меня в руках) и давать портрет шизофреника, пусть даже самого гениального, и не компрометируют ли они весь номер?
Так, в разговорах о Бруке, Тарсисе и Есенине-Вольпине пролетело время. Договорились о следующей встрече, и, выслушав ряд наставлений быть осторожной, поскольку в группе обязательно есть человек из КГБ, прощаясь, я спросила: 'Ну а как вы-то живете на чужбине?' Экспансивный Алексей Ив. воскликнул: 'Что говорить, собачья жизнь!' Миша быстро замял разговор.
Таким образом, встреча прошла тепло и сердечно. Восторженно со стороны Алексея Ив. и более сдержанно со стороны Миши.
Третья встреча состоялась 14 августа. Миша и Алек. Ив. принесли на показ сумку с двойным дном, которую я должна была взять накануне отъезда, несколько номеров 'Посева' и другой литературы, с просьбой прочесть и составить свое мнение.
'Все это хорошо, — заметила я, — но вы подумали, куца я возьму такую уйму и когда и где смогу все прочитать?!' И я взяла 57-й номер журнала 'Грани' и несколько листков 'переписки с друзьями'.
Вскоре Миша удалил Ал. Ив.
Ковда мы остались одни, Миша спросил: почему оборвалась связь и переписка?
'Вот об этом Володя и просил меня узнать у вас! Что можно было делать? Разве вы не понимаете, как были мы напуганы провалом и гибелью не дошедшего до нас человека? Кто мог знать, какой след он за собой оставил? И мы делали все, чтобы себя обезопасить. Мало того, Володя вступил уже по-настоящему в литературу. Приходилось проявлять максимум осторожности, не говоря уж о том, что уходило немало сил и времени на то, чтобы войти в писательскую среду. Вы знаете — это нам удалось!'
'Да, здорово, блестяще переведен 'Поп Чира и поп Спира! — воскликнул Миша. — Как Володя был бы нам полезен'
'И вот теперь, — продолжала я, — когда этот этап уже пройден, я приехала, чтобы поставить вам ряд вопросов. Что мы должны сейчас делать? Как вести работу? Не листовки же разбрасывать?! И не питать же вас досужими слухами? Откуда мы можем знать, что делается в руководстве партии? Значит, опять те же слухи?.. Вы рассылаете потоком литературу по адресам писателей, а мы понятия об этом не имеем! Чем это объяснить?'
'Мы очень бережем вас! — ответил Миша. — Володя близкий нам единомышленник и должен сам помогать нам в руководстве партией. На кого нам опираться там? Скажите, нельзя ли организовать печатанье литературы на месте?'
'С кем?—спросила я.—Вдвоем организовывать издательство, типографию?! Как это возможно?'
'Для этого, конечно, нужен коллектив проверенных людей, — сказал задумчиво Миша... — Тут надо крепко подумать!'
'А как осуществлять связь после Брука?'
'Пусть Володя не боится. Брук ничего не знал, и шифр никому не известен, и, если он будет поступать так, как мы его инструктируем, все будет в порядке. Невозможно проверить тысячи писем, идущих за рубеж. Потом старайтесь слушать наши радиопередачи'.
На мое замечание, что передачи глушат, Миша обещал подумать, посоветоваться и ответить на все мои вопросы при последней, прощальной встрече 22 августа. Затем просил передать, что они и не думают заставлять Володю разбрасывать листовки. Пусть он не сердится, как видно из письма, а сам скажет, что нам делать и как работать? Ему оттуда виднее. 'А теперь, — продолжал Миша, — придется прервать нашу беседу. Чего доброго, вас хватятся. Нужно держать себя так, чтобы не вызвать ни малейшего подозрения'.
22 августа в 10 утра, увидев меня в условленном месте, Миша направился в переулок и остановился у машины. Я последовала за ним. Когда я подошла, дверцы машины открылись и меня окликнул Алексей Ив. 'Садитесь, все в порядке, хвостов нет, хотя какой-то человек с большим букетом внимательно рассматривал нашу машину, но, конечно, это случайность, тем не менее мы уедем в другой район'.
'Садитесь, — сказал Миша, — надо передать вам посылку'.
Я спокойно уселась в машину, и мы поехали. Миша передал огромный корсет и сказал, что все-таки надежнее всего везти все на себе, а не в сумке. Личный обыск бывает в исключитель ных случаях. И спросил, каково мое мнение. Я сказала, что они люди опытные, знают, как лучше, да и мне кажется, что корсет надежнее.
Потом Миша спросил, куда я хочу поехать. В какое кафе? 'Вам виднее, в какое! Я понятия не имею', — сказала я.
Прибыв на место, Миша предложил Алексею Ив. нас оставить. Прощаясь со мной, он попросил позволения поцеловать меня и со слезами на тазах растроганно твердил: 'Берегите себя, Ксения! Знаю, как вам тяжело там среди них! Поцелуйте мужа, хоть я с ним и не знаком. Берегите его. Авось, когда- нибудь увидимся с вами!'
'Кто знает! — сказала я. — Мне хочется отблагодарить замечательного шофера. Вот плитка шоколада вашей супруге, а вам московские сигареты и крошечная бутылочка коньяка. И вам тоже, Миша, сигареты и коньяк'. Миша тотчас открыл пачку и закурил. Потом попросил у Ал. Ив. 50 франков, чтобы купить Володе духи.
Когда Ал. Ив. уехал, я спросила Мишу: 'Почему вы его отправили? Разве вы ему не доверяете?'
'Доверяю, но у нас так положено—каждый работает в своей области, и ему не нужно знать наших разговоров'.
'Кто он? — спросила я,—Что сказать мне Володе? С кем я встречалась? Но, конечно, такой же Алексей Иванович его настоящее имя. Приехал он сюда мальчиком, Володя его не знает, так что это неважно'.
Я не настаивала.
И вот началась беседа. Прежде всего Миша рассказал, что виделся с Жоржем. Он шлет привет, сожалеет, что сам не смог приехать, просит поцеловать Ваню ('давайте уж так его называть, чтобы вам не сбиться'). Жорж просил еще передать, что всегда помнит и любит Ваню и старается беречь его.
'Все это хорошо, и нас трогает такое отношение, — сказала я, — но, как я вижу, вы ограничиваетесь тем, что хотите лишь ознакомить нас с литературой, которую выпускаете. Что мне передать Ване относительно укрепления связи, перемены шифра и, самое главное, в каком направлении и как вести работу? Оторванный от вас, он не знал, что с НТС. Откуда берет средства? Какие методы работы? Идет ли по-прежнему в НТС молодежь? Все это необходимо знать! И, наконец, повторяю: связь, связь, связь! Нас не устраивает существующее положение'.
Тогда Миша принялся рассказывать: о тяжелом положении НТС после войны; о том, что рузвельтовская политика сосуществования, которую некоторое время еще поддерживал Трумен, очень затрудняла работу; о том, что вел большую работу с партизанами; о том, с каким трудом было организовано издание журнала 'Посев', как долго выбирали название (название нейтральное и знаменует посев); как приобрели маленькую радиостанцию, поставили на грузовичок и так ездили и вели передачи, пока их не засекли и не запретили'. Шло время, — продолжал Миша, — мы крепли, нам разрешили передачи уже не с грузовичка, теперь нашей первой задачей — создать мощную радиостанцию. И это будет самой надежной связью с нашими единомышленниками. Поэтому слушайте радио! Что касается средств, то они пополняются из членских взносов и добровольных пожертвований.
'Неужели на это вы можете существовать? — спросила я. — Ради святой цели можно пойти и на компромисс и черпать средства откуда только возможно! (Мне хотелось вызвать его на более откровенное объяснение, откуда НТС берет средства, но Миша уклонился)'.
'Партия пополняется за счет молодежи', — продолжал он.
'А пойдет ли молодежь, родившаяся здесь и даже не знающая России, на подвиг,
Вы читаете Свой среди чужих. В омуте истины