горлышко!
– А канистра откуда?
– Из-под бензину. Мужики дали. Но я сполоснул...
Запах гулял по избе.
Смачный, мясной, уваристый.
Запах притомившейся картошки с говяжьей тушенкой.
Живот подтянуло к ребрам. Слюну выжало. Кишки перекрутило узлом.
– Дразнится... – сказал Сергей и потянул носом. – Я мигом! Я за гостинцами.
Убежал куда-то.
А я стол вытер. Табурет придвинул. Тарелки сыскал с ложками. Сел с уголка.
Спустился с чердака мой ублаженный друг, босиком, рубаха поверх штанов, сглотнул с удовольствием:
– Много едим. День нынче обжорный. Это хорошо.
Но я не ответил.
– Картошки запасу. Капусты квашеной. Масла постного. Дрова есть. Соль-спички куплю. Чего еще надо?
И опять я не ответил, только задышал шумно.
Спохватился:
– Ты ко мне приезжать будешь. Кой-когда. По большим праздникам.
– Не буду я к тебе приезжать, – сказал я с обидой. – Я себе свою куплю. Почище этой.
Изумился:
– Тебе-то на кой?..
Уязвил до слез.
Прибежал Сергей: гостинцами полны руки.
Белая рубаха под пиджаком. У воротничка уголки вместе. Волосы намочены и приглажены на сторону.
– Вот он я, мужики!
Сели. Помолчали. Стол оценили.
Канистра с пивом. Чугун с картошкой. Лук хрупчатый. Огурцы. Грибки – рыжики. Меду миска. Можно начинать.
– А пить из чего?
Огляделись.
– А из кринок.
Сдвинули. Разлили. Чмокнули в предвкушении.
– Это по какому же праву вы тут гуляете? – с угрозой спросил от порога дур-человек.
Был он теперь при шляпе. С топором. Глаз щурил официально. Для устрашения и солидности.
– Садитесь, – говорим. – Присоединяйтесь. Вот и вам кринка.
– Не нуждаемся, – говорит. – Избу чужую заняли и гуляют. Будет доложено куда надо.
– Петя, – по-доброму попросил Сергей. – Не лупись, Петя. Сядь лучше за стол, выпей с народом.
– У народа, – ответил оскорбленно, – крыши над головой нету. Народ от дожжей страдает.
И вышел из избы.
– Чтоб те дожжю, – пожелал Сергей, – да в толстую вожжу!
С тем и выпили.
Хорошее пиво, свежее, пахучее, хмельное: в городе такого нет. И картошечка не хуже: сочная, разваристая, с жирком да с парком, – на газу так не уварить. И огурчики малосольные. И грибочки хрустящие. И компания что надо.
– Медку покушайте.
Покушали и медку.
– Зря вы так, – сказал благодушно мой ублаженный друг. – Без крыши всякому плохо.
– Да я! – вскинулся Сергей. – Да с радостью! Всей деревне перекрывал! Лучше меня и плотника нету! Я тебе честно скажу: руки отпали, душа не лежит. Изба у него – гниль расщелястая, венцы сопрели, брус спарился, – на дрова раскатать, и только...
Огляделся, сказал мечтательно:
– Твою я бы покрыл... Хоть теперь.
– Не надо, – быстро сказал мой друг.
– Тебе не надо, – буркнуло за окном, – другим надо. Вот я на вас в милицию пожалуюсь. Приедут – заберут.
– Давай, – беспечно сказал Сергей. – Заодно и избу покроют.
Отошел с ворчанием.
Выпили по второй кринке.
В животах затяжелело, в головах полегчало.
– Петя, – позвали. – Приди, выкушай по-хорошему.
– Еще проверить надо, – ответил из невидимости, – откуда у вас деньги такие.
Топором по стене пристукнул.
Картошечка шла – лучше не надо. И огурцы с грибками: только подкладывай. Чмокали, хрустели, отхлебывали из кринок, получали удовольствие от жизни.
– Ой, – говорю, – смотрит!
Дур-человек прилип к окну, глядел страдательно на богатый стол, провожал взглядом каждый кусок.
– Обижаете, – сказал гордо и исчез снова.
Налили кринку до краев, навалили картошки в тарелку, открыли окно, поставили ему на подоконник, луковицу добавили.
– Не нуждаемся, – гордо сказали оттуда. – Задешево не купишь.
И кринка исчезла с окна.
Зачмокало, засосало с жадностью: теленком у пойла.
– Сергей, – сказал, отдуваясь, – пять тебе минут на сборы. Иначе хуже будет.
Картошка исчезла с окна. За ней луковица.
– Хуже не будет, – хвастливо сказал Сергей. – Хуже уже было. Меня немец поклевал из пулемета, – тебе, Петя, и не снилось.
– Слыхали, – сказал без почтения невидимый Петя, давясь обильной пищей. – Что было, то было. А за теперешнее ответишь. Нету такого права: народ без крыши держать.
И тогда Сергей побурел, встал во весь рост, снял пиджак, рубаху через голову потянул, шов показал страшный, глубокий, от бедра к плечу, как наискосок прострочено.
– Двадцать три пули, – сказал гордо. – Доктора не поверили. Всем госпиталем считали. Ну да я их тоже поклевал, фрицев этих, всласть из пулемета.
Сел к столу так, без рубахи.
– А не страшно было, – спросил мой друг, – людей убивать?
– Так я же не видал вблизи, – ответил обстоятельно. – Метров с восьмисот, не меньше. Как пойдешь строчить, они и лежат.
– И сколько их было?
– За войну-то? Да пару, пожалуй, сотен...
Мы дрогнули. Поглядели на него внимательно.
– Я рази хотел? – сказал он на это. – Чего он на меня бежал? Сидел бы себе дома, пиво пил, картошкой закусывал.. .
– Сергей! – вскрикнуло за окном. – Заосеняло! Мокреть развело! Как дома сидеть?..
И посуду на окно выставил за добавкой.
– Сделаю я тебе крышу, – сказал Сергей без удовольствия. – Зубы стисну – и сделаю.
– А когда стиснешь?
– Скоро уже. Дай пиво допить.
