повернулся вправо, лицом к задней стене. Одна дверь здесь вела на кухню, другая — в задней стене — открывалась в коридорчик, куда выходили две комнаты и задняя дверь.
Матт переложил револьвер к правой руке и слегка откинул одеяло.
Где Медж? Он молился, чтобы с ней ничего не случилось.
Но кто же его предупредил? Кто кричал и что там случилось?
Матт ждал с пересохшим ртом. Он чувствовал себя слабым, как котенок. С большим трудом он едва повернул голову.
В двери возник темный силуэт человека с револьвером в руке.
— Привет, Матт. — В голосе звучала уверенность, уверенность и торжество.
— Привет, Калвин, — сказал Кобэрн. — Я тебя не ждал, ведь Кингсбери убит.
— Он заплатил авансом, Матт. Ты знаешь, что я иначе не берусь за работу. Кроме того, за эту работу я бы взялся бесплатно. Я никогда не любил тебя, Матт.
— С какой стати тебе меня любить… или не любить? Если только ты не считаешь, что я быстрее тебя. Если так, тогда я понимаю, почему ты меня не любишь.
Калвин Белл рассмеялся, но голос его был мрачен.
— Ты? Быстрее меня? Мы ведь никогда не выясним этого, Матт, потому что сейчас я убью тебя. Мне это даже нравится. Вроде как подразню тебя. Ты валяешься тут беспомощный и ничего не сможешь сделать.
Снаружи кто-то беспомощно скреб по дощатому тротуару и послышалось что-то похожее на стон бессильного гнева.
— Ты всегда слишком много болтал, Калвин, и слишком торопился с выводами. Не буду тебя обманывать, у меня в руках револьвер.
Белл хмыкнул.
— Блефуешь? Надо отдать тебе должное: ты хорошо держишься.
— Допустим, ты одолжишь мне револьвер, Калвин? Ты всегда подстраховываешься, так одолжи мне второй, и мы все выясним на равных… если не боишься.
Кто-то скребся во входную дверь, пытаясь дотянуться до ручки. Калвин Белл это тоже услышал и поднял оружие.
И тут в комнату вошла Медж.
— Матт, лежи, пока я не зажгу свет. Я…
Калвин Белл развернул револьвер в ее сторону, понял, что это женщина, и начал поворачиваться обратно. В этот момент Матт выстрелил.
Ему показалось, что он промахнулся. Матт приподнялся, услышал грохот выстрела Белла — пуля вошла в кровать там, где он только что лежал, — и снова нажал на спуск. Белл бросился к нему и приставил револьвер к животу Матта.
И вдруг раздался голос Медж:
— Мистер Белл, не хотите ли присесть и отведать кофе?
Сама нелепость этой фразы, холодный, ровный голос, предлагавший выпить кофе, на мгновение привели ганфайтера в замешательство. Этим мгновением воспользовался Матт, чтобы оттолкнуть от себя Белла.
Оба выстрелили одновременно. Белл падал, и его пуля прошла мимо. Матт, поднявшись, крепко держал револьвер двумя руками и нажимал на спуск, едва успевая отводить большим пальцем курок. Он чувствовал, как слабеют колени, чувствовал, что сейчас упадет, поэтому стрелял так, что грохот его выстрелов сливался в оглушающий непрерывный рокот. Затем курок щелкнул по пустой гильзе, и гром, раздиравший комнату, стих. Медж плакала, стоя на коленях.
Он покачнулся и услышал на улице крики и топот бегущих людей, которые столпились у двери, и затем она распахнулась. У Матта подкосились ноги, он сел на пол и уже чисто автоматически раскрыл барабан и вытолкнул стреляные гильзы.
Медж схватила его руку.
— Матт, ты не ранен?
— Что случилось? — Это был взволнованный голос Файфа. — Кто-нибудь может сказать, что тут происходит?
— Зажгите свет. — Раздался голос Фелтона.
Непослушными пальцами Матт пытался нащупать оружейный пояс. Он почти не отдавал себе отчета в происходящем. Ему хотелось одного — перезарядить револьвер.
— Это Калвин Белл, — сказал кто-то. — В нем дырок больше, чем в решете.
— Что делает Пайк на улице?
Матт посмотрел на них.
— Он пытался предупредить меня… предупредил меня. Я спал, но его услышал. Проснулся от того, что он кричал, и поэтому я приготовился встретить Белла.
— Пайк в плохом состоянии. Он не раз падал, потом полз… Похоже, он увидел Белла и догадался, зачем тот приехал в город.
— С тобой все в порядке, Матт? — Это снова спрашивала Медж.
— Я бы выпил кофе. — Он снова лег на кровать и медленно вытянулся. Движение отозвалось болью. — Здесь мне никак не дают отдохнуть.
— Матт, у меня есть ранчо в Колорадо, — сказала Медж. — Когда ты поправишься, мы можем поехать туда… если ты согласен сделать из меня приличную женщину.
— Мне бы очень этого хотелось, — сказал он, вытягиваясь поудобнее. Он тяжело дышал, и, кажется, одна из ран открылась.
Всю неделю он спал, просыпался, пил бульон и опять спал. Приходили и уходили люди, но он едва ли замечал их. Когда Матт наконец мог сидеть, он перебрался на солнышко, на крыльцо.
Жизнь в Конфьюжене кипела, город рос. Появился новый магазин, новое кафе, строился отель. На некоторых участках золота не оказалось, однако «Находка» и «Сокровищница» приносили их владельцам немалые доходы. На «Сокровищнице» работали сорок человек в три смены, на «Находке» — примерно столько же.
Дик Фелтон и Дэн Коэн остановились поговорить с ним.
— Как ты себя чувствуешь, Матт? — спросил Коэн.
— Лучше. — Он взглянул на Фелтона. — Слышал, вы собираетесь строить школу?
— Завтра начинаем.
Они немного поговорили, и Фелтон с Коэном двинулись дальше. Матт ощутил знакомое беспокойство. Когда на крыльцо вышла Медж, он посмотрел на нее.
— Тебя что-нибудь здесь держит? — спросил он.
— Нет, Матт. Я готова тронуться в путь, как только ты скажешь. — Она встала рядом с ним, глядя на улицу. — Ты сделан это, Матт. Жизнь наладилась. Все будет хорошо.
Он кивнул.
— Но они хотят, чтобы я уехал, — сказал он. — Я это вижу. Я им теперь не нужен. Я им напоминаю то, что они хотят забыть.
— Давай уедем завтра, Матт. Сказать, чтобы приготовили повозку с лошадьми?
— Да, наверное. И, Медж, может быть, возьмем с собой Джоша? Мне он нравится.
— Мне тоже. Он будет править лошадьми.
Матт подремывал, сидя на солнце, когда услышал звук легких шагов и шелест юбки. Шаги затихли рядом с ним, и Матт открыл глаза. Это была Лори Шеннон.
— Ты выглядишь лучше, Матт.
— Мне действительно лучше. Мы завтра уезжаем.
Ее лицо на мгновение застыло, в глазах появились одиночество и печаль.
— С Медж?
— Да. Мы с ней очень похожи, Лори. Оба были бродягами, оба росли вместе с этими местами.
— Матт, я…
— Не надо, Лори. Я убил еще одного… кажется, всего семь. Ты никогда не смогла бы забыть об