ужаснулась: помолвка без родительского благословления? Нет, это невозможно! Но в то же время Флоран понимала, что рассказывать родителям об этом пока рано — чувства не прошли нужной проверки. Тем более что она не исключала возможности того, что отец имеет на ее будущее иные виды. Как-никак, но его состояние, обладание большими деньгами вынуждали Грегори отнестись к будущему дочери предельно серьезно. Так что Флоран знала — к ее выбору родителей следует долго готовить. Но если Флоран стать замужней дамой не торопилась, то двадцатисемилетний Рид пойти под венец был не прочь. И Флоран совсем не хотела его упускать. Так что ей нужно было ежедневно каким-то образом примирять душу, жаждущую чистоты, с телом, требующим чего-то более плотского, земного.
В конце концов Флоран решила, что помолвка не самый худший вариант. Это как черновой набросок письма. При желании этот набросок может стать полноценным посланием. А если желание исчезнет — оно отправится в мусорное ведро. Флоран тайно обручится с Ридом, уедет в колледж, а там за оставшийся год поймет, чего она хочет на самом деле. Да и Риду не мешает разобраться в себе — все-таки в двадцать семь лет мужчина уже не мальчик. Хотя и далеко не мудрец.
Помолвка как бы примиряла их обоих с нынешним выбором, при этом оставляла шанс переиграть судьбу, если что-то пойдет не по желанному сценарию.
Спустя неделю после состоявшегося разговора Флоран и Рид отправились в Балтимор. На первый взгляд у каждого из них были в городе свои дела. У железнодорожного вокзала Рид усадил Флоран в свой старенький «форд». Молодые люди отправились в католический собор, где терпеливый и внимательный священник провел обряд помолвки по всем правилам. Влюбленные обменялись кольцами. Золотой обод пришелся Риду впору, а вот колечко, надетое Флоран, оказалось чуть великовато.
— Палец за оставшийся год чуть-чуть округлится — и будет впору! — мудро заключил Рид. — Это намек свыше.
Флоран с улыбкой смотрела на него — Рид был красив, как молодой бог. Строгий костюм был ему к лицу, светлая рубашка выгодно оттеняла смугловатую, туго натянутую кожу щек. Темные волосы, зачесанные назад, были темными и густыми, Рид улыбался, и на сердце Флоран было светло и спокойно. Будущее рисовалось в самых радужных тонах. Даже размер кольца Флоран не сильно волновал — она знала, что Господь ее и без того не оставит. В самом деле за оставшийся год она поумнеет, у нее закалится характер, прибавится душевных сил. И когда кольцо станет впору, ее сердце станет твердым как алмаз. Это позволит без внутренней дрожи рассказать родителям о том, что они с Ридом решили пожениться.
По дороге домой Флоран сняла колечко, засунула его в потайной карман сумочки. Теперь у них с Ридом была своя самая настоящая тайна. Одна на двоих.
Расставаясь на очередные полгода, Рид и Флоран молчали. Да и о чем они могли говорить на вокзале, если рядом стояли родители. Мать и отец давали Флоран последние напутствия. О самом главном влюбленные переговорили заранее — в летном ангаре на краю поля, куда на ночь запирали самолет. Условились, что будут верны друг другу, а для поддержания чувств будут обмениваться письмами не реже двух раз в неделю. Это было нерушимым условием. Любое его искажение будет свидетельствовать об одном — договор больше не действителен, каждая из сторон может разорвать его в любую минуту.
Первые три месяца они и в самом деле выполняли все, о чем заранее договорились. Письма Рида приходили регулярно. Он рассказывал Флоран обо всем — об отношениях с матерью, которая решила похудеть и постоянно испытывала на себе всякие радикальные методы. О том, что Грегори Рейд прилично овладел техникой пилотирования и порою совершает самостоятельные полеты над равнинами Новой Англии. О погоде, об отношениях с друзьями и о прочих мелочах, которые наполняли жизнь молодого человека, ежедневно взлетающего в небо, и юной воспитанницы католического колледжа, ежедневно возносящейся туда же на крыльях молитв.
Но через три месяца писем не стало. Напрасно Флоран ежедневно с замиранием сердца прислушивалась к шагам почтальона. Рид перестал писать. И это могло означать только одно — в его жизни произошли кардинальные перемены, о которых он пока не решается сообщить. Возможно, он решил жениться. Или полюбил другую. Или, что еще хуже, понял, что Флоран не та девушка, которая ему нужна. Слишком разное у них социальное положение, разный уровень доходов, чтобы быть вместе.
И теперь Флоран знала точно — ее нервный срыв обусловлен тем, что она в течение двух месяцев не получает писем от Рида. Флоран перенервничала и первой под ее горячую руку попала ни в чем не повинная Лесли Салливан. И дело даже не в том, что Лесли говорила гадости об отце. Дело в ней, Флоран, в ее чрезмерной эмоциональности.
Флоран оторвала ладони от лица. Ей послышались шаги. Она поднялась с кровати и подошла к двери. Действительно, по коридору кто-то шел. Шаг был неспешным, грузным. Ни отец Франц, ни Климент, ни матушка Сильвия так не ходят. Это была незнакомая поступь.
Флоран замерла у двери, желая только одного — чтобы незнакомец прошел дальше.
Но чуда не случилось. Шаги оборвались у ее двери. Флоран стояла с одной стороны двери, а незнакомец с другой — они словно ожидали, кто не выдержит первым. Дурные предчувствия охватили ее. А что, если матушка Сильвия, предупрежденная отцом-наставником, решила расстаться с ней сейчас, немедленно? И для объявления этого решения прислала кого-то незнакомого. Например, отца-наставника другого клана.
Флоран подошла к стене, на которой висело деревянное распятие. Его привез из Рима отец Климент, он ездил туда в прошлом году на конференцию христиан-католиков. По словам отца Климента, распятие лично освятил Его Святейшество.
Неслышно ступая, Флоран подошла к стене и припала к продолговатым ступням, пробитым гвоздем в нескольких местах. Дерево было теплым, живым. Ей на мгновение показалось, что под губами шевельнулись деревянные пальцы Спасителя. Она открыла глаза: ногтевая впадинка небольшой ноги блестела от влаги. Но это были ее слезы.
Флоран перекрестилась, вернулась к двери. Незнакомец стоял с той стороны, видимо не решаясь притронуться к дверной ручке. Или он пытается понять, что она делает — спит, читает, молится?
Она подошла к двери и резко открыла ее.
На пороге стоял отец Климент.
— Это вы, отец-наставник? — У Флоран отлегло от сердца. — Пожалуйста, входите!
Она была рада его видеть. Отец Климент умел в трудную минуту сказать нужное слово, поддержать, обнадежить.
Он сделал шаг вперед, прикрыл дверь.
— Помолимся, дочь моя! — вдруг предложил он.
Флоран удивленно посмотрела на его усталое, какое-то опустошенное лицо. Отец-наставник не был похож на самого себя. Обычно он излучал спокойствие и оптимизм. Или матушка Сильвия уже приняла
