обозревать окрестности сквозь глазницы.
Как только окончательно стемнело, маленький отряд из семи человек тронулся в путь. Миль двадцать мы проехали верхом, а затем спешились и повели лошадей в поводу. Последние три мили пришлось идти по небольшому неровному плато, то тут, то там перерезанному оврагами и поросшему цепким сухим кустарником, а дорогу нам освещал лишь призрачный свет неполной луны, на которую все время набегали невесть откуда взявшиеся облачка. Даже если бы я и не был сейчас заправским негром, то и тогда вряд ли бы разглядел пальцы вытянутой руки. Но Мелькающая Тень продвигался вперед спокойно и уверенно, словно стоял ясный полдень.
Мы остановились в густых зарослях на берегу ручья Безумной Вдовы. На той стороне отчетливо виднелись палатки лагеря кроу, похожие на треугольные светильники из-за разведенного внутри огня: чем старее покрывающая палатку кожа, тем больше она напоминает промасленную бумагу; стоя ночью неподалеку, можно даже узнавать силуэты тех, кто движется внутри. Но для этого мы находились еще слишком далеко, палатки напоминали светящиеся новогодние игрушки, и ветер доносил до нас аромат жарящегося мяса. Мы же весь день так и не притронулись к еде, ведь на сытое брюхо воровать лошадей не ходят. Желтый Орел еле слышно фыркнул и сказал:
— Может, сперва зайдем просто в гости?
Мы могли бы открыто войти в лагерь кроу, и им пришлось бы нас накормить. Таков обычай.
— Лошадей оставим здесь, — шепнул Мелькающая Тень. — Ты и ты останетесь с ними, — с этими словами он коснулся моего плеча и руки стоящего рядом Маленького Медведя. Я и не думал возражать. Однако Маленький Медведь чуть не захлебнулся от возмущения.
Это привело Желтого Орла в страшное негодование. Я еще плохо его знал, поскольку он появился в нашем лагере всего несколько месяцев назад, но у него была целая коллекция скальпов, а на плече висел пистонный карабин — большая по тем временам диковинка среди индейцев. Долгое время он так и оставался единственным огнестрельным оружием в племени, хотя проку от него было мало: запас пистонов быстро иссяк, а торговцев, да и вообще белых, мы избегали. Надо, однако, заметить, что сиу и прочая родня шайенов устраивали иногда набеги на бледнолицых в районе Орегонского тракта и отбирали у переселенцев среди прочего кофе, не дожидаясь, пока последние любезно предложат его отведать. Среди скальпов Желтого Орла я заметил несколько светловолосых, которые никак не могли принадлежать когда-то пауни или Змеям, даже если предположить, что со временем они меняют цвет. Оттуда же, скорее всего, взялся и карабин.
Недостойное поведение Маленького Медведя возмутило Желтого Орла до глубины души.
— Ты прожил уже достаточно зим, — прошипел он ему, — чтобы уразуметь, что у Людей опытный воин знает лучше, как воровать лошадей. Храбрость здесь совершенно ни при чем: никто из Людей просто не может быть трусом. Тебе велели остаться здесь лишь потому, что кто-то должен присматривать за нашими лошадями, и сейчас это столь же важно, как пробраться в лагерь кроу. Ты ведь знаешь: добыча делится поровну между всеми нами. Я что-то не слышал жалоб от Маленькой Антилопы. Он стал лучшим Человеком, чем ты, а ведь он — белый.
Повисла гробовая тишина. Маленький Медведь был не прав, но Желтый Орел допустил грубейшую ошибку. Никто с самого моего появления среди шайенов ни словом не обмолвился о цвете моей кожи, даже сам Маленький Медведь, который меня ненавидел. Но сказанного не воротишь, а, как говорят индейцы, дурное слово приносит беду. Желтый Орел знал это.
— Мой язык — язык шакала, — шепнул он мне с искренним раскаянием. — Им овладели злые духи.
— Я не думаю плохо о тебе, — ответил я. — Ты слишком недавно в нашем лагере.
Затем я бесшумно снял с седла свернутую волчью шкуру и залез в нее. Свет луны еле пробивался сквозь тучи, и все вокруг казалось мне волосатым.
— Сегодня плохая ночь для воровства, — мрачно констатировал Мелькающая Тень и направился к своей лошади. Остальные, бормоча что-то одобрительное, последовали за ним.
— Нет! — сказал Желтый Орел. — Я принес неудачу, я же и унесу ее.
Он вскочил в седло и исчез в ночи.
— Я останусь с лошадьми, — пробормотал Маленький Медведь. — Вместе с ним, — и он кивнул в мою сторону.
Маленький Медведь взял поводья трех лошадей, мне досталось столько же. Мы отошли немного назад, и теперь никто не мог увидеть нас в черных густых зарослях, тем более против лунного света. Четверо взрослых шайенов отправились в лагерь кроу, светившийся на том берегу. Они тут же бесшумно растворились в темноте: ни треска ветки, ни плеска воды…
Луна вышла из-за облаков и залила все вокруг ровным желтым светом.
Закутавшись в свою волчью мантию, я сел на землю и приготовился ждать. Несмотря на ночную прохладу, мне было тепло и уютно. Я вовсе не сожалел о том, что меня не взяли с собой. С другой стороны, если бы мне пришлось идти, то лучших товарищей, чем та четверка храбрецов, я бы себе не пожелал. В моей памяти стали всплывать напыщенные фразы о верности племени, о дружбе, жертвенности и взаимовыручке, и я вдруг понял, что это не пустые слова… для индейцев. В чем я совершенно не был уверен, так это в том, что ко мне они имеют хоть какое-то отношение.
Минуты две спустя Маленький Медведь снова принялся ворчать.
— Им не стоило так поступать со мной, — брюзжал он. — Мне надо было идти с ними. Ты бы и один присмотрел за лошадьми.
— В таком случае, — ответил я, — ты тоже мог бы справиться здесь один, а мне бы стоило пойти с ними.
— Ты бы испугался, — огрызнулся он. — Твое колдовство годится лишь для игр, и оно не одурачит кроу. Пора и тебе становиться мужчиной.
Он выпрямился во весь рост, и лунный свет упад на гордо выпяченную грудь. Что ж, если бы не некоторая угловатость и пустая башка, его можно было бы принять за мужчину. По крайней мере, в темноте.
Не знаю уж, на что он меня провоцировал, но, чтобы «не потерять лицо», мне оставалось лишь бросить ему поводья трех своих лошадей и отправиться прямехонько во вражеский лагерь, пасть там смертью храбрых и поставить под удар жизни всех остальных. Просто дать Маленькому Медведю в ухо выходом не представлялось, поскольку, во-первых, неминуемо поднимется шум, а, во-вторых, исход драки был для меня весьма и весьма проблематичен.
Спасение пришло самым неожиданным образом в лице огромного кроу, свалившегося на нас, казалось, прямо с неба и треснувшего Маленького Медведя по голове боевой дубинкой. Все произошло внезапно и бесшумно, если не считать скрипа мокасин по песку и звука «бам-м-м!», с которым дубинка встретилась с башкой моего обидчика. Вам доводилось когда-нибудь бросаться камнями в пустую бочку? Нет? Жаль, значит, этот звук вам ничего не говорит…
На чем бишь я остановился? Ах да, кроу… Маленький Медведь рухнул, как срезанный стебель маиса, и над его головой сверкнуло лезвие ножа. Поверженного врага не скальпировать просто неприлично, это все равно что уйти не попрощавшись.
Отбросив гаденькую мысль, что Маленький Медведь честно заработал столь геройский конец, я прыгнул на кроу.
Он, надо сказать, до этого меня просто не замечал, наверное думал, что шайен беседует с настоящим волком. И нечего улыбаться, краснокожие очень серьезно относятся к подобным вещам.
И что на меня тогда нашло? До сих пор не знаю. Индеец оказался настоящим гигантом, и я лез по нему, как по дереву, а когда оказался наверху, подумал о том, о чем стоило бы подумать чуть раньше: а дальше что? Застрелить этого сукина сына из лука? С такого расстояния — бред чистой воды, к тому же лук я где-то обронил. Ударить ножом? Но он там, под складками волчьей шкуры, да и руки заняты…
Кроу между тем отнюдь не сидел и не ждал, пока я что-нибудь придумаю. Гигант просто встал и тряхнул плечами, а я как куль с мукой грохнулся вниз, ударился при падении подбородком о собственное правое колено и отключился.
Через мгновение я пришел в себя, но острый кончик его ножа уже надрезал мне кожу над правым ухом и медленно продвигался к затылку. Я дернулся от боли, и нож царапнул по кости. Ну и отвратительный же это был скрежет, доложу я вам, от него у меня по всему телу пробежала дрожь и замерла где-то в районе
