Восхищение «Битлз» было настолько искренним, что всякая натянутость в отношениях стала просто невозможной.
Элвис сетовал:
– Мою сценическую карьеру подорвала служба в армии. Зато сколько я оттуда разных значков и блях привез! Вот только знака почетного агента ФБР у меня до сих пор нет. Даже и не знаю, как его добыть…
Азарт коллекционера лучше всех был понятен Ринго, который за необычное колечко был готов отдать последнюю рубашку:
– Мистер Пресли, – говорил он одному из двух Элвисов, маячивших перед его хмельным взором. – Да если бы я мог, я для вас сам в этот значок превратился бы! Ежели только я бы мог, я бы для вас не знаю что сделал! Любую бы службу сослужил…
…Утреннее похмелье не могло испортить им настроения.
– Неплохо погудели, – заметил Ринго.
– Жаль, так и не попели с ним, – заметил Пол.
– Еще чего! – возразил Джон. – Тебе не надоело?
– Конечно надоело. Но это было бы интересно в смысле рекламы.
Очнулся Брайан:
– Мальчики, – предложил он. – А, давайте, говорить журналистам, что вы всю ночь импровизировали – его и ваши песни.
– Врать нехорошо, – напомнил Джордж.
– Но иногда полезно, – парировал Брайан.
Джон вопросительно глянул на Ринго. К удивлению остальных, именно тот, благодаря своей искренности, стал пользоваться у Джона наибольшим доверием.
Ринго пожал плечами:
– А что? Лучше уж мы сами так скажем, чем журналисты придумают. К тому же, у старины Элвиса, кажись, настали не самые лучшие времена. Ему такое вранье даже на пользу будет.
Джон усмехнулся:
– Ладно. Я – не против.
Тем временем Пресли, проснувшись и намотав на раскалывающуюся голову мокрое полотенце, уселся за письменный стол и задумался. «Хорошие ребята, – думал он. – Особенно этот. С носом. Хотел в значок превратиться… Службу хотел сослужить…» Внезапно его осенило.
– Паркер! – заорал он.
Полковник, покряхтывая, спустился к нему.
– Садись, пиши, – приказал Элвис и начал диктовать: –
Пунктов было штук пятнадцать. А закончил он письмо следующей фразой:
У «Битлз» со значками тоже было все в порядке. Двадцать шестого октября они прибыли в Букингемский Дворец, загодя окруженный толпой счастливых поклонников. Целый час одетый во фрак церемониймейстер объяснял, как следует вести себя в присутствии королевы. Легкая нервозность и ощущение нелепости происходящего привели к тому, что они непрестанно перешептывались и хихикали.
– Запомните, джентельмены. Ее величеству не подобает показывать спину, – инструктировал церемониймейстер.
– Укусит, – шепнул Джордж, и они дружно прыснули.
Церемониймейстер удивленно покосился на них.
– Не следует заговаривать с ее королевским величеством первыми. Следует только отвечать на вопросы.
– Как в полиции, – пояснил Джон остальным…
Наконец, подготовка была пройдена, и «Битлз» ввели в тронный зал.
Королева благосклонно кивнула им. Они ответили поклоном. Секретарь зачитал указ. Елизавета II сошла с трона и поочередно приколола к груди каждого подаваемые секретарем ордена. «Рады служить Королеве и Отечеству», – бормотали они ритуальную фразу.
Закончив с официальной частью, Елизавета перешла к неофициальной:
– В последнее время принцесса Маргарет не может говорить более ни о чем, кроме вас и вашей музыки. Вы действительно внесли неоценимый вклад в нашу национальную культуру. Кто из вас старший?
– Я, – отозвался Ринго, чувствуя, что сердчишко у него заколотилось, как у зайца.
– Так это вы организовали столь блестящий ансамбль?
– Не, я пришел последним. Это Джон с Полом.
– Вот как? – улыбнулась им королева. – А давно ли вы знакомы?
Они переглянулись и вдруг, не сговариваясь, синхронно ответили фразой из «Алисы в стране чудес»:
– Тому уж скоро сорок лет…
Сначала на лице королевы появилось выражение удивления, а затем – крайней степени неудовольствия. Глупые шутки не входили в придворный этикет.
Почти сразу ее величество дала понять недостаточно почтительной четверке подданных, что аудиенция окончена.
Джон остался недоволен собственным, чересчур примерным, как ему казалось, поведением в присутствии королевы, и он стал распускать слухи, что перед приемом они обкурились марихуаной во дворцовом сортире. Но ему не очень-то верили.
…Об отце у Джона имелось одно-единственное, но болезненное воспоминание. Фред Леннон вынырнул из небытия, когда Джону было пять лет. Джулия не пустила его в дом в Эдинбурге, а Мими – в Ливерпуле, так что остановится ему пришлось в отеле.
Когда Джулия с Джоном пришли к нему в номер, он хвастался деньгами, которыми были набиты его карманы, и необычайными приключениями, которые произошли с ним за эти годы.
Он клялся и божился, что не собирался бросать семью, что лишь ужасная случайность отдалила его от любимых жены и сына.
– Так вышло, что в порту, в Нью-Йорке, я напился, – рассказывал он. – И не успел вернуться на судно, как эти грязные янки арестовали меня и – бац! – засадили в каталажку. А оттуда, я уж и не знаю почему, отправили на корабль «Либерти». Наверное, только потому, что он английский.
Корабль отплывал в Северную Африку. Там меня сделали помощником кока, паршивой рыжей бестии по имени Сол. Чем-то я не приглянулся ему, наверное тем, что играл на банджо. И этот гад наврал капитану, что я украл с камбуза бутылку виски. А я, клянусь тебе, Джулия, и в глаза-то не видел этой бутылки. Каналья Сол ее, наверное, сам высосал. А я только и думал, как бы побыстрее вернуться к тебе да к сынишке!
И вот, когда мы прибыли в Африку, меня – бац! – и сдали в местную тюрьму. Ох уж и натерпелся я там с этими черномазыми… Просидел там три месяца! Ну, а все остальное время я добирался до Англии. Где я только не побывал! Ведь у меня не было ни пенса, приходилось останавливаться то тут, то там и зарабатывать – на пропитание и на билет хоть куда-нибудь. Я торговал контрабандными чулками, играл на банджо в барах, дрался за деньги…
И вот, наконец-то, я с вами, милые вы мои! Я с вами, и я хочу начать новую жизнь!
