Добравшись до Техаса, мы остановились в Джеферсоне, чтобы пополнить запасы. Сделав необходимые покупки, покинули город и решили устроить привал где-нибудь у дороги. Не успели еще и расположиться, как до нашего слуха донесся негромкий стук копыт.
Я обернулся, чтобы предупредить Тинкера, но увидел его у костра с ножом в руках. Меня издали уже могли заметить, и мне ничего не осталось, как застыть на своем месте, — пусть думают, что я один.
Всадники подъехали к костру, и один из них, поздоровавшись, негромко спросил:
— Можно к вам присоединиться?
— Если у вас добрые намерения, мы вам рады. Кофе вот-вот закипит.
В то время путники старались не останавливаться ни у случайного костра, ни у кого-либо в доме. Это было небезопасно.
Нашими гостями оказались трое вооруженных до зубов парней. Один примерно моего возраста, двое других немного постарше. На них была потрепанная одежда, как будто все время они жили в лесу. Присмотревшись к незваным гостям, я пришел к выводу, что они достаточно хитры и изворотливы, от их глаз ничего не укроется.
— Присаживайтесь. Мы мирные люди.
Они спешились и сразу увидели Тинкера с ножом в руке.
— У тебя нож? — заметил высокий красивый мужчина с темными всклокоченными, давно не стриженными волосами.
— У вас неприятности?
— Нет, все в порядке. Мы уже все уладили, — произнес он и отступил назад. Его лошадь все еще стояла между ним и костром. — Вы выглядите как путешественники, — миролюбиво продолжил он беседу. — Я тоже когда-то путешествовал, ехал из Теннесси в Техас. — Он жестом указал на своих компаньонов. — Они настоящие техасцы.
Мужчина присел на корточки у костра, и я передал ему кружку кофе. Остальные тоже спешились. Большинство людей обходились одним револьвером. Сколько их было у нашего гостя, я так и не смог сосчитать. Два в кобуре, еще один за поясом, маленький в кармане куртки, остальные просто не бросались в глаза.
Для того чтобы зарядить оружие, требовалось время, поэтому те, кому приходилось часто пользоваться оружием, брали с собой не один револьвер, а несколько. Один преступник из Миссури однажды при налете использовал не меньше шести шестизарядников. Его помощники помогали ему перезаряжать их.
Когда Тинкер подошел поближе к огню, они увидели остальные его ножи.
— У тебя нет револьверов?
— Я действую ножом гораздо быстрее, прежде чем кто-нибудь успевает выстрелить.
Самый молодой из них рассмеялся.
— Это потому, что тебе еще не попадался настоящий противник. Здесь Каллен, а он одинаково хорошо владеет и револьвером и ножом.
Тинкер глянул на высокого мужчину.
— Это ты Каллен Бейкер?
— Да, я. — Он указал на молчаливого парня позади себя: — Боб Ли, а тот — Билл Лонгли.
— Я Тинкер, со мной Орландо Сэкетт.
— У тебя темная кожа, как у индейцев, — сказал Каллен Тинкеру, — но ты не похож на них.
— Я цыган, — сказал Тинкер, чем привел меня в полное замешательство. Мне приходилось слышать о цыганах, но дел с ними никогда не имел. О цыганах говорили, что они хитры, ловки и знакомы со всяческими премудростями. Тинкер полностью соответствовал этому определению.
Каллен Бейкер и его друзья были голодны и к тому же настолько устали, что едва не заснули за едой.
— Хотите спать — располагайтесь, — предложил я. — Мы с Тинкером присмотрим, чтобы ничего не случилось.
— Вы навлекаете на себя неприятности, связываясь с нами, — предупредил Боб Ли. — Мы выступили против закона, этих политических проходимцев, и теперь полиция губернатора Дэвиса преследует нас.
— Мы изгнанники, — добавил Бейкер.
— Сколько я себя помню, мой народ всегда считался изгоем, — заметил Тинкер.
— Насколько мне известно, Сэкетты никогда не преступали закон, но никто из нас никогда не отказывал человеку в пристанище. Так что вы можете спокойно оставаться с нами.
Они расседлали лошадей. Избегая яркого света костра, двое из них отправились спать в густые заросли. Только Каллен сидел с нами, допивая кофе.
— Почему вы решили отправиться на Запад? — спросил он.
Его вопрос повис в воздухе, а я вспомнил свою историю.
Охоту к перемене мест впервые пробудил во мне один проповедник. Он с таким усердием призывал прихожан обратиться к Богу, что я стал сомневаться в правдивости его слов. Мне казалось, что если Бог действительно любит людей, то не должен заставлять их проводить всю жизнь в бесконечной суете. Если человек не готов прийти к Богу, значит, и Бог не готов принять его. Но все это очень лично, — каждый должен сам во всем разобраться, без посредников.
Проповедник очень любил порассуждать о грехе Содома и Гоморры. Я слушал его с большим вниманием, и мне казалось, что он лучше осведомлен о грехах человеческих в далеких мифических местах, чем в Ричмонде или Атланте. Трудно сказать почему, но вдруг наш проповедник ополчился на переселенцев.
«Бог призывает нас жить на своей земле, обрабатывать ее и ходить в церковь по воскресеньям, — вещал он. — Оставляя места свои, вы встаете на неправедный путь».
Он так много говорил о грехе путешествия, что вызвал наконец у меня желание во всем разобраться. Человек должен иметь достаточно опыта, чтобы сделать свой выбор, и мой отец всегда учил меня обдумывать хотя бы два варианта решения проблемы. Проповедник утверждал, что лишь малая часть вернувшихся из странствий в горы смогли вести праведный образ жизни. Остальные же слишком много пьют, дерутся, убивают друг друга, ни во что не ставя жизнь человека. И не домогаются жены соседа только потому, что у того есть оружие и он может употребить его в любой момент.
С особым пылом священник обличал женщин, использующих косметику, хотя мне казалось, что немного румян или черного карандаша вовсе не помешает, чтобы прибавить прелести хорошенькому женскому личику. Он утверждал, что грехи рядятся в шелка, атлас, другие дорогие ткани. «Шелк и атлас способны вскружить голову человеку, привыкшему только к домотканой одежде и миткалю», — гремел проповедник, и мне ужасно захотелось убедиться в этом. Это было последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Мне стало необходимо отправиться путешествовать.
Бейкер сидел, обхватив руками кружку с кофе, думая о чем-то своем. Я попросил его рассказать об искусстве стрельбы, о котором говорили его спутники.
— Учись, пока я жив, на моем примере, — весело сказал Бейкер. — Беда всегда приходит неожиданно. Недаром говорят, что ее надо встречать во всеоружии. Мистер Сэм Кольт изобрел свой знаменитый револьвер и сделал всем Нам огромное одолжение.
Самый лучший способ — просто навести оружие и стрелять. Не нужно целиться. Наводи на цель свое оружие, как если бы ты просто указывал на нее пальцем. Тебе нужна хорошая подготовка. Я сам тренировался восемь или девять месяцев, прежде чем научился стрелять. Чем меньше ты стрелял раньше, тем лучше. Тогда тебе быстро удастся преодолеть привычку целиться. Ты должен понять основное: действуй, будто указываешь пальцем. Тебе, вероятно, приходилось слышать, как какая-нибудь хрупкая женщина в припадке безумия хватала револьвер, который никогда раньше не держала в руках, и начинала стрелять, убивая обидчика наповал.
Бейкер засунул руку за пазуху и вытащил револьвер.
— Я забрал его у одного человека, который досаждал мне. Тебе на Западе пригодится. Дарю. Это «уэлч-нэви» тридцать шестого калибра. Револьвер делает сразу двенадцать выстрелов.
— Двенадцать? А выглядит как шестизарядный.
— У него приблизительно такой же вес. Видишь? Два спусковых крючка, два курка. Оружие отличное, но для меня слишком сложное. Бери.
