Пенстивен промолчал. Это был наглядный урок непревзойденного лицемерия. К тому времени он был уже одет.
Один из подручных шерифа держал в руках его бумажник. Двое другие взяли по пистолету и по одной кобуре, которые он обычно носил под курткой.
— Нормальному человеку, если, конечно, он не отъявленный убийца, никогда даже в голову не придет вот так вооружиться! — сказал человек, которого все называли «Джо». — Так что поделом ему. Теперь его засадят за решетку, и надеюсь, что он там и сдохнет. И я говорю тебе это в лицо, ты, скотина!
Он потряс увесистым кулаком у самого носа Пенстивена.
— Вы зря надрываетесь, мистер Праведник, — заметил Пенстивен. — Как видите, руки у меня связаны, и ответить вам тем же я все равно не могу.
В комнате за стеной раздался громкий девичий возглас. Затем стали слышны заговорившие наперебой мужские голоса.
— Что-то случилось, — сказал Джо. — Пойдемте, парни, поглядим, в чем там дело.
Все дружно перешли в комнату Дейва Белла. В руках у Барбары был холщовый мешок. Помрачневший и охваченный нервной дрожью Белл замер посреди комнаты, при этом его подбородок был решительно выдвинут вперед, а руки сами собой сжались в кулаки.
— Все подстроено, — твердил он. — Взгляните в окно, шериф, и сами увидите, что от его комнаты до окна моей можно запросто добраться, пройдя по карнизу. Это же ясно, как Божий день.
— Верно, — согласился шериф, не желая отказываться от своей первоначальной версии случившегося.
— Но какого черта ему понадобилось бы прятать эти побрякушки у тебя за окном, где бы ты их по утру мог запросто обнаружить? — спросила девушка у Белла.
— Ты ненавидишь меня, Бобби, — сказал он. — Не знаю, почему, но это так. У меня нет привычки выглядывать из окон в поисках мешков с деньгами. К тому же его было совсем не видно среди густой листвы. У тебя острое зрение. Другие же проходили мимо окна по нескольку раз, но так ничего и не заметили.
Но тут слово снова взял шериф.
— Я забираю в тюрьму их обоих. А там будет видно, что к чему. Белл, ты тоже поедешь с нами. Так что собирайся.
Пенстивен взглянул на Джо.
— Ну что, мистер Праведник, как самочувствие? — с улыбкой поинтересовался он.
Джо смущенно потупился.
Пенстивена вывели на улицу, где все дышало свежестью холодного утра. У миссис Стилл к тому времени уже сложилось собственное мнение о происходящем, и она громко возмущалась и твердила, что это произвол, среди ночи увозить из дома совершенно невиновного человека.
Однако шериф молча продолжал свое дело, не поддаваясь на эти заклинания.
— Вы просто боитесь отпустить его, — вторила ей Барбара Стилл. — Боитесь, что если не засадите его в тюрьму, то все в округе станут считать вас слюнтяем. Ну почему вы не признаетесь, что просто струсили?
— Уймись, Бобби, — приказал шериф. — Так, выводите кобылу. Гляди, она вся до сих пор ещё в мыле. А теперь помогите ему сесть верхом. Пусть едет в тюрьму на собственной лошади!
Люди шерифа помогли Пенстивену сесть в седло, вставили его ноги в стремена, и в следующий момент застыли в полном недоумении, так как стремена оказались слишком коротки, отчего колени Пенстивена были задраны так высоко, словно он сидел в английском седле.
— Дейв Белл! Вот так умник! — воскликнула девушка. — Казалось бы, все предусмотрел, а на такой ерунде прокололся. Забыл удлинить стремена, после того, как тайком завел лошадь обратно в стойло.
Шериф ещё какое-то время продолжал мрачно взирать на происходящее, а когда к нему, наконец, все же вернулся дар речи, то голос его напоминал скрип несмазанных дверных петель.
— Отпустите Чужака, — приказал он.
Глава 23
К тому времени, как Дейв Белл с победоносным видом прибыл к месту событий, в его вине уже никто не сомневался. Дабы лишний раз убедиться в своей правоте, собравшиеся первым делом усадили его верхом на Красотку и удостоверились, что стремена были укорочены точно по длине его ноги. Возможно, где-нибудь на Востоке суд присяжных счел бы данный факт несущественным и не заслуживающим внимания; но для этих людей, толпившихся в этот рассветный во дворе при свете фонарей, одной этой улики оказалось более, чем достаточно. Дейва Белла стащили с седла и усадили на мустанга, накрепко связав ему ноги под брюхом полудикого коня.
Кто-то предложил выпустить мустанга с привязанным к нему седоком на волю, чтобы тот мог испытать судьбу и в конце концов разбиться о скалы или же свернуть себе шею о ствол или нижние сучья какого- нибудь дерева, когда животное будет мчаться напролом через лес.
Как и все жители Запада, эти люди обладали обостренным чувством справедливости.
Здесь, на Западе, человек может совершить преступление из мести, из-за золота или просто так, и впоследствии избежать наказания. Но подлая попытка переложить вину за собственные грехи на чужие плечи, никак не могла оставить горожан равнодушными. Они поносили Дейва Белла на все лады и наверняка избили бы его, если бы только он был чуть повыше ростом.
Даже такой суровый человек, как шериф, был тронут таким поворотом событий. Он подошел к юному Пенстивену и сказал:
— Я недооценил тебя, сынок. Может быть ты и имеешь какое-то отношение к этой проклятой шайке Джона Крисмаса, но только если бы у меня был сын, и пришлось бы выбирать, на кого ему быть похожим, на тебя или Дейва Белла, я бы, наверное, предпочел, чтобы он стал таким, как ты. И остался бы в живых. Я бы скорее пожелал ему сгореть в аду, чем быть таким, как Дейв Белл. Возможно, завтра я в этом уже не буду так твердо уверен. Но сейчас мне бы хотелось пожать твою руку. Держи пять!
Пенстивен посмотрел в лицо шерифу, а затем перевел взгляд на протянутую руку.
— Ты просто сентиментальный старый дурак, — грубо сказал он.
Для шерифа это было большим оскорблением, потому что сказать в ответ ему было решительно нечего, и теперь его самолюбие было уязвлено. Опустив глаза, он недоуменно посмотрел на собственную руку, словно видел её впервые в жизни, а затем опустил её и удалился, уводя с собой задержанного.
Однако слухи об этом инциденте мгновенно распространились по городу, и Маркэм запомнил последнюю реплику ничуть не хуже самого оплеванного шерифа.
«Очень крутой парень, этот Джон Чужак», — единодушно решили горожане.
Они решили уважать его за такие качества, как доблесть, физическую силу и умение метко стрелять, но при всем при этом держаться от него подальше, ибо на Западе принято было судить о человеке, принимая во внимание не столько его прежние заслуги, сколько присущую именно ему широту натуры.
Пенстивен же, со своей стороны, отправился обратно в постель, где и оставался на протяжении всего дня.
Дважды в дверь его комнаты стучали и предлагали еду, но он, ощущая себя ещё не вполне оправившимся от усталости после долгого путешествия в седле и перехода через горы, теперь восстанавливал силы, отдавшись во власть сна.
Весь следующий день он бесцельно слонялся по дому, много ел и широко зевал. В перерыве между этими занятиями он также съездил в город, где купил пару замечательных сапог для верховой езды. Они были сшиты из мягчайшей кожи и были ровно на размер больше, чем он обычно носил, так как ступни его ног все ещё были перевязаны мягкими бинтами.
Проезжая по городским улицам верхом на Красотке, он заметил, что при виде его прохожие — мужчины, женщины и даже дети — собираются небольшими группками и провожают его долгими взглядами. В их глазах он видел ужас, подозрение и откровенное восхищение. Пенстивен догадывался о причинах подобного феномена, и это его совершенно не задевало. Он ещё был очень молод, и эти испуганные и восторженные взгляды заменяли для него все остальное.
По пути из города он ненадолго заехал в «Элбоу-Рум», где провел некоторое время за приятной беседой с Джерри, хозяином заведения. Джерри был щедр и услужлив, как никогда, предлагая ему выпить то одного,
