знаменитых красавиц. Они все пришли поздравлять своего «мастера» – топ-модели, актрисы, певицы.
Мои фотографии, записи с «няней» отправили стилисту заранее. И попросили максимально отойти от образа Вики Прудковской. Я была уверенна в том, что Арно в первую очередь будет менять цвет волос. Это первое, что мне пришло в голову. Мы встречались с французской группой Апокалипсиса, с актером Венсаном Пересом, который должен был играть главную роль, и много обсуждали. Продюсер Пьер – чернокожий мужчина лет сорока восьми, очень красивый, с потрясающим, низким бархатным голосом, все смотрел на меня, разглядывал. И с его лица не сходило выражение недоумения, смешанного с легким оттенком разочарования. В глазах – немой вопрос: «Вы что – с ума сошли? Вот это – подполковник ФСБ?!» И я поняла, что совсем не обнадежила его. Впрочем, он был достаточно спокоен, но чувствовалось, о чем он думает: «Русские ребята странные. Ну, если знают, что им надо, пусть делают. В конце концов, картина не моя – пускай сами выплывают, как знают».
Наутро по прилету в Париж я очень волновалась. Приехал Арно со своим молодым человеком. Сразу обнадежил:
– Прекрасно!
Я растерялась.
– Извини меня, пожалуйста, я неважно выгляжу, – сказал Арно. – Но ты меня должна понять. Отмечал вчера день рождения.
И мне понравилось, что никакого в нем нет пафоса, никаких рассказов о своих достижениях, хвастовства. Он извинился за помятое лицо, объяснил, что было много выпито, и сообщил, что наконец-то нашел свою вторую половину. Поведал трогательную историю о том, как порадовалась его мама за него, когда он представил ей своего друга. «Наконец-то, сынок!»
Я сижу, слушаю, а сама жду экзекуции.
– Жалко, что тебя вчера не было… Ну, ладно, давай работать.
– Давай… – говорю.
– Ну что ж, прекрасно!
– Ой, не надо говорить мне это слово «прекрасно» все время, а то я перестану в него верить. Давайте уж, перекрашивайте меня.
– Нет!
– Как это – «нет»?! Черный цвет волос для главной героини просто невозможен, я же знаю. Он слишком сложный, – выдаю я свои глубокие познания в кинобизнесе, на что тут же получаю встречный вопрос:
– Это какой твой фильм по счету?
Я парирую вопросом на вопрос:
– Художественный?
И тут же краснею.
– Так вот, я тебя спрошу: для Моники Белуччи темный цвет – это сложно? А ее волосы абсолютно идентичны твоим. И по структуре и по цвету.
И дальше он мне выкладывает целый пасьянс из черноволосых актрис, которые живут и снимаются с этим цветом припеваючи.
– Ты не должна менять цвет! Потому что твой цвет звучит в один голос с темпераментом, с твоей внутренней жесткостью. Этот цвет – он spicy, черный перец, придает тебе остроты. И если ты его поменяешь, станешь как переваренная картошка. А у тебя должна быть такая агрессивная сексуальность. И без такого цвета волос, как у тебя, ее просто не будет. Я бы вот что тебе посоветовал, чтобы образ стал совсем невозможный – медовые линзы. У меня есть одна модель знакомая, она сейчас мисс Франции. У нее точно такого же цвета волосы и свои медовые глаза. Это просто невыносимо, это выглядит так, что просто хочется лечь у ее ног и умереть. И это только во-первых. А во-вторых, светлые глаза сбивают внимание, привлекая его к себе. Ты же супер-агент! Твой собеседник сразу завязнет в этих глазах, в этом меду. Ты улыбнулась, увлекла. И дальше делаешь с этим человеком, что тебе нужно. И это еще не все. В третьих – в тебе просыпается нечто волчье, хищное. Темножелтые глаза, они горят. Желтый взгляд волчицы опасен. Манящий, завораживающий, пугающий и строгий образ.
И вот, когда я надела эти желтые линзы, я поняла его мысль. Мне раньше казалось, что мой темный взгляд – он жестче. Но я ошибалась. На самом деле, медовые линзы дали реальную жесткость. Глаза стали ярче и холоднее. Ты держишь оборону, и никто близко не подойдет. Пожалуйста, пробуй, но ты упрешься в стекло, которое тут же возникнет между тобой и этой женщиной.
Арно сделал грим, причем, очень быстро. Начал рисовать глаза. И когда он их нарисовал, у меня абсолютно пропало желание улыбаться. Раньше я была уверена в себе только когда улыбалась. Мне казалось, что от меня только этого и ждут. И вдруг смотрю – мне не нужна улыбка. И я успокоилась. Этот образ был достаточен для всего. Пришла уверенность, которой я раньше не чувствовала.
Арно спросил:
– Тебе это нравится? Вот так ты должна играть!
Пришел наш оператор, посмотрел на меня, удивился. Говорит:
– Слишком много краски на глазах, так нельзя.
– А ты попробуй. Нет, значит нет. Больше не будем говорить на эту тему.
Арно очень мягко, не конфликтуя ни с кем, предложил:
– Поснимайся, Настя. Сделайте кинопробы нового лица. И вы поймете, что такой грим отлично уживается с пленкой.
Любовник Арно, трогательный молодой человек, тем временем быстро сбегал за ножницами. И Арно стал меня стричь. Убрал длинные волосы, остатки химии, все наследство, оставшееся от «Няни». Он оставил длинное карэ, и дальше просто рвал волосы, челку. Все рваное, клоками, все висит. Он сжимает это руками, укладывает… Моему удивлению нет предела.Первым зашел французский продюсер Пьер. Увидел меня и ту же тихо сказал:
– Все. Фильм есть.
Его восторгу не было предела. Он остался очень доволен.
Дальше пришли наш директор картины и исполнительный продюсер. И увидели совсем другую, незнакомую женщину-волчицу. А потом пришел Жигунов. Смотрел, смотрел, да так молча и вышел.
Арно спрашивает:
– Это что он сейчас имел в виду?
Я говорю:
– Он в коме. Не обращай внимания.
А потом Арно сделал мне второй образ, условно – стиль героини «вне игры». Зачесал волосы в низкий хвостик, ровный, гладкий. Уложил челку. И вот я остаюсь с этим гримом, с хвостиком. Мы единогласно все это утверждаем, и я действительно перестаю улыбаться. Я так себя комфортно почувствовала – ничем не надо добирать, никакого гарнира в виде шуток, улыбок. Я самодостаточна. И мне так хорошо в этом состоянии! И внутри что-то происходит со мной, какой-то процесс, которому главное не мешать.
В тот вечер мы пошли ужинать в ресторан на Елисейских полях. Решили прогуляться – шли пешком. Мне это было необходимо, мне надо было выгулять свой новый образ, выйти в новом амплуа. Вокруг кипели страсти: машины гудели, прохожие останавливались. Все весьма эмоционально выражали мне свое восхищение. Я в общем-то никогда не страдала от недостатка внимания, но это было что-то невероятное! Что происходило на улицах Парижа – не передать. Я забавлялась. Это была и я, и не я одновременно. Как прав Арно! Глаза светились, походка изменилась, осанка. Конечно, я очень ждала перемен, думала: «Господи, дай мне человека, который придет и увидит во мне другую женщину. И пусть у него хватит фантазии и мастерства!» И вот, свершилось. Я была другая, такая, какой не приснилась бы себе в самых радужных и волшебных снах.
Вообще, я, как, наверное, и многие другие женщины, очень зависима от костюма и от грима. Ведь граница между внутренним и внешним – вещь условная, никто не сможет вам с точностью до миллиметра указать, где она проходит, где заканчивается внешнее, и где начинается внутреннее. И точно так же как наше настроение влияет на наш внешний вид, так же и наш образ влияет на наше состояние. Именно поэтому психотерапевты настоятельно рекомендуют больным депрессией носить яркую, интенсивной раскраски одежду. Это действительно работает. Но работает в двух направлениях – если что-то не так с костюмом, это может отобрать все силы. Какой-нибудь шовчик завернулся не туда, или локон в прическе сбился, и все – я не могу отделаться от мысли, что у меня неправильный костюм, неправильный грим и прическа. Очень сложно, будучи женщиной, не обращать на это внимания. Кажется, что это замечают все. Я сразу начинаю нервничать. Наверное, это плохо. Но, мне кажется, это чисто актерское. Такие уж мы зависимые от всяких мелочей люди.В отеле мой новый образ произвел настоящий фурор. Уходила милая, улыбчивая дамочка, а вернулась хищница. Шпионка. Независимая, притягательная и опасная. Ночью весь грим был смыт, но прическа осталась. И осталось это чувство. Оно зафиксировалось. Ты умываешься, а ощущение нового лица все равно остается. Это лицо женщины, которая не пытается произвести впечатление. У нее есть своя цель, свое выверенное направление, и она туда идет.
Арно обещал начать работать над фильмом и делать мне грим две недели. Но моего волшебного стилиста срочно вызвала Шарон Стоун. Вот уж никогда бы не подумала, что буду делить с ней парикмахера! Арно улетел в Америку, предварительно записав обучающую программу. Но эксклюзивный грим никто не мог повторить в точности таким, каким его делал Арно. Это было настоящей проблемой. Мы пробовали воспроизвести художественные находки Арно в Москве, но они давались сложно. Это такая тонкая вещь – взмах кисти, щеточки, губки. Тем более, что Арно делал почти подиумный грим, настоящий фэшн. Наши специалисты, работающие в кино, к сожалению, не владеют этой техникой. В итоге путем проб и ошибок мы нашли человека, который сделал мне подобный грим. Причем достаточно удачно. В современном отечественном кинематографе нет ни каскадеров международного уровня, ни гримеров, но есть отдельно взятые замечательные люди, которые могут делать все это и очень даже неплохо.
Надо сказать, актеры крайне редко идут на кардинальное изменение внешности. Ведь это большой риск. И дело даже не в том, что ты боишься стать хуже, чем была. Дело в другом: из фильма в фильм актеры стараются сохранить один и тот же внешний образ, с которым их уже полюбил зритель.
