участка, где Джордж пытался доказать следователю, что сапог принадлежит не ему, ссылаясь на слишком большой размер, как в офис влетел сияющий Пол:
– Питер! – заорал он. – У меня сегодня свадьба!
– С кем? – на всякий случай уточнил Питер.
– С Линдой, конечно! А ты будешь нашим свидетелем!
– Я сегодня уже был свидетелем…
– У кого? – изумился Пол.
– У Джорджа.
– Так ведь он уже давно женат.
– Зато он еще не сидел в тюрьме.
– Та-ак, – протянул Пол. – Наркотики?
– Само собой.
– Жалко. Значит, на свадьбе его не будет… Найди хотя бы Джона с Ринго.
– Джон во Франции. А у Ринго телефон уже второй день не отвечает, и я понятия не имею, где он.
– Та-ак, – повторил Пол. – Веселенькая будет свадьба.
– Сам виноват, что не предупредил.
– Да я до последнего момента все прикидывал, а вдруг передумаем… Ну, ладно. Так ты будешь свидетелем?
– Выходит, больше некому.
Брак Пола и Линды был зарегистрирован в Мариелебонской брачной конторе, а венчание состоялось в англиканской церкви на Сент-Джонз-Вуд. Последующая вечеринка, несмотря на отсутствие (а может быть, как раз благодаря отсутствию) остальных «Битлз», была очень теплой.
Яства были утонченными, вина – лучших сортов, а вальс, исполненный молодоженами, привел всех в неописуемое умиление.
Питер так расчувствовался, что напился в дрызг еще в середине ужина, и его в бессознательном состоянии доставил домой верный Нил Аспинолл.
Остальные гости веселились до поздней ночи, а когда тактично решили оставить новобрачных наедине, те провожали их, стоя у порога, взявшись за руки.
Время от времени Пол и Линда бросали друг на друга загадочные взгляды, а встретившись глазами, смущенно отводили взоры. Они с трепетом предвкушали таинство первой брачной ночи.
Линда была на четвертом месяце.
О свадьбе Пола кричали все теле– и радиостудии. Той же ночью Джон из Парижа дозвонился до Питера Брауна. Трубку долго никто не снимал. Наконец, длинные гудки смолкли и раздался еле слышный голос:
– Ну?
– Питер! – заорал Джон.
– Ну?
– Это ты?
– Ну.
– Это – Джон! Как прошла свадьба у Пола?
Последовало долгое молчание. Затем Питер выговорил:
– Нормально.
Выругавшись про себя, Джон сердито спросил:
– Ты там хоть что-нибудь соображаешь?
– Ну, – подтвердил Питер.
– Тогда запоминай. Мы с Йоко тоже решили пожениться и хотим пригласить тебя шафером.
– Нормально, – сказал Питер.
– Тогда ждем тебя в Париже двадцатого марта. И притащи остальных!
Через восемь дней Джон, Йоко и кучка приглашенных вылетели специальным рейсом на Гибралтар, чтобы зарегистрировать свой брак в британском консульстве. Ни Пол, ни Джордж, ни Ринго по различным причинам прилететь не смогли.
Но они мало потеряли. В отличии от Пола, Джон не стал устраивать свадебную попойку, и уже через час, не афишируя событие в прессе, вылетел с женой обратно в Париж.
Отобедав двадцать четвертого марта в ресторане Нобеля с Сальвадором Дали, супруги вылетели в Амстердам. И вот тут, поселившись в гостинице «Хилтон», они уже порезвились в волю, объявив всем средствам информации о начале «демонстрации за мир в постели».
Журналисты ломанулись огромной толпой, надеясь на самые скабрезные фотографии эксцентричной парочки. Но ничего такого не происходило. Джон и Йоко, одетые во все белое, неделю провалялись в огромной кровати номера «люкс», с удовольствием сообщая всем желающим, что война это плохо, а любовь, напротив, хорошо.
Через месяц они устроили точно такую же акцию в Монреале…
Раздражению журналистов не было границ. Их вопросы, порой, были достаточно каверзными. Но и Джон с Йоко были не промах.
Так, после очередного заявления Джона о том, что любить надо всех без исключения, карикатурист Эл Кэпп язвительно спросил:
– А вы можете сказать: «Давайте будем любить Гитлера»?
Вызов приняла Йоко:
– Любить Гитлера вовсе не означает потворствовать ему в его делах.
– И как бы вы смогли ему противостоять? – поинтересовался Кэпп.
– Если бы во времена Гитлера я была еврейской девушкой, – ответила Йоко, – я бы познакомилась с ним и стала бы его любовницей. Провела бы с ним десять ночей в постели, и он бы меня понял. В нашем мире людям надо больше общаться. А занятие любовью – отличный способ общения.
Кэпп выпучил глаза:
– Почему же эта мудрая мысль не пришла в голову еврейским девушкам? – спросил он, явно юродствуя. – Они ведь были вовсе не идиотки. Так почему же они до такого не додумались? Ведь, оказывается, если бы молоденькой еврейке удалось залезть в койку к Гитлеру, она могла бы спасти от газовых камер шесть миллионов евреев и заодно – еще тридцать миллионов людей других национальностей. Где же вы были раньше? Почему нас не надоумили? – Он помолчал, а потом веско бросил: – По-моему то, что вы тут говорите, просто глупость!
– Что же тут такого глупого? – смиренно спросил Джон.
– А то, что еврейкам в то время никто подобного не предлагал!..
Там же, в последний день «лежачей забастовки» Джон попросил всех присутствующих разучить его новую песню. «Give Peace A Chance»[136] была записана на портативный восьмидорожечный магнитофон. Супругам Леннон подпевали с десяток друзей, в том числе один раввин, один христианский священник и один представитель канадских кришнаитов.
Четвертого июля эта песня вышла синглом, разошлась миллионным тиражом, и ее начали распевать везде, где бы ни шли манифестации или митинги. Однажды Джон увидел по телевизору колонну марширующих демонстрантов. Они пели его песню. Джон сказал Йоко:
– Это самый великий момент в моей жизни.
Но и этого им оказалось мало. В Австрии они давали журналистам интервью, забравшись в большой белый мешок на журнальном столике.
– А вы правда Джон и Йоко? – засомневались венские журналисты. – Вы хоть покажитесь, что ли…
– Зачем вам на нас смотреть? – возразил Джон. – Вы хотели с еами пообщаться, вот и общайтесь без всяких примесей.
…В начале июля Пол сумел уговорить остальных начать запись нового альбома. Это было необходимо. Они нарушали все договоры о сроках с «E.M.I.», и дело пахло крупными штрафами. Джон на время оставил свои политические экзерсисы, Джордж отвлекся от изучения мантр, а Ринго прервал участие в киносъемках.
Пластинку решили назвать в честь улицы, на которой располагалась студия – «Abbey Road»
