— Хочешь сказать, о том, что у нас не было?
— Вот-вот. Не позорь меня!
Забегая вперёд, скажу, что Вика действительно оказалась не просто способной — настоящей выпускницей поколения индиго! Она ещё много раз поражала меня в жизни поворотами своей судьбы. Кстати, восточная философия, о которой я много узнал за ту неделю, частые пересечения в жизни не очень близких людей объясняет тем, что в прошлых жизнях их души уже встречались и что-то недовыполнили из положенного кармической программой. Приходится дорабатывать! Мистика, конечно. Но у меня уже тогда появилось ощущение, что мы с Викой знакомы много тысячелетий. А что недоработали? Может, я от неё сбежал, может, она от меня, и теперь я должен ответить ей тем же? Или я безнадёжно болел, она обо мне заботилась, а я с ней недорасплатился. И вот теперь приходится дорасплачиваться! А может, вообще всё не так — я был женщиной, а она мужиком? К примеру, она главарём пиратов, а меня, невинную девушку, пленила и нехорошо со мной поступила. Вернее, раз она была он, то она меня пленил и нехорошо поступил. Во как разыгрывается фантазия, когда Восток завихряет твои чакры.
Я задал ей вопрос, который должен задавать заботливый отец, не безразличный к своей дочери:
— Вика, ты уверена в своём решении? Ты вообще понимаешь, чему здесь обучают? С твоей мечтой о пятизвёздочном отеле и звездищей в постели это никак не соприкасается.
— Ну почему, папочка? — эта способная девчонка даже мой отеческий тон угадала. — Кто не меняет свои мечты, тот не развивается, ты же сам мне об этом говорил. А тут всё так прикольно, круто, я ни в одном фильме такого не видела. Тем более что с одноклассником мне, если честно, совсем никак. По-моему, вы, взрослые, это удовольствие преувеличиваете. А этот дядечка обещал меня на учёбу в Индию свозить. В Гималаи!
— Вот где тебе надо было с «обузой» расстаться — на Эвересте!
После того как Вика ушла, я поинтересовался у шефа, как он определил, что эта барышня с большим потенциалом? Шеф хитро улыбнулся:
— Она очень необычно мыслит!
— То есть?
— У нас есть тест. Разные вопросы. Один такой: «Если клиент нарушает правила клуба, требует от девушки банального секса, скандалит, предлагает ей наличные, что она будет делать?»
— И что она ответила?
Шеф скорчил ещё более хитрую гримасу — так должен был смотреть Ленин на Крупскую после тайной встречи с Каплан:
— Она мне ответила: «Я ему скажу, что вызову секьюрити, они оторвут ему челюсть, и он не сможет мастурбировать у зеркала!» Так мне ещё никто не отвечал!
Я был горд за нашу простую русскую девушку Вику. Она удивила не только меня, но и гуру-полукровку, который, казалось бы, обязан знать всё обо всех женщинах! Но русские женщины не все! Я на мгновение вспомнил о Хлястике! Способный был придурок. Тоже, наверное, когда-то подавал надежды, и, когда родился, про него тоже говорили: «Смотрите, поколение индиго.»
ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ
Провожать меня в аэропорт перед отлётом в Москву пришли Маша и Паша.
Паша восторгался проведёнными гастролями: уверял меня, что подобных гастролей с точки зрения заработка у него в жизни никогда не было и что он их ни за что не забудет. Я ему ответил, что тоже буду эти гастроли помнить до конца своих дней. Я не лгал! Как пелось в старинной песне «Не забывается такое никогда!». Он уговаривал меня как можно скорее вернуться и повторить проведённый нами гастрольный тур. Я обещал. Хотя понимал, что больше с ним работать не буду. Но он был из тех людей, которым легче сказать «да», чем объяснить, почему нет. Мы обо всём условились, и он, счастливый, что может заработать ещё на одну кухню, оставил нас наедине с моей «учительницей».
Эти семь дней, проведённые с Машей, были чудесными!
На несколько дней мы уехали в отель на берегу Мёртвого моря. Обнявшись, ловили «шаровые молнии» в прибрежных горах, дышали в Иудейской пустыне, когда вокруг никого не было, кроме солнца и ветра.
И всё-таки что-то от козла во мне ещё оставалось. Во всяком случае, труднее всего мне было пережить последнюю ночь. Она же была прощальной! Бог знает, увидимся ещё когда-нибудь? А у нас так ничего и не случилось с точки зрения мужиков правильных, а не просветлённых. Стыдоба!
Я снял самый дорогой номер в самом дорогом отеле Тель-Авива. Заказал торжественный ужин в самом дорогом ресторане этого самого дорогого отеля. Маша пыталась пожурить меня за моё расточительство, но у неё ничего не вышло:
— Ты так тратишь заработанные своим трудом деньги, как будто их ненавидишь.
— Э-э, нет! Я их очень люблю. И они любят меня за то, что я их трачу! И они ко мне поэтому тянутся: чувствуют себя полезными.
После ужина мы вернулись в наш номер с видом на море, забрались под одеяло на кинг-сайз-кровати, небесный режиссёр дал нам в окно лунную подсветку. Мы лежали, взявшись за руки, и старались изо всех сил не броситься друг к другу в банальные объятия. Первым не выдержал я:
— Может?..
Маша ответила не сразу:
— Нет.
— Уверена?
— Почти.
— А если?
— Не надо, прошу.
— Что же делать? Ты понимаешь, что я сейчас.
— И я.
— А если взорвёмся?
— Превратимся в свет!
— Божественная шутка!
Не буду врать, я не настолько тогда стал просветлённым, чтобы верить в свет, в который я превращусь, отказавшись от женщины, в которую почти втюхался. То есть чувствовал себя и впрямь тюхой. Правда, тюхой просветлённой.
Но я не должен был показаться Маше слабаком! И ещё я понимал, что если выдержу это испытание, всю оставшуюся жизнь буду в себя верить! Но как, как выдержать, если весь организм превратился в кабель, через который пропустили высокое напряжение, а изоляцию с него сняли? Вспомнились слова из одной роли мудреца, который ученику сказал следующее: «Когда трудно — пошути! Проблема не уйдёт, но уже не будет казаться такой нерешаемой».
Я рассказал Маше анекдот. Вообще-то я не любитель рассказывать анекдоты. Я их плохо запоминаю. Ещё больше не люблю тех, кто при всяком удобном случае вспоминает какой-нибудь анекдот и, рассказав его, сам хохочет, заставляя тем самым смеяться окружающих. Не люблю, когда мне что-то навязывают. Но ещё больше мне несимпатичны люди, которые живут чужим остроумием. И всё-таки некоторые любимые анекдоты у меня были и есть. Особенно анекдоты, которые чем-то напоминают мне мою жизнь. Вот такой анекдот я тогда и вспомнил:
— Маш, я сейчас лежу и вспоминаю один анекдот — ну точно о нас с тобой.
— Ну?..
Кто бы мог подумать, что я буду рассказывать анекдоты девушке, лёжа с ней в постели под одеялом, а в это время к нам в наше балконистое окно размером от потолка до пола протянется по морю лунная дорожка.
— Умирает очень известный человек. Ну скажем так, писатель. Но знаменитый почти как я. Короче, почти моё будущее. К нему зашёл его лучший друг и спросил: «О чём ты сейчас думаешь, в последние
