На ранчо Ред-Уолл было спокойно. Несколько коров паслись на склоне холма. Дру Рейган стояла на пороге дома и задумчиво смотрела в сторону каньона. Этот всадник, которого она заметила, тревожил ее. Он не был индейцем. Индеец мог бы, не подходя к дому, рассматривать его из простого любопытства, но это был белый человек, и значит, будь он настроен дружественно, непременно заехал бы к ним поесть или выпить чашку кофе.
Большую часть своей жизни она провела на Востоке, но инстинктивно мыслила как жительница Запада. С первого взгляда она полюбила этот дикий, безлюдный, но прекрасный край, его потрясающие красные каньоны, синие дымки, в которых исчезал горизонт, зелень лесов и золотую листву осин по осени. Любила наблюдать, как пасется скот, любила взбираться верхом на гребни утесов, откуда открывался великолепный вид.
Это была священная земля индейцев, а теперь горы, которые они почитали, стали очень важны и для нее.
Но сейчас в них затаилась опасность. А может, она все вообразила?
Дру объехала прилегающую местность. Почти ничего не зная о науке выслеживания, просто присматриваясь, она все-таки обнаружила следы и направилась по ним. Девушка поняла, что человек осматривал ранчо с разных точек — в тех местах его лошадь беспокойно топталась, оставляя множество беспорядочных следов.
Дру хотела идти по следу дальше, он был достаточно ясным, но было уже поздно. Она бросила взгляд на север, туда, где находился Гранд-каньон. Когда-нибудь она увидит его, постоит у крутой отвесной стены.
У дома ее поджидал Войл Рейган. Он был обеспокоен, и она заметила это.
— Увидела что-нибудь?
— Следы, — ответила она, — кто-то явно наблюдал за нами.
Окруженное высокими стенами каньона, ранчо рано погружалось в темноту. Красные стены превращались в черные тени, и тьма, как черное бархатное покрывало, окутывала луга и пастбища. Только звезды сверкали высоко в небе, да горели окна в доме и помещении, где жили ковбои.
Им снова придется сторожить ночью. Войл вошел в дом и взял свою винтовку. Надо бы надеть и ремень с револьверами, но, поколебавшись, он решил не делать этого, во-первых, из-за женщин, а во-вторых, потому, что он редко носил его, когда был в пределах ранчо.
Войл никогда не считал ночь своим врагом, но теперь он засомневался, так ли это.
У Бена был свой способ пересекать каньон. Войл не представлял, как он это делает, но сейчас почувствовал страх — а вдруг кто-то обнаружил этот путь. Ранчо «В-Бар» было никому не известно, потому что Бен держал этот путь в тайне, и, кроме того, никто даже не подозревал, что у него есть необходимость пересекать реку.
Войл задул лампу в гостиной и вернулся на кухню, где девушки и их мать уже сидели за столом, ожидая его.
Вечер был очень тихий. Ужин проходил в молчании, прерываемом только стуком приборов и негромкими просьбами передать то или другое. Войл настороженно прислушивался к звукам, доносившимся со двора.
А может, он напрасно волнуется? Может, тот, что следил за ними, всего лишь слишком робкий ковбой, постеснявшийся подъехать к дому?
Вполне возможно и это. И тогда не о чем беспокоиться.
Легкий ветерок пронесся по пастбищу, прошелестел в ветках сосен, пошептался с осинами. На открытой равнине, там, где каньон заканчивался, чуткая антилопа навострила уши и прислушалась.
Тишину нарушил какой-то звук, далекий звук чего-то движущегося. Антилопа прислушивалась до тех пор, пока звук не затих, и лишь потом снова улеглась.
На луну набежало облако, снова поднялся ветер, круглый шар перекати-поля пробежал немного и остановился, когда ветерок сник. Тихо попискивала летучая мышь, то взлетая, то ныряя вниз в поисках насекомых.
На ранчо «В-Бар» женщины уже легли спать. Войл Рейган задул последнюю лампу, вышел за порог и прислушался. Стояла глубокая тишина.
Он вернулся в дом, пересек его, вышел с другой стороны и направился к бараку для ковбоев. Гарфилд сидел на крыльце.
— Пойди сядь перед домом или прямо на крыльце, — сказал Войл. — Оттуда лучше слышно.
Гарфилд поднялся. Прихватив с собой винтовку, он обошел дом и уселся на ступеньках крыльца. Глупость какая-то. Чего, в конце концов, боится Войл? Он положил винтовку на траву и раскурил трубку. Затем поднял голову и посмотрел на небо.
Зрелище было захватывающее. Люди, которые живут в этом краю, часто смотрят на звезды. Жалко только, что им никогда не хватает времени полюбоваться ими.
Гарфилд не знал, что смотрит на звезды в последний раз. Не знал, что через несколько часов он будет лежать на траве мертвый и холодный.
Глава 14
Майк Бастиан проснулся неожиданно, как будто его кто-то толкнул. Несколько минут он лежал, не двигаясь, пытаясь вспомнить, где он находится и почему.
Затем он сел. Его револьверы и винтовка лежали рядом. Он спал в маленьком домике, сложенном из камня, и слышал шум реки. Ему нужно пересечь реку, хотя, судя по шуму, который до него доносился, эту реку пересечь нельзя. Старый индеец сидел у камина и курил трубку. Он посмотрел на Майка.
— Тебе нужно поесть. Луна встает. — Старик помолчал. — Даже он никогда не пытался пересечь реку ночью.
— Ты очень хорошо говоришь по-английски, — заметил Майк, подумав при этом, что его английский не так хорош, как следовало бы.
Индеец сделал неопределенный жест своей трубкой:
— Мальчишкой я был проводником у миссионера. Он был добрым, сердечным человеком, пытался научить индейцев тому, что они знали лучше, чем он, хотя называли это другими словами.
— В любом случае он научил тебя хорошо говорить.
— Да, это так. Я говорил с ним по-английски каждый день в течение шести лет. Он рассказывал мне о том, как надо лечить людей, и я думаю, что моя мать тоже научила его кое-чему. Она очень много знала о травах. Он однажды спросил у меня, почему я никогда не хожу в церковь, и я ответил, что хожу в горы. Я сказал ему, что моя церковь — это склоны горы, оттуда я наблюдаю, как проходит день и проплывают мимо облака. Я сказал ему: «Я пойду в твою церковь, если ты пойдешь вместе со мной в мою». Думаю, к тому времени как он покинул нас, моя церковь нравилась ему уже больше. — Старый индеец повернулся к Майку. — Когда ты устал и весь мир тебе надоел, пойди в горы и посиди на склоне или в любое другое безлюдное место. Даже в церкви лучше, когда там никого нет. Я так думаю, но кто я такой? Всего лишь старый навахо, который слишком много говорит, потому что хочет поговорить по-английски.
Когда Майк поел, они вдвоем направились по тропе, которая вела еще выше, к уступу.
— Бену Карри понадобилось два года, чтобы построить этот мост, — сказал индеец. — И никто не пользовался им кроме него, да и он переходил по нему всего несколько раз.
Майк с ужасом уставился в ревущую темноту. Пересечь каньон здесь? Невозможно! Человек не может удержаться на плаву в такой воде, да и лодка тоже, только если гребец будет плыть по течению и при этом ему повезет. Ущелье в этом месте сужалось. По крайней мере, оно было уже, чем в остальных местах. Волны вздымались у входа в расселину и с ревом и грохотом прорывались сквозь нее — снег в горах уже начал таять.
— Смотри туда. Видишь? Это и есть мост. Мост из проволоки, накрепко привязанной к кольцам в скале.
Майк вгляделся в черноту каньона и увидел две едва заметные нити, две стальные проволоки, натянутые одна над другой примерно на расстоянии пяти футов. Он стоял на краю пропасти и впервые в жизни испытывал настоящий страх.
— Ты хочешь сказать… что Бен Карри переправлялся через реку здесь?
— Несколько раз.
