— Да что толку! Ты уроки начинай делать.
— Сейчас, сейчас, — обещал Витька. — Только передачу досмотрю. Ты разве не смотришь «Музыкальный киоск»?
— Я сочинение пишу.
— Еще сочинение… — Витька огорченно дергал свой соломенный чуб. — Я и забыл… Ладно, сейчас накатаю!
Как бы там ни было, первые два дня звонок помогал — домашние задания в его тетрадках были выполнены.
А на третий день она и раз дернула за веревочку, и другой — на балконе соседей никого.
Еще раз звякнула. Настойчивей, погромче.
— Чего, чего трезвонишь! — В балконной двери выставилась взъерошенная Витькина голова.
— Я думала, «доброе утро» скажешь или хотя бы «здравствуй».
— Обойдешься! Принцесса!
— Ты отчего такой злой?
— Будешь злой. Это тебе на все начихать. Только о пятерках своих думаешь. А то, что наши вчера шотландцам проиграли, это тебе до лампочки! А я вот болел до половины первого да целый час заснуть потом не мог. Обидно. Отборочный матч…
Саша хотела было чуточку надуться — это она-то лишь о пятерках думает! — но в эту минуту Витька выглядел таким несчастным, просто убитым, что обижаться она не стала. Сказала, сочувственно вздохнув:
— Правда, обидно. Почему бы им не перенести матч на другой день…
Витька с недоумением посмотрел на нее.
— Ну как же: на сегодня уроков столько задали, а ты не выспался.
— Знаешь, катись ты со своими уроками!
Витька ушел с балкона. Но все же она успела крикнуть ему: «Через час опять позвоню!»
И в самом деле — позвонила. Ровно через час. И снова за веревку ей пришлось дергать долго и настойчиво. «Все равно не отступлю», — решила про себя.
Как туча, вышел Черенок на балкон.
— Больше делать тебе нечего?
— Нет, еще устные остались. А письменные закончила. А ты?
— Я тоже, — И Черенок удалился. И дверь за собой сильно захлопнул.
Саша пожала плечами: «Характер показывает. Только врет ведь. Еще и не брался, наверно».
Из первого подъезда пулей выскочила Белка. Следом показалась и Женя. Вместе с матерью она выносила коляску с маленьким Славиком.
На Жене было надето нарядное сиреневое платье с белым кружевным воротником. «Красивое, — невольно отметила Саша и подумала: — Не праздник ли сегодня какой?.. Вроде бы нет…»
Женя увидела на балконе Сашу и помахала рукой. Все круглое лицо ее расцвело.
— Выходи гулять… Выйдешь?
Кто бы не хотел погулять в такую погоду — солнце, тепло. Уроки на часок можно отложить. Осталось-то пустяки. Но как быть с Черенком?.. Саша взглянула на медный колокольчик, висевший на Витькином балконе, и отрицательно покачала головой:
— Сейчас не могу. Уроки не сделала…
Саше не много потребовалось времени, чтобы закончить уроки и с чистой совестью сказать себе: «Все, все! Теперь — гулять… Ах, только этот противный Черенок… Как у него там дела?»
Саша вбежала в большую комнату, отмахнула длинную тюлевую занавесь, преграждавшую вход на балкон, и застыла, крайне удивленная, С Витькиного балкона свисал шнурок от колокольчика. Неужели Витька оборвал? Конечно! Теперь звонок ему стал мешать! Э, нет, такой номер не пройдет!
Саша вышла на лестничную площадку и громко постучала в дверь пятьдесят седьмой квартиры. Щелкнул замок, и показалось озабоченное Витькино лицо.
— Это ты? — сказал он. — А я думал…
— Милиционер?.. Нет, это я.
— Ну, а чего тебе надо? — Витька продолжал стоять в дверях и, похоже, совсем не собирался пустить ее в переднюю.
— У вас собака там живет? — сказала Саша, кивнув на полутемную переднюю.
— Какая еще собака?
— Очень злая. Ты боишься, чтобы она не покусала меня, да? Потому и не пускаешь, да?
Под таким напором Витька окончательно стушевался. Посторонившись, он пропустил ее в дверь.
— Так, — проговорила Саша и пристально посмотрела на Черенкова. — Значит, колокольчик тебе стал мешать? Оборвал!
— Я? Оборвал? — Витька плохо разыграл удивление.
— Нет, я! Взяла и сама оборвала. Так, по-твоему? Черенок! Ты хочешь, чтобы на совете отряда я рассказала о всех твоих проделках? Или не хочешь?
Витька хмуро молчал.
— Скажи спасибо, что я в тот раз промолчала. Послушали бы ребята и Лидия Гавриловна, как ты, вместо того чтобы делать уроки, плевался в меня хлебом!..
— Витюнь! — неожиданно послышался из комнаты старческий, как скрип немазаной двери, голос. — Этктой-т к нам пришел?.. Витюнь!
Черенок сунул голову в дверную щель и закричал:
— Ко мне это! Ко мне! — Потом взял Сашу за руку и потянул в другую комнату. — Идем скорей, а то привяжется.
Однако маневр его не удался. Не успела Саша оглядеть комнату, куда затащил ее Черенок, как вошла — Саше показалось, не вошла, а вползла — совсем старая, почти пополам согнутая старуха. Лицо ее было изрыто глубокими морщинами, а вот глаза смотрели удивительно живо и как-то даже молодо.
— Ай! Да этоткель ты взялася такая? — скрипуче заговорила старуха и затрясла головой. — Да какая пригожая. Ну, чистая красавица писаная! И глазыньки у тебя ясные. И волосенки, что куделька чесаная! Да откель ты така, девонька?
— Я рядом, бабушка, живу, — покраснев от таких неожиданных и никогда не слыханных похвал, ответила Саша.
— Громче надо, — сказал Витька. — Глухая. — И он закричал ей почти в самое ухо: — Это соседка наша, Саша. В одном классе учимся. Пришла уроки делать. Ты, баб, иди к себе. Не мешай нам!
— И ладно, и ладно. Пойду, — не без сожаления согласилась старушка. И в дверях добавила, вновь удивляя Сашу молодой живостью глаз: — Наука, знамо! Не шутейное дело!
— Ей сколько же лет? — спросила Саша. — Сто?
— Ты скажешь! Девяносто четыре. Скучает. Года три уже не выходит на улицу. Кого нового увидит — радуется. А конфеты любит!..
Саша и сама бы охотно поговорила о старушке, но вдруг увидела велосипед на полу. Одно колесо было снято, и рядом валялась камера.
— Это так ты уроки делаешь? — нахмурив пушистые брови, спросила она.
— Починить-то надо. — Витька пнул ногой колесо. — Была хорошая камера. Все лето катался. Никто не протыкал ее. А теперь сам не пойму, воздух почему-то не держит… Вот заклеить надо…
Саша ничего не хотела слушать.
— Ты про камеру мне не рассказывай. Лучше убирай поскорее свое хозяйство и садись за уроки. Уверена: ведь ничегошеньки еще не делал.
— Так посмотри, какая погода. Сейчас на велике погонять — самая красота!
— Черенок! — возмутилась Саша. — Я сама до смерти хочу гулять. Но не пойду. Принципиально. Сяду вот на этот стул и буду сидеть. А ты будешь делать уроки!.. О, мамочки! И надо же было им взвалить на
