— Пока никто. Но достаточно почуять запах дыма, чтобы догадаться о пожаре, верно?
— Это точно, — глубокомысленно кивнул Джимми. — Мы потом вернемся сюда?
— Разве что на носилках! Так что будем надеяться, что нет.
— Тогда мустанг мне не понадобится.
— Что это ты задумал?
— Да есть в конюшне один пегий жеребец, на которого я давно уж положил глаз. Да и я ему по душе. Так что, думаю, мы с ним неплохо поладим.
Данмор ухмыльнулся.
— А чей он?
— Самого Линна Такера!
— Тогда забирай его, если сможешь. Выводи лошадей, пока все еще будут ужинать. Пусть они будут наготове. Мы постараемся уехать, как можно быстрее, а вдвоем или втроем — будет видно!
Они друг за другом перебрались на другой берег. Джимми ловко прыгал с камня на камень, Данмор не торопился, не желая свалиться в воду. Не успел он ступить на берег, как услышал пронзительный вопль Джимми.
— Ложись!
И тело мальчика рухнуло ему под ноги. Все произошло настолько неожиданно, что Данмор распростерся на земле.
— Харпер! — припав к его коленям, прохрипел Джимми.
Падая, Данмор успел почувствовать легкое дуновение воздуха у виска и, молниеносно выхватив кольт, выстрелил туда, где в зарослях напротив чуть заметно дрогнула ветка. И услышал, как с отвратительным чавканьем пуля вошла в живую плоть.
Через минуту кусты раздвинулись, и они увидели верхнюю часть тела Чака Харпера с простертыми вперед руками. Он словно пытался в последний раз добраться до горла ненавистного врага. Злоба и ненависть сверкали в его глазах, недобрая усмешка кривила губы.
Но вместо этого он, ломая ветки, рухнул навзничь и, перекатившись на спину, замер неподвижно.
Он был в одной рубашке, на которой уже расплывались огромные багровые пятна. Ноги и руки его судорожно дергались.
— Харпер, — наклонившись к нему, спросил Данмор, — ты сам решил прикончить меня или кто-то тебя послал? Ответь мне честно и я сделаю все, чтобы тебе помочь. А если нет, останешься здесь истекать кровью, проклятый ублюдок!
Харпер слабо шевельнул рукой и Данмор нагнулся, чтобы не пропустить ни слова. Собрав остаток сил, Харпер приподнялся. В руке его блеснул нож. Острие уже готово было по самую рукоятку войти в живот Данмору, когда тот сделал неуловимое движение и нож выпал из ослабевших пальцев кабатчика.
Кровь запузырилась на губах у Чака Харпера; судорога смертельной агонии исказила лицо. На скулах вздулись желваки. Он вздрогнул в последний раз, вытянулся и затих.
Данмор покосился на помертвевшее лицо от ужаса лицо своего юного приятеля.
— Спасибо, Джим, — сказал он, — Еще бы чуть-чуть и…
Джимми попытался рассмеяться. Его все еще била дрожь.
— У вас всегда револьвер под рукой, да? — спросил он.
— В кобуре под мышкой. Как-нибудь покажу тебе, как это делается. Хотелось бы мне разрешить эту загадку.
— Какую загадку?
— Сам он пришел или все же кто-то его послал…
— Может быть, ответ на этот вопрос вы найдете у него в кармане.
— Что?! Ну что ж, давай посмотрим.
Джимми опустился на колени возле распростертого на земле исполинского тела. Через минуту он продемонстрировал Данмору пухлый бумажник. Открыв его, они обнаружили толстую пачку банкнот.
— Пять сотен! — восторженно присвистнул Джимми. — Такая куча деньжищ, подумать только! Да и то, сдается мне, здесь только половина! Держу пари, что тот, кто его нанял, сразу всего не отдал!
Данмор угрюмо кивнул.
— Тысяча долларов — слишком высокая плата для Харпера! — нахмурился он.
— Это верно! Он так вас ненавидел, что согласился бы и бесплатно! — поддакнул Джимми. — Только вот решился бы он подкараулить вас — это еще вопрос! Да и потом Чак Харпер — такой жадюга, что достаточно было только издалека показать ему зеленые, и он бы решился на что угодно!
— Что-то ты бледно выглядишь, парень!
— Я? Ну, ведь для меня это, так сказать, дело новое!
Тень легла на лицо Данмора.
— Этот… который тут лежит, был скорее распоследней свиньей, чем человеком, — тихо сказал он, но все равно… смерь — штука сложная: что-то дает, что-то отнимает, — тяжело вздохнув, он добавил: — Я еще никому не желал смерти, Джимми, поверь мне!
— Да я немного струхнул, это точно, — прошептал Джимми. — Лежит так, лицом вниз… что он видит, интересно?
— Вспоминает все хорошее, что было в его жизни, и все дурное, все, чего хотел и о чем мечтал. Возвращайся на поляну, Джимми, и расскажи Танкертону, что Харпер окончательно спятил и пытался прикончить меня. Я подожду тебя здесь.
Джимми обвел испуганным взглядом темную стену деревьев, смыкавшуюся вокруг них, и со свистом втянул воздух.
— Один? — переспросил он. — Вы останетесь тут один?!
— Да, — коротко ответил Данмор, — один. Да, кстати, Джим. Эти пять сотен твои, если не возражаешь…
Личико Джимми просветлело, но через мгновение губы скривились от омерзения. Рука его разжалась, и банкноты разлетелись по земле.
— Грязные это деньги, — буркнул он. — Лошадь можно купить, и седло, и сапоги со шпорами, и нож… и все такое. Но, будь я проклят, если продамся за деньги!
Он еще мгновение поколебался, глядя на валявшиеся под ногами хрустящие банкноты. Потом, вздернув плечи, решительно зашагал к лесу, всем своим видом показывая, что не намерен поддаваться искушению.
Данмор слышал, как далеко под его ногой хрустнула ветка. Потом встал и принялся расхаживать взад — вперед, как часовой.
Глава 36. Доктор пытается вмешаться
А высоко в горах, в лучах полуденного солнца, испуганно мигал гелиограф, посылая весть о беде вниз, в Харперсвилль:
— Харпер мертв. Застрелен Данмором. Сообщите миссис Харпер.
Через минуту пришел ответ:
— Можете его похоронить. Миссис Харпер приехать не сможет. Слишком занята: коптит окорок!
В лагере угрюмо посмеивались. С похоронами было покончено быстро.
— Больше всего на свете он любил сидеть на солнце, — напомнил Линн Такер.
Именно поэтому ему выкопали могилу на солнечном склоне горы, куда никогда не падала тень от деревьев. И когда, засыпав его тело землей, они собрались вокруг небольшого холмика, щедро залитого лучами заходящего солнца, все вокруг, казалось, утопало в голубовато-розовом мареве.
Танкертон коротко спросил, может быть, кто-то хотел бы сказать несколько слов прежде, чем все разойдутся. Ответом ему было неловкое молчание, все смущенно переглядывались, каждый с надеждой посматривал на соседа. Лица всех были угрюмы. Да и по правде сказать, Чака Харпера все дружно не любили.
Наконец вперед выступил доктор Леггс.
— Понимаю, хорошо понимаю вас, друзья мои, — скорбно покачав головой, промолвил он. — Трудно говорить, когда сердца переполнены горечью. А Чак Харпер был одним из нас, и образ его сохранится в сердце каждого. И сейчас я хотел бы сказать на прощанье несколько слов об этом необыкновенном
