угли шевелились и потрескивали от жара. Она обратила внимание на каминную решетку – изящную и необычную. Узор прутьев образовывал что-то похожее на неспокойную водную гладь. Или облачное небо. Понять было трудно, но решетка выглядела так, словно была сделана на заказ по одному из рисунков Ника. А что, вполне может быть.
– Ты меня не потеряла?
Низкий музыкальный голос вывел ее из задумчивости. Ник вернулся со стаканом и несколькими увесистыми альбомами.
– Снова будешь лечить? – обреченно вздохнула Кристина и протянула руку за лекарством.
– Буду, – твердо заявил Ник, устраиваясь рядом. – Зато на этот раз у меня есть, чем подсластить твой… ммм… напиток. Я подумал, лучше начать с фотографий, их рассматривать удобнее, альбомы с рисунками очень большие. Вот этот – о природе. Здесь озеро, лес и всякое такое. Неплохие, в общем, снимки и эскизы, как я тебе говорил. А вот этот, коричневый, – он похлопал по обложке альбома, – о Хиллвуде, здесь только фотографии. Сняты в разное время, просто подборка получилась, вот я и оформил. С какого начнем?
Кристина колебалась. Ей одинаково хотелось посмотреть и альбом о природе, большей частью из-за того, чтобы взглянуть на рисунки Ника и, может быть, вспомнить отчетливее, как он рисовал, и альбом о Хиллвуде, ведь память может заговорить на любой фотографии.
Наконец, решившись, она потянулась за альбомом о природе. Некоторое время они с Ником в молчании перелистывали страницы, заполненные потрясающими снимками, каждый из которых по оригинальности замысла, по расположению деталей, по направленности света мог бы сойти за произведение живописи, если бы не фотобумага и предупреждение Ника о том, что это именно фотоальбом.
Такие снимки мог сделать только очень талантливый человек, тонко чувствующий окружающий мир, его глубину и многогранность.
Только Ник.
– Предпочитаешь сепию? – Кристина погладила рукой снимок в бархатных коричневых тонах, на котором простерло к небу руки-ветви засохшее кряжистое дерево.
– Да, – как-то застенчиво, совсем по-мальчишески улыбнулся Ник, и ей захотелось погладить его по щеке, до того трогательным стало выражение его лица. Но она не осмелилась и вместо этого спросила:
– Чем она тебя привлекает? Я заметила, что у тебя много таких снимков, как этот. Все они печальны, но от них трудно оторваться.
Ник помолчал, будто подбирая слова.
– Понимаешь, Кристи, сепия для меня не просто тонирование, это другой эмоциональный уровень. Цветные снимки, несомненно, интересны, но они привычны, и поэтому взгляд по ним порой скользит вхолостую, а изображение радует лишь глаза, не касаясь души. Сепия же заставляет фотографию говорить по-другому, в ней на передний план выходит то, что подавлено цветом. И далеко не каждую фотографию можно сделать в сепии. Все зависит от того, что на ней изображено и каким настроением ты хочешь ее наполнить.
Он умолк и виновато посмотрел на нее:
– Прости, я, наверное, увлекся?
– Нет, совсем нет, мне интересно, – искренне ответила Кристина, любуясь тем, как вдохновение зажигает румянец на его щеках и горячие искорки в серебристых глазах.
Боже, какой же он красивый!
Она даже не сразу поняла то, что Ник продолжил:
– … сепия как человек, который вдруг заговорил на другом языке. Ты смотришь на него и видишь с иной стороны. Может, я плохо объясняю, просто мне хочется, чтобы ты поняла…
– Я понимаю, – тихо отозвалась Кристина, не в силах отвести взгляд от его прекрасного лица. – Вот так смотришь на человека, думаешь, ты его знаешь, а потом происходит что-то, его озаряет свет или иначе ложатся тени на лицо, или в твоей душе происходит смена цвета, – и он уже другой, незнакомый, загадочный. Мне кажется, наоборот тоже верно.
Ник пристально смотрел на нее.
А Кристина вдруг спросила без всякого перехода:
– Ник, скажи, а как давно мы с тобой…
– Вместе? – опередил он ее, пока она подбирала нужное слово.
– Да.
На самом деле она хотела спросить, как давно они женаты, но почему-то не смогла произнести это вслух и почувствовала, как залилась краской. Ник, наоборот, побледнел, но внешне остался совершенно спокойным.
– Мне иногда кажется, Кристи, что я знаю тебя всю мою жизнь, – медленно заговорил он. – Потому что с трудом могу вспомнить все, что было со мной до того, как появилась ты. Потому что моя жизнь, такая, которой хочется жить, началась только рядом с тобой. Ну, а если тебе нужны цифры и факты, то мы вместе со школы, точнее, с выпускного класса. Оба окончили школу здесь, в Хиллвуде, как я тебе уже говорил. Вот и считай, сколько лет прошло.
Он улыбнулся, а Кристина озадаченно нахмурилась. Ей были невыразимо приятно его признание, но что-то в глубине души мешало, кололо тупой надоедливой иглой.
– В Хиллвуде? Тогда давай посмотрим этот, – и она потянула к себе альбом в пухлом коричневом переплете. – А к природе вернемся потом. Это ничего, что я так перескакиваю?
– Ничего. Конечно, давай смотреть Хиллвуд, – согласился Ник, придвигаясь поближе. – Я тебя поведу на экскурсию.
Экскурсия началась с самого начала, то есть с таблички «Добро пожаловать в Хиллвуд – гостеприимный край лесов и озер», затем последовали снимки городской площади, почты, улочек, магазинов.
На каждой странице Ник останавливался и подробно рассказывал не только о здании или уголке города, но и о людях, которые там жили, работали, бывали. Он называл имена и смотрел на Кристину, словно спрашивая: «Ну как, узнаешь?» Но она не узнавала. Она вглядывалась в лица и надписи, но никого и ничего не узнавала, а неторопливый и обстоятельный рассказ Ника воспринимался ею как текст книги, богато иллюстрированный, изобилующий занятными фактами, но все же текст, а не ее личные воспоминания. Чем дальше она листала альбом, тем грустнее становилась, тем меньше вопросов задавала.
– А это что? – уже без особого энтузиазма спросила она, перевернув страницу и увидев старое трехэтажное здание из красного кирпича с небольшой парковкой, заполненной машинами.
Ник почему-то не ответил, и она вопросительно посмотрела на него. Он переводил изучающий взгляд с ее лица на фотографию и обратно, словно чего-то ждал.
– Ник?
– Посмотри внимательнее.
Кристина послушно начала изучать снимок и тут увидела надпись у центрального входа в здание.
– Это… – неуверенно начала она, – это наша школа? Наша с тобой?
Ник молчал.
По непонятной причине он не спешил рассказывать ей об этом снимке, словно надеялся, что она вспомнит сама. Именно этот снимок был для него важнее всех остальных, поняла Кристина.
Но почему?
– Наверное, я должна помнить, но я… не помню… прости, – она почувствовала, что сейчас заплачет, и быстро-быстро заморгала.
– Что ты, Кристи, не надо. Иди сюда, – он мягко, но настойчиво взял у нее из рук альбом, отложил его в сторону и обнял ее. – Не плачь, я же пообещал, что мы с тобой справимся вместе. Все вернется, обязательно, вот увидишь. Уже возвращается.
Он потерся щекой о ее висок, и Кристина почувствовала, что подбородок у него приятно-колючий, хотя из-за светлых волос щетины не было заметно со стороны. Она прильнула к нему и свернулась в клубочек. Сейчас Ник показался ей таким родным, что в груди мгновенно потеплело. И Бог с ней, со школой, конечно, рано или поздно она ее вспомнит. Но ведь Нику почему-то было важно, чтобы она вспомнила школу сразу, глядя на снимок. Он сказал, что они познакомились в школе, в выпускном классе. Или они знали друг друга и раньше, а в выпускном сблизились?
– Ник, – спросила она, – а какой я была в школе?
Она не видела, просто почувствовала его улыбку. Он сжал пальцы у нее на плече и прошептал ей в макушку:
– Ты была – и остаешься – невероятная, не такая как все, словно из другого мира. Помню, я часто смотрел на тебя издали и не верил, что ты есть, что ты настоящая… Но подойти не мог, долго не мог. Ты была целиком погружена в учебу, и казалось, для тебя вообще не существовало ничего, кроме школы, учителей и книг. Но когда ты все же поднимала голову, я думал, что вот-вот утону в твоих глазах, и мне становилось не по себе от мысли, что, стоит мне подойти к тебе, ты тут же меня оттолкнешь. Уж лучше было жить мечтой, чем лишиться ее в один миг. Ты была невыносимо притягательной для меня и бесконечно далекой. Я наблюдал, как ты отшивала других парней, и убеждал себя в том, что со мной такого не произойдет, что ты меня примешь, но я не мог заставить себя заговорить с тобой – это было выше моих сил. Пока однажды я не сцепился с Ричмондом. Помнишь его? Рон Ричмонд?
Кристина слушала, затаив дыхание, боясь пропустить даже самую незначительную мелочь, и не сразу поняла, что Ник обращается к ней с вопросом.
– Нет, – спохватилась она, когда пауза затянулась.
– У него была подружка, но он пытался приударить за тобой, а когда ты отшила его, жаловался парням в раздевалке, что ты неприступная и холодная, как Эверест. Собственно, ничего такого он не сказал, но меня его слова жутко задели, и я взвился. После этого не оставалось ничего другого, как подойти к тебе, потому что Ричмонд наверняка рассказал бы всем, что я тебя защищал и, наверное, не просто так. А мы ведь с тобой даже не были знакомы.
– И ты подошел?
– Да.
– А я?
Ник усмехнулся:
– Ты? Ну, ты же сейчас со мной, верно? Значит…
Он притянул Кристину к себе, осторожно приподнял ее подбородок кончиками пальцев, и в его расширенных зрачках она увидела себя, взволнованную, раскрасневшуюся то ли от жаркого камина, то ли от рассказа, то ли от близости Ника.
А потом он ее поцеловал, и все ее вопросы, тревоги и сомнения растворились в
