– Кто такой Шунт? – давясь смехом, спросил Пол.
– Хозяин магазина рядом с нашим домом, – пояснил Ринго. – Ничего вы не понимаете. Гарри, знаете кто? Трибун. Это все правда жизни. Не то, что у вас – «Мишель, ма бель…», – вообще не понятно на каком языке… Как хотите, а я пошел репетировать.
Еще в течении часа из курилки раздавались взрывы хохота. А Ринго мрачно стучал по барабанам.
На запись новой пластинки «Битлз» понадобилось чуть больше месяца. Стихи Гарри Гривеца на нее не попали, но песни получились совсем неплохие.
«Girl»[87] Джона выжимала слезу даже из самых толстокожих, и Пол с ревностью убедился, что не он один в «Битлз» умеет писать лирические баллады.
Его ответным ходом стала песня «Drive my car»[88]. Пол, просто- напросто, зарифмовал выдуманную историю и положил ее на жесткий рок-н-ролльный мотив. История звучала так:
«Я познакомился с классной девчонкой и спросил ее: „Кем ты хочешь стать?“ „А что, разве не видно? – спросила она. – Конечно, звездой. И, между прочим, ты можешь помочь мне“. „Чем?“ – удивился я. „Будь моим личным шофером… Ну и, может быть, еще любовником…“ Я задумался. „Последнее мне нравится… А вот насчет первого… Я вполне доволен своей работой“. „Да?! – возмутилась она. – Это так похоже на вас, мужчин: вкалывать за гроши и быть довольными!.. То, что я предлагаю – намного интереснее“.
Я подумал, подумал и согласился. „Ладно, – сказал я. – Я готов. Когда приступать?“ „Ты знаешь, дорогой, – замялась она. – Вообще-то у меня пока что нет машины… Но зато уже есть водитель!..“»
Впервые песня «Битлз» представляла из себя законченную новеллу. Она-то и встала на открытие диска.
Однажды Эпштейн возник в студии с чужой пластинкой в руках. Это был настоящий большой альбом и выпустил его… Пит Бест. Прочитав название альбома, все попадали от хохота со стульев. Он назывался: «Лучший из „Битлз“». Главное, и придраться было не к чему, ведь Пит просто обыграл свою фамилию[89].
– А знаете, чем он, вообще-то, сейчас занимается? – спросил Брайан, переждав смех.
– Ну? – интерес Джона был неподдельным.
– Так знаете или нет?
– Говори, не томи!
– Печет батоны. Он – булочник.
Новый взрыв хохота потряс стены студии. Только Джон не засмеялся.
– Счастливчик, – сказал он серьезно.
А Джордж с иронией посмотрел на Ринго:
– Ты понял, Ричи? Тебе есть на кого равняться.
– Я тоже умею печь хлеб, – насупился тот. Но на самом деле он, конечно, понял, что имеет в виду Джордж. И ушел в себя.
Вскоре он вынес оттуда довольно неказистый песенный риф. Выстукивая ритм, он спел Джону:
– Все, – уныло сообщил он. – Больше я ничего придумать не смог.
– Хорошая песня, – оценил Джон, сдерживая смех. – А про что она будет?
– А будет? – переспросил Ринго.
– Будет, будет. Питу ты нос утрешь. Вещицу мы с Маккой доделаем… Но петь будешь сам.
– А чего? Я спою, – согласился Ринго. – А песня про то, что пока не застукаешь девчонку с другим, ни за что не догадаешься, что у нее кроме тебя кто-то есть…
Еще один хит альбома – «What Goes On»[91] – был сочинен и записан в тот же вечер.
Их будни протекали в студии и в домах, превратившихся в крепости. Наконец-то раскошелился и Пол. Он купил себе особняк – в фешенебельном районе Лондона Сент-Джонз-Вуд. Но его надежды, что пауза в гастролях даст возможность привести в порядок мысли и заняться домашними делами, оказались напрасными.
Джейн давно заметила, что все внемузыкальные начинания Пола останавливаются на полпути. Запланированное им строительство в глубине сада сферического здания «для размышлений и углубленного самосозерцания» было заброшено. Повсюду валялись кирпичи и лежали кучи песка, а сам сад напрочь зарос сорняками.
Поначалу Джейн старалась следить за порядком хотя бы в доме, но через некоторое время пыл пропал и у нее. Возможно, она бы и справилась с бытовыми сложностями, но у нее не поднималась рука выгнать из дома десяток приблудных кошек. Вскоре дом пропах кошачьей мочой, и углы комнат заросли паутиной.
Единственное, чем Джейн по-прежнему занималась, так это косметической уборкой спальни.
Как-то Пол в поисках вдохновения стал копаться в шкафу, где хранил свои старые записи, и к великому удивлению обнаружил, что большая часть его черновиков и набросков исчезла.
– Ты не знаешь, куда могли подеваться мои бумаги? – спросил он Джейн, уныло наблюдавшую с балкона загнивающий пейзаж сада со снующими в зарослях папаротника рыжими и полосатыми кошками.
– Какие бумаги? – меланхолически отозвалась она.
– Мои бумаги. С текстами песен! Штук сто черновиков!
– В шкафу? – флегматично спросила Джейн.
– Да, в шкафу! Пожалуйста, вспомни куда ты их могла задевать?
– Мне не нужно вспоминать, – ответила Джейн. – Я знаю точно. Я использовала их для уборки кошачьего кала.
– Кала?! – вскричал Пол пораженно. – Да там было больше сотни песен! Многие из них могли стать хитами!
– Не злись.
– А что мне делать? Спасибочки сказать?
– Пол! – Джейн примирительно погладила его шевелюру. – А помнишь, как мы мечтали, что заживем в прекрасном замке окруженным великолепным садом? Где все это?
– Если ты будешь выбрасывать мои бумаги, этого не будет никогда, – мрачно заявил Пол. – И прошу тебя, больше никогда не убирай кошачий КАЛ! Убирай ГОВНО!!!
Джейн непонимающе наморщила лоб.
– Как можно быть такой… – продолжал Пол. – Такой…
– Я так воспитана. А ты, ты разве не хотешь стать другим?
– Но не до такой же степени.
– Пол!
– Ну хорошо. Я виноват. Прости. Исправлюсь.
Джейн утерла глаза и спросила:
– Ты меня уже не любишь? Совсем-совсем?
– Да люблю я тебя, – раздраженно ответил Пол. – Люблю.
– Нет, не любишь.
– Ну что, мне на колени встать?
– Не надо. Тут грязно.
Пол покачал головой удивляясь женской логике. Хрупкая и беззащитная Джейн всхлипывая смотрела на него.
– Ну хорошо. Черт с ними, с этими черновиками, – сжалился он. – Извини, что я на тебя накричал. Хотя и ты тоже хороша. Если я иногда и злюсь, ты ведь тоже можешь мне сказать – «Иди в задницу!» или «Отвали!»
