Затем он наконец добрался до того места, где земля была скована ледяной коркой. Спешился, вытащил из-под седла потник, накинул его на плечи, после чего отпустил мула, который тут же резвой рысцой поскакал прочь, то и дело поскальзываясь и сбиваясь с шага, но все же наверное радуясь возможности отправиться в обратный путь.
Пенстивен успел связать вместе топорик и ледоруб и взвалить их на плечо, когда откуда-то снизу до него донеслось громкое, сопровождаемое множественным эхом, ржание мула, похожее на зловещий трубный глас, возвещающий ему всякие напасти.
Но теперь он медленно, но уверенно шел вперед, штурмуя заснеженные склоны, пока путь ему не преградила неприступная стена обледеневших скал, которые ему надлежало обойти стороной. Был там и ещё один, практически отвесный склон, и именно на него он начал взбираться, выдалбливая себе ступеньки и медленно, но верно продолжая карабкаться наверх. Местность была совершенно незнакомая, а от созерцания горного пейзажа при лунном свете можно было получить лишь самые общие представления о конечной цели путешествия, но уж никак не точную информацию об окружающем земном рельефе.
Он добрался до границы облаков. Теперь над головой у него клубился густой туман. Не помня себя от пронизывающего холода и усталости, он словно очутился во сне и брел наугад, полагаясь лишь на собственную интуицию. И все же шел вперед.
Его душой завладел юношеский азарт, а за плечами, подобно ступенькам лестницы, лежал уже пройденный путь. Он зашел так высоко, что уже не сомневался в том, что обязательно должен добраться до вершины.
Кроме того, мысль о возможном спуске обратно вниз по вырубленным во льду колдобинам представлялась ещё более пугающей, чем перспектива карабкаться наверх, навстречу неизвестности.
Мужчина не уйдет с поля боя, даже если все чувства и силы покинут его, кроме непреодолимого желания бороться, и тогда доведенные до совершенно бессознательного состояния бойцы продолжают топтаться по боксерскому рингу, инстинктивно отражая удары соперника и нанося свою. Примерно то же самое происходило теперь и с Пенстивеном.
Время от времени, пока он, выбиваясь из последних сил, плелся наугад под порывами пронизывающего ветра сквозь клубы густого тумана, на него снисходили редкие мгновения прозрения, и тогда голос разума с явным опозданием начинал твердить, что он идет навстречу своей смерти.
Перекинутая через плечо седельная сумка теперь казалась неподъемной ношей, под тяжестью которой ломило спину и подкашивались ноги.
Однако на его счастье эти проблески сознания были очень коротки. И даже если в какой-то момент ему начинало казаться, что впереди его ждет верная погибель, он спешил поскорее отогнать от себя мрачные мысли и стиснув зубы упрямо шел дальше.
Что же касается холода, то он стал постоянным спутником Пенстивена. Ледяная стужа поселилась в нем самом, став частью дыхания и крови, беспокойно пульсировавшей в его жилах.
Затем он заметил, что окутывающий его со всех сторон клубящийся туман сгустился ещё больше и стал похож на взбитые сливки, а затем снова начал рассеиваться, становясь просто молочно-белым с редкими прожилками темноты. Пенстивен решил, что рассудок окончательно оставил его. Итак, ему суждено умереть, пребывая в идиотском блаженстве. Однако летящие облака все продолжали светлеть, пока, в конце концов, он окончательно не выбрался из них, оказываясь на склоне между теми самыми двумя вершинами, к которым, собственно, и держал путь.
И на этот раз интуиция не подвела его!
Теперь у него над головой в кристально-прозрачном небе ярко светила луна, а весь мир внизу исчез, потонув в бескрайнем море облаков, подобно волнам набегавших на горные склоны и разбивавшихся о серебрящиеся в темноте скованные льдом скалы.
Отсюда открывался великолепный обзор, но это только лишний раз заставляло поверить в реальность неминуемой гибели.
Буря утихла ещё раньше, но зато теперь все поднебесье оказалось во власти ветра. Рассыпанные по небу звезды дрожали под его порывами, а Пенстивен с каждым шагом ощущал на себе его нарастающую силу.
Ему вспомнились словами Эла Спикера. Если буря застигнет его высоко в горах, то он обречен. Что ж, так оно и вышло. Так что когда в конце концов августовское солнце достаточно согреет землю, чтобы эти вершины стали доступными для восхождения на них, то Эл Спикер сможет запросто подняться сюда, чтобы разыскать бренные останки гонца и истлевшую холщовую суму, набитую деньгами — целых сто восемьдесят тысяч долларов наличными!
Он решил спрятаться за скалой и переждать непогоду. Но стоило только ему остановиться, как его пронзило ледяным кинжалом холода; смертельная усталость всецело овладела рассудком, а заунывный вой ветра все больше походил на погребальную песнь по случаю его скорой кончины.
Пенстивен заставил себя встать и покинул убежище за скалой. Налетевший вихрь не дал ему удержаться на ногах, с размаху бросая на обледенелые камни, подобно тому, как великовозрастный детина легким толчком ладони сбивает с ног малыша. Острие какой-то ледышки шпорой впилось в бедро Пенстивену, и нестерпимая боль заставила его немедленно вскочить на ноги.
Поднявшись, он побрел дальше, то и дело поскальзываясь, спотыкаясь, падая и поднимаясь вновь. Усугублялось дело ещё и тем, что при этом ему нужно было беречь руки, которые он отчаянно кутал в края накинутого на плечи потник от седла.
Ветер продолжал набирать силу, начиная подхватывать снег, забившийся в канавки и трещины, протянувшиеся вдоль склонов гор. За короткое время сила его увеличилась настолько, что он срывал обледеневшую корку наста с сугробов и закружил по воздуху невесомые хлопья, словно некто неведомый разом вспорол сто миллионов пуховых перин и выбросил на ветер все их содержимое. А высоко в небе по- прежнему пронзительно одиноко светила луна, придавая снежной круговерти таинственное сияние. Волшебные огоньки вспыхивали в воздухе и тут же гасли. По льду у самых его ног скользили, извиваясь, причудливые тени.
Воздух высокогорья был настолько сухим, что в нем можно было наблюдать вспышки электрических разрядов. Это было поистине захватывающее зрелище, и, глядя на безбрежный океан облаков у себя под ногами, Пенстивен подумал о том, что именно так, наверное, и должен начинаться конец света.
Ослепительно белые, голубые и желтые огни вспыхивали на гребне частокола из скал, и подойдя поближе к перевалу, он увидел, как по хребту катится нечто похожее на огромный ярко-голубой шар.
В следующий момент Пенстивена ударило током. Конвульсивно дернувшись, он с размаху упал на колени, чувствуя, как немеют руки и ноги, а мышцы лица сводит судорогой.
В следующий момент все прошло, но он ещё долго стоял на четвереньках, задыхаясь и жадно хватая ртом воздух, и ощущая мерзкую слабость во всем теле.
Конечно, разумнее всего было бы бросить перекинутую через плечо переметную суму, развевающуюся на ветру подобно флагу и поминутно норовящую соскользнуть вниз, но задумываться о таких пустяках у него уже не было сил. Единственное, что он мог сделать, так это усилием воли заставить себя подняться и заковылять дальше.
Ему удалось пройти ещё около сотни шагов, когда его захлестнуло новой волной оцепенения, хотя и не столь сильной как прежде. И в какой-то момент ему показалось, что скалы вокруг охвачены ярким заревом.
Свет луны уже не казался таким ослепительным, как прежде, из чего Пенстивен сделал вывод, что и чувства его утратили привычную остроту, подобно тому, как ещё раньше утратили силу мускулы ног, отчего он теперь поминутно поскальзывался и спотыкался.
Луна же продолжала тускнеть, пока, наконец, от неё не осталось лишь нечто, напоминающее призрачное облачко.
И вот вершина высочайшего хребта осталась позади, вой ветра несколько поутих; появилась возможность вздохнуть полной грудью, не опасаясь заморозить легкие; он задержался здесь на мгновение и привалился к скале, стараясь отдышаться, словно ныряльщик, только что выбравшийся из воды на берег.
Оглядевшись по сторонам, с трудом разлепляя тяжелые веки, он вдруг понял, что меркнущий свет луны был одним из признаков наступающего утра. Небо на горизонте окрасилось золотисто-розовым пламенем
