милицейская машина – блики мигалки медленно приближались к ануфриевскому подворью. Догорал бурьян. В свете костра можно было различить две бесформенные кучи. Тяжкий смрад горелого мяса и свежей крови будоражил сознание, придавал происходящему какую-то мистическую окраску. Агент облизнул пересохшие губы и почувствовал солоноватый привкус.
Ощупал себя – он весь был в чем-то липком и остро пахнущем.
– Вот это ты влип, Рустик, – тревожно пробормотал он, глядя на калитку, которая, распахнувшись, впустила во двор несколько фигур в милицейской форме. – Вот это влип…
7
Адольф Мирзоевич медленно расхаживал по кабинету и фальшиво мурлыкал под нос какую-то мелодию. В кожаных креслах восседали двое его подручных – Бабинов и Вовец.
Бригадир Центрального с невозмутимым видом пил сок и наблюдал за телодвижениями шефа. Пульману Вовец всегда нравился: он являл собой наглядный образчик неутомимого бойца, который привык рвать куски у Судьбы из-под носа и выворачиваться ужом из любой, самой безвыходной ситуации. Этот здоровенный, уверенный в себе мужлан воплощал в себе все то, чего так не хватало в жизни ему самому. Богатырская стать, невероятная физическая сила, благосклонность женщин, наконец, просто удачливость… Дела Вовца, как обычно, были в полном ажуре – поводов для волнений не возникало. Хирург же был мрачен – он видел мир сквозь призму приобретенного в запойный период пессимизма и исправляться никоим образом не желал. Любую трудность на пути к поставленной цели Бабинов воспринимал как личное оскорбление и повод для того, чтобы досрочно сойти с дистанции.
«А ведь пропадет без меня, – неожиданно подумал Пульман, наблюдая за хирургом. – Вот не станет меня – или опять запьет, или какую-нибудь варварскую глупость совершит в очередном припадке меланхолии… А какой талант!
Да в Штатах его бы на золотом лимузине возили под охраной батальона спецназа!
Что водка с людьми делает…»
– Такое простое мероприятие завалил, – покаянно пробормотал Бабинов, не выдержав повисшей в кабинете тишины. – Пристрелите меня, шеф, я никуда не годен. Я вам только обуза…
– Глупости болтаешь, коллега, – мягко оборвал помощника Пульман. – Отсутствие результата – тоже результат. Теперь мы по крайней мере в курсе, что этот типчик из себя представляет. Леха, что он из себя представляет?
– Это не слесарь, – поделился своими соображениями Вовец. – Иван в свое время уходил троих ваших тормозов. Двоих руками убил, одного – пулей. Этот тоже – двоих руками убил. И шашлык из них сделал. Одной породы с Иваном. И вообще – сказали бы мне, я вам привез бы этого шустряка, за полчаса бы узнали, что он за гусь…
Пульман пристально посмотрел на бригадира – тот не выдержал и отвел любопытный взгляд. Вовец не был посвящен в суть проекта «Всеобщее влияние» – о нем знали лишь Пульман и Бабинов. Скандальчик, вылившийся в буйную сцену с двумя обожженными обезображенными трупами и арестом Ануфриева, замять не удалось – уже через полчаса об этом знали все милицейские сержанты, а наутро – и досужие пенсионеры, заседавшие на лавках у подъездов. Адольф Мирзоевич горел желанием наорать на Бабинова и дать ему подзатыльник, но сдерживался – вдруг этот меланхолик и правда пойдет и вскроется! Ценность хирурга в другом…
– Я навел справки, – скучным голосом продолжил Пульман. – Нигде по картотекам этот парень не проходит. Его данными пару лет назад интересовался Интерпол… – Заметив удивленный взгляд Вовца, Адольф Мирзоевич пояснил:
– У меня там знакомых нет, Леха, не удивляйся! Просто есть людишки, которые имеют туда доступ и кое-чем мне обязаны… Гхм… Так вот – пару лет назад его разрабатывали, что называется, но… Но тут небольшая закавыка, ребята… Я почему-то думаю, что он представляет какую-то могущественную спецслужбу, о которой мы ничего не знаем. И знаете, отчего такие выводы? – Пульман сделал небольшую паузу, акцентируя внимание собеседников, затем тихо сообщил:
– Его нет, ребятки.
– То есть как это «нет»? – уточнил Вовец. – Ксива липовая? На вымышленную фамилию?
– Нет, документы у него в порядке, – покачал головой Пульман и печально улыбнулся:
– Он умер, ребятки. Два года назад. И теперь нам предстоит расколоть этот труп…
Отдохнувший за время часового послеобеденного сна, Андрей встал с уверенностью, что сегодня до исхода дня размотает основную часть клубка, который подбросил ему Иван. В принципе этот парень не оперативник, одичал маленько в горах, ему городская жизнь со всеми ее ухищрениями представляется непролазными джунглями, поэтому он не в состоянии объективно оценивать ситуацию. Возможно, на самом деле не так все страшно, как кажется.
Позвонив в агентство, детектив сказал, что прикован к постели судорожными болями в затылке и потому вряд ли сегодня сможет прийти: пока он гулял, звонил шеф и оставил на автоответчике сообщение – просил выйти на полдня, поработать с бумагами. Для вящей убедительности пришлось соврать, что возили на процедуры в поликлинику, и общаться с шефом через силу, вяло и с хрипотцой – Стариков, мужичара старой закваски, весьма болезненно реагировал, когда его люди без уважительных причин отлынивали от работы. В понятии шефа, уважительными причинами могли быть лишь смерть, тяжкое увечье и бесповоротное психическое расстройство.
Наскоро умывшись, Андрей оделся опять же несоответственно погоде – под шляпу, сунул в карман миниатюрный «Кодак», заряженный тридцатишестикадровой пленкой, критически оглядел себя в зеркало и вышел из квартиры. Купив в киоске на углу пачку «Парламента», сыщик с удовольствием закурил и, расхаживая под железной крышей пустынной остановки, начал прикидывать, в какой последовательности лучше претворять в жизнь свой план. Последовательность в принципе годилась любая, поскольку все пункты плана имели относительно самостоятельный характер и друг от друга не зависели. Вот он, план: а) навести справки о жизнедеятельности Бабинова – желательно в подробностях; б) разузнать через свои каналы в городском отделе здравоохранения, каким образом заведующий психклиникой таковым стал, и вообще – собрать в кучу все, что удастся про этого зловредного Пульмана наскрести по сусекам; в) выяснить, опять же через свои каналы, в областной поликлинике, сколько людей за последние полгода получили черепно-мозговые травмы; г) смотаться в Приютное и попробовать отыскать кое-какие детали, подтверждающие достоверность Ивановых сказок (это для себя – личное, так сказать); в) и последнее – нужно управиться к 19.00, а затем сесть в засаду у телефона – должен звонить загадочный агент Интерпола, кратко осведомиться о результатах и назначить на завтра встречу.
Вот, собственно, и все… Немного поразмыслив, сыщик вдруг вспомнил, что испытывает судорожные боли в затылке и потому прикован к постели.
То есть в городе делать ему нечего – запросто можно нарваться на шефа или кого-нибудь из его неформальных стукачей. Обругав себя за тугодумие, Андрей с грустью констатировал, что ничего хорошего для дядьки из Интерпола он до вечера не сделает, а может лишь поработать на себя – то есть смотаться в Приютное и с часок погулять там во всех возможных недозволенных местах.
До Приютного он добрался сравнительно быстро – обеденный час пик миновал, и автобус шустро прошелестел мимо всех пустых остановок, высадив его через сорок минут в конечном пункте.
Обогнув здание автовокзала, Андрей направился по тропинке в сторону клиники, корпус которой выглядывал из-за макушек деревьев в полутора километрах от остановки.
О том, чтобы попасть на территорию клиники официальным порядком, не могло быть и речи. Если сказки Ивана хотя бы на пятьдесят процентов соответствуют действительности, его, Андрея, должны здесь помнить. Это значит, что встреча с обитателями сего достославного заведения не будет носить того оттенка добросердечности и приязни, который интеллигентный детектив так ценил в отношениях между людьми.
Руководствуясь вышеизложенным, он решил осмотреть клинику снаружи и попытаться проникнуть на территорию через задний двор, дабы полюбопытствовать на таинственный гараж, в котором, как утверждал Иван, находится лифт в подземную лабораторию.
Клиника удобно расположилась в центре небольшого лиственного массива, вокруг которого простирались поля, изредка пересекаемые неровными нитками лесополос. От ворот в обе стороны уходил высокий бетонный забор с колючей проволокой поверху. Сам поселок располагался на основательном
